Яков Киселев - Чекисты рассказывают. Книга 7-я
— Тогда приду помогать Толику безвозмездно, на благо отечества. Можно?
— Приходи.
Эдик оживился. Рассказал случай, как подзаработали в порту какие-то грузчики, получив от иностранцев по несколько пар джинсов.
Оксана увидела, как помрачнело лицо отца, и поторопилась выйти с чашками на кухню.
Шепелюк понял намерение «жениха».
— Что с тобой делать? Позвони через недельку.
Вечером, когда рабочий день уже закончился, в кабинете генерала раздался телефонный звонок. Алексей Иванович снял трубку
— Товарищ генерал, докладывает дежурный, майор Евдокимов. К вам пришел заявитель, товарищ Шепелюк Петр Филиппович.
— По какому вопросу?
— Говорит, что хочет лично вам изложить...
— Проводите ко мне.
— Есть.
Алексей Иванович усадил Шепелюка в кресло у письменного стола и спросил:
— Как там портовики справляются с планом?
— Наша бригада идет с превышением плана, а вот за весь порт затрудняюсь сказать. Хозяйство большое. Вагонов часто не хватает, краны простаивают.
— Я вас слушаю, Петр Филиппович.
— Не знаю, с чего и начать. В общем, так — на прошлой неделе ко мне домой напросился знакомый моей дочери Оксаны — Эдик, по фамилии Вартанов. Молодой парень, высокий, с усиками, одним словом — щеголь. Работает барменом в ресторане. Ну подумали мы с моей Варварой Федосеевной, зачем же он пришел. Стал я прислушиваться, куда гнет парень. Просился в бригаду ко мне, но оформляться на работу, как положено, не собирается. В бригаде работает его дружок Толя Красноштан. Из разговора с барменом я понял, что замышляют они какую-то операцию с джинсами или еще что-то. Я должен закрыть глаза на все, что они будут вытворять. Этого сделать я не могу, вот и пришел к вам.
— Петр Филиппович, а какие вы грузы обрабатываете?
— Грузим на иностранные суда пиломатериалы в лесном порту. Выгружаем что придется.
— А что собою представляют пиломатериалы?
— Доски, брусья, сложенные в большие пакеты. Кран подцепляет и прямо в трюм.
— Ну а если в обратном порядке — груз с борта на берег?
— Можно и так.
— Значит, можно и контрабанду в пакете сюда-туда переправлять?
— Мои хлопцы этим не занимаются, — твердо сказал Шепелюк.
— Я пытаюсь понять, что может сделать крановщик и Вартанов, поскольку он просил вас закрыть глаза. На что закрывать глаза?
Петр Филиппович понял генерала и согласился с ним — вполне возможно использовать груз для перемещения контрабанды.
— Скажите, Петр Филиппович, бывают случаи, когда, скажем, подняли на борт пакет досок, а он чем-то не понравился приемщику? Как с ним дальше поступают?
— Это редко бывает.
— Но бывает?
— Бывает. Значит, попался брак. Пакет с борта на берег. Крановщик это мигом сделает, но по команде.
Генерал пригласил Николая Васильевича и познакомил его с бригадиром, пересказал вкратце существо заявления.
— Петр Филиппович, спасибо вам, что пришли и рассказали. Мы займемся этим делом. Кстати, у вас есть на примете иностранное судно и моряки, которые могут привезти крупную контрабанду?
Петр Филиппович не колебался:
— «Амалия» под панамским флагом. На нем есть торгаши. Есть и другие, но на «Амалии» точно.
Судового врача Григория Павловича Аринина пригласили на беседу после того, как «Бейсуг» возвратился из рейса и в пароходстве стало известно о происшествии с радистом Чукриным.
Генерал и полковник внимательно слушали его неторопливый рассказ о Чукрине и Яше. Беседа затянулась. Потом контрразведчики проанализировали действия радиста, сопоставили с имевшейся у них информацией о провокации, о поведении Чукрина дома и за границей, его связях с местными фарцовщиками. Они уже знали, что Чукрин перед рейсом встречался с барменом Вартановым, а после рейса между ними разыгрался скандал, который грозил перерасти в драку, причем Вартанов требовал выплатить ему какую-то неустойку.
— Григорий Павлович, как, по-вашему, Чукрин способен на предательство? — спросил генерал.
Аринин после небольшой паузы заявил, что радист только пыжится, но он трус и склонен разве только к мелкой фарцовке.
— Полиция не смогла скрыть задержание Чукрина, — сказал Николай Васильевич, — а это большой прокол в задуманной провокации.
— Итак, что же нам остается? — рассуждал Алексей Иванович.
— Думаю, что Чукрин вам все расскажет, — сказал Аринин, — и ситуация прояснится. Он относится к тому типу людей, которые сначала сделают, а потом думают и ужасаются, что они натворили.
— Посоветуйте ему, Григорий Павлович, зайти к нам и обо всем чистосердечно рассказать.
— Хорошо.
— Это — первое. Второе — в рейс он не идет. К удовольствию капитана списался сам. Не исключено, что Фишман или кто-нибудь другой будут наводить о нем справки. Что случилось, почему остался дома? Если до этого дойдет, скажите — заболел. Выздоровеет — придет. Можете даже привет от него передать.
Прощаясь, генерал поблагодарил Аринина и попросил позвонить, если к нему наведается Чукрин.
— Так что у нас там есть о Фишмане? — спросил генерал Николая Васильевича после ухода Аринина.
— Фишман Яков Абрамович, — докладывал полковник, — до эмиграции из СССР в 1975 году в Израиль занимался фотографией на одесском рынке.
Подрабатывал еще в оркестре на похоронах, играя на трубе, случалось, заменял и барабанщика. Оркестр состоял из четырех человек. Двоих удалось разыскать и побеседовать. Главным занятием Фишмана была спекуляция дефицитными товарами, которые он доставал на базах.
В 1971 году судим по статье 154 УК РСФСР за спекуляцию. Возвратившись из заключения, нашел каких-то родственников в Израиле, они прислали ему вызов, и он уехал к ним. В Израиле долго не задержался, жил в Канаде и Штатах, но обосновался в Италии, открыл свою лавочку поблизости от порта.
Охотно вступает в контакт с советскими моряками, стараясь показать себя своим человеком, угодлив и назойлив. По-прежнему увлекается фотографией. Любит прихвастнуть своей материальной обеспеченностью, располагает деньгами.
Специализируется в основном на скупке советской валюты.
Давно установлено — все владельцы так называемых «русских» магазинов, которые в последние годы растут как грибы на Западе, не только скупают советскую валюту по курсу «черного рынка», но и пытаются выуживать у советских моряков, вроде Чукрина, различные сведения шпионского характера, занимаются изучением наших граждан, посещающих эти лавочки, организуют провокации и наводят разведки на клиентов, замешанных в спекулятивных сделках за рубежом.
— Николай Васильевич, а на какой улице живет Чукрин? — вспомнил генерал незаконченный разговор.
— На той самой, Алексей Иванович.
— Ну вот, круг и замкнулся. Значит, не случайно они фотографировали улицу.
— Его дом попал на фотографию. Такой невзрачный весь опутан виноградом, и окон не видать.
— Так, им нужен не дом, а радист Чукрин. Значит они знают его адрес. Все это следует учитывать в дальнейшей работе.
Чукрин списался на берег, устроился работать в дом отдыха «Горный ручей». Ему хотелось затеряться, чтобы его никто не нашел.
Жене объяснял смену работы тем, что сердце пошаливает, надоело болтаться в море, жаль надолго расставаться с семьей и со стариками.
Она выслушала, но не поверила, а жалобы мужа на здоровье натолкнули Анну на мысль поговорить с судовым врачом.
Аринин не мог сказать Анне, почему ее муж списался с судна. Беседа с врачом не удовлетворила Анну, и она пошла к капитану. Тот сказал, что Чукрин подал заявление с просьбой о списании его на берег по причине ухудшения состояния здоровья и он удовлетворил его желание.
Домой она не шла, а бежала, но Чукрин еще не приходил с работы. Анна не стала готовить ужин. Сидела и хмуро ждала его возвращения.
— В забегаловке был? — спросила она, как только муж переступил порог кухни.
— Что ты? На работе малость задержался.
— За что тебя списали с судна?
— Я уже говорил тебе.
— Не верю. Я была у капитана и врача.
Чукрин чертыхнулся, но рассказывать жене, что с ним произошло, он побоялся.
— Люди на суда просятся, — причитала жена, — а тебя списали. Нашел себе работенку — крутить пластинки. Врач сказал, что у тебя все в порядке. Чего тебе дома сидеть? Сходи к нему, приглашал.
Она привыкла к тому, что муж надолго уходил в море. Для нее было непривычным его пребывание дома, это ее связывало по рукам и ногам. Совсем немного прошло с того дня, как он жил на берегу, но ее это ужасно раздражало.
Каждый раз, возвращаясь из рейса, Рамони шел в капитанерию, где его ожидали сержант и американец. Рамони знал, что небрежно развалившийся перед ним в кресле американец Фрэнк — кадровый сотрудник РУМО[6], ведомства, которому подчинены все военные атташе, работавшие за рубежом. У Рамони он вызывал раздражение не только своей бесцеремонностью и плохо скрываемым пренебрежением к итальянцам, но и тем, что беспрерывно жевал резинку.
