«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович

Впоследствии, когда Каменев был уже инспектором Губчека, к нему по служебным делам зашли старые участники анархистского движения: председатель местной социалистической инспекции Александрович (тот самый Александрович, который вскоре возглавит Одесский губревтрибунал) – издаваемую им газету «Моряк» Каменев распространял в 1910 году – и братья Бекманы. Чекист спросил их, знали ли они до революции вышеуказанных граждан, и те ответили отрицательно. Впрочем, и сам Каменев, в 1913–1917 годах состоявший в группе анархо-коммунистов, по его словам, ничего о Броуне и Мильмане не знал.

Каменев отмечал, что в августе 1919 года Ракитин остался в Одессе, а после возвращения советской власти стал заведующим юридическим отделом исполкома. Тогда-то он, пользуясь своим служебным положением, выдал главарю разбойников-бандитов Мееру-Гершу Суконнику удостоверение о том, что того никто не имеет права арестовывать. «Пользуясь таким случаем, – продолжал бывший чекист, – Суконник натворил немало дел советскому строительству, после чего был объявлен Чрезкомиссией вне закона».

Далее Каменев рассказал, что в июне 1920 года, когда он был начальником адморгчасти Особого отдела Юго-Западного фронта, в отдел был приведен под конвоем Мильман, занимавший должность начальника Харьковской губмилиции под фамилией Рашеев. По слухам, арестовал его за преступные деяния сам Раковский. (Христиан Раковский в это время был не только предсовнаркома Украины, но и с февраля по май 1920 года возглавлял республиканский НКВД, то есть являлся начальником Александра Мильмана.) Однако через несколько дней он был взят на поруки секретарем Харьковского губкома А. Верхотурским, после чего для искупления вины был отправлен на фронт, где пробыл инструктором Трудовой армии, а затем вернулся в Харьков и стал помощником губвоенкома.

После рассказа о Броуне и Мильмане Каменев перешел к своему бывшему начальнику Борису Северному. О нем он написал, что это сын состоятельных родителей по фамилии Юзефович, который в 1918 году был правым эсером. (Последнее явно не соответствовало действительности.) Будучи непосредственным начальником Каменева, он неоднократно предлагал тому делать смягчающие резолюции на делах, но тот поступал так, «как подсказывала революционная совесть». Северный же, по мнению Каменева, совершал деяния, характерные для врага советской власти во время Гражданской войны. Это, по его мнению, выразилось в необоснованном освобождении следующих лиц:

1) Крупенский (отпущен дважды) – брат члена Госдумы, бессарабский помещик, начальник снабжения Добровольческой армии;

2) Шнейдер – харьковский помещик, петроградский присяжный поверенный, бежавший во время переворота 1917 года, «известный инквизитор крестьян» – был освобожден, несмотря на обилие следственного материала, как выяснилось впоследствии, за взятку в 50 тыс. рублей, и лишь по протесту Каменева был вторично арестован, но отступление из города помешало выяснить, кому именно она предназначалась.

3) Санценбахер, известная актриса и польский гражданин, фамилию которого он запамятовал, арестованные в присутствии Каменева французским матросом Мишелем и чекистским сексотом Сашей во время агитации среди оставшихся моряков Франции на родном языке последних. Северный отпустил этих двух под поручительство грузинского консула (фамилию он не называет, но из других источников известно, что она была – Ушверидзе), несмотря на опасения Каменева, что доверять тому нельзя, и который потом, при белых, опубликовал в газетах номера документов, по которым подпольные большевистские работники выехали за пределы республики;

4) Корнелли – агент французской контрразведки, отданный на поруки своему отцу и впоследствии скрывшийся;

5) Савицкий – чиновник особых поручений при градоначальнике Сосновском, известный взяточник и содержатель домов терпимости;

6) Билим – омский тюремный инспектор, подавлявший в 1907 году восстание, за что имел орден. После наложения резолюции о необходимости расстрела Каменев был вызван к Северному, который потребовал ее изменить и спасти жизнь человеку. Каменев отказался это сделать, так как «вышеупомянутый палач заслужил высшей меры наказания» [367].

Относительно последнего фигуранта автор заявления позднее писал, что поначалу тот был освобожден, однако Каменев добился повторного ареста, на сей раз – по решению исполкома, после чего Билима расстреляли. Когда Северный узнал, что инициатором повторного ареста был Каменев, то потребовал от него, чтобы он больше так не поступал. Крупенский, согласно последующим показаниям Каменева, был арестован как руководитель продовольственных органов Добровольческой армии и обвинен в белогвардейском шпионаже. Однако Северный его освободил. И только по распоряжению Каменева Крупенский был вторично арестован, а по постановлению коллегии Губчека расстрелян. Что же касается француза Корнелли (или Корнеля?), то, по словам Каменева, ведущего по нему следствие, Северный спросил, можно ли того освободить, на что получил ответ, что обвинение серьезное и почти доказанное. Тогда Северный просто забрал дело, и француза освободили [368]. Хотелось бы обратить внимание также на личность Шрейдера. К. Алинин в конце своих воспоминаний упоминает о расстрелянном за две недели до ухода большевиков присяжном поверенном Шрайдере [369] – похоже, это одно и то же лицо.

Поясняя вышеуказанное, Каменев заявлял, что Северный служил заступником классовых врагов советского строя, в то время как «малосознательные крестьяне и рабочие сидели без допроса и следствия». Упоминая о Вальгоцевском (правильно – Волегоцуловском, часто писалось – Волегоцеловском, но везде в деле фигурирует именно первое указанное название волости Ананьевского уезда) деле, о котором мы расскажем позднее, он писал, что «волосы дыбом становятся от того, что Северный хотел проделать с беззащитным крестьянством» [370].

Каменев указывал, что «такие чекисты, как Северный и Арнольд, чувствуя скорый отход сов. власти из Украины, подготовляли себе почву, чтобы остаться невредимыми, освобождали сплошь и рядом каэров» [371]. В доказательство своих слов Каменев апеллировал к белогвардейской печати в Одессе, «где Северный рисовался как один из некровожадных и честных (и это тоже его компрометирует?! – O. K.)», а также к родному брату Арнольда Западному (похоже, между двумя братьями-чекистами отношения в то время были натянутыми).

За две недели до ухода советской власти из Одессы, рассказывал далее Каменев, Северный был снят с работы в ЧК и очутился в Социалистической инспекции вроде бы председателем. Там же, по его словам, оказался и Арнольд. В это же время Ракитин – заведующий отделом управления исполкома, – пользуясь положением и связями, являлся в ЧК, носил лекарства арестованным, делал строгие распоряжения об освобождении разных лиц. Встретив Каменева, он просил передать арестованному помещику Келлеру, чтобы тот не беспокоился, так как будет освобожден, – ранее жена Келлера ходила к Северному домой и предлагала взятку. После ухода Красной армии в августе Северный скрывался, после прихода добровольцев был арестован и освобожден, появились статьи в Одессе контрреволюционеров, которые положительно писали о нем [372].

Каменев упомянул еще об одном характерном поступке Северного уже в качестве руководителя инспекции: