Максим Шраер - Бунин и Набоков. История соперничества
Второй раз я увидела его <первый раз был на обеде у А. Н. Толстого 20/8 апреля 1920 г.> в салоне отеля Sts. Pères. Он приехал пригласить нас к завтраку к его другу, у которого он остановился, к Влад<имиру> Николаевичу Аргутинскому.
Удивила меня та простота и свобода, с которой он говорил со мной несколько минут. Это была простота русского аристократа, редкая у петербуржца.
– Владимир Николаевич Аргутинский очень оригинальный человек, он будет счастлив с Вами познакомиться, – повторил он несколько раз при прощании.
Завтрак у князя Аргутинского был накрыт без скатерти прямо на столе красного дерева в его кабинете, наполненном редкими по художественной ценности вещами[34].
Через неделю после встречи с Буниными отец Набокова вернулся из Парижа в Лондон. Летом 1920 года Набоковы переехали в Берлин. 3 августа 1920 года отец Набокова писал Бунину в Париж по поводу общих издательских дел. Письмо отправлено с адреса в Грюневальде, где в то время селились русские эмигранты. В конце 1930-х годов этот район Берлина будет воспет Набоковым в романе «Дар».
<3 августа 1920 г. Берлин>.
Berlin-Grunewald, Egerstrasse, 1.
Глубокоуважаемый Иван Алексеевич,
И. В. Гессен писал вдове Л. Н. Андреева, запрашивая ее о том, на каких условиях она согласна разрешить печатание отрывков дневника. К сожалению, он до сих пор не получил от нее ответа. Как Вы знаете, рукопись попала в мои руки случайно, я получил ее от Н. К. Рериха, и ни он, ни я не имеем права ею располагать без согласия вдовы. Придется вторично ее запросить, причем мы спросим и насчет сборника[35]. Сделаем мы это немедленно – если можно, по телеграфу, – и ответ сообщим Вам безотлагательно.
Душевно Вам преданный Влад. Набоков[36]В декабре 1920 года В. Д. Набоков в одном из писем, словно между прочим интересуется мнением Бунина о стихотворении молодого Владимира Набокова «Лес», опубликованном в редактируемой В. Д. Набоковым берлинской газете «Руль»:
Berlin-Grunewald, Egerstrasse, 1.
12 декабря 1920
Дорогой Иван Алексеевич,
мне хочется поблагодарить Вас за то огромное художественное наслаждение, которое Вы доставили мне и всем читателям «Руля» Вашими несравненными стихами[37]. Конечно, только Вы могли их написать. И в эти мрачные дни, полные печали и отчаяния <по-видимому речь идет о поражении войск Врангеля в Крыму в ноябре 1920 году>, вдруг – такой луч чистой красоты, такой образец бесподобного, законченного совершенства, – такое ожерелье жемчужин, играющих всеми цветами радуги… Это – радость, большая, редкая, забытая. Спасибо Вам за нее.
Мы употребили все усилия, чтобы достойно «воплотить» эту красоту. Во избежание несносных переносов, мы печатали «Восток» в два столбца и так же поступим с тремя еще оставшимися. Сразу дать все это богатство мы не хотели. Надеюсь, шрифт Вам понравится: мы долго его выбирали и даже почти что вывели из терпения управляющего типографией немца, которому пришлось поэтому объяснить, что печатаются стихи первого из живущих русских поэтов. Опечаток нет и в общем вышло неплохо.
Если Вам попались в «Руле» стихи моего сына (подпись «Cantab.»), черкните мне Ваше мнение о них.
Крепко жму Вашу руку.
Душевно ВашВлад. Набоков[38]Под псевдонимом Cantab (сокращенно от Cantabrigiensis – кембриджский), как называли выпускников Кембриджского университета, в «Руле» в ноябре-декабре 1920 года были напечатаны стихотворения Набокова «Лес» и «Возвращение»[39]. Как известно, В. Д. Набоков очень гордился литературной деятельностью сына и говорил об этом уже при первой встрече с Буниными 20 апреля 1920 года. В дневниковой записи за 21 апреля 1920 года Вера Бунина отмечает, по-видимому, со слов В. Д. Набокова: «Сын Набокова, поэт и писатель, очень не любит Достоевского»[40]. В записи о более поздней встрече, судя по всему, в июне 1921 г., Бунина пишет:
А потом опять встреча на улице François I (у Аргутинского). <…> Он <В. Д. Набоков> утомлен, и разговор переходит на его детей:
– Дочь моя очень возмущается Вами, Иван Алексеевич, Вашими статьями относительно русского народа. <…> А сын напротив – большой Ваш почитатель.
Ян <домашнее имя Бунина> спросил о сыне.
Набоков весь преобразился:
– Он сын замечательный, редко заботливый, добрый. Вот только не понимаю: откуда у него талант? – сказал он с неподдельной наивностью, точно чувствуя в нем высшее существо.
– Да, может быть, и в Вас есть зачаток этого дара, – заметила я.
– Ах нет, что Вы, во мне ни капли нет этого… Он, когда пишет, то весь преобразовывается. Я как-то застал его ночью и не узнал – горящие глаза, волосы всклокочены… А как, Иван Алексеевич, Вы находите его?
– Я боюсь всегда предсказывать, но мне чуется, из него выйдет настоящий писатель. Только зачем это он подписывается Сирин, имея такую прекрасную фамилию.
– Да, уж не знаю, – сказал он задумчиво[41].
Бунин послал В. Д. Набокову в подарок экземпляр своего недавно опубликованного сборника рассказов «Господин из Сан-Франциско» (1920), в который вошли некоторые из его лучших дореволюционных стихов и рассказов. Как можно заключить из письма В. Д. Набокова от 19 февраля 1921 года, Бунин благосклонно отозвался о стихах Набокова. Это, в свою очередь, позволило В. Д. Набокову вложить в следующее письмо Бунину вырезку из рождественского номера газеты «Руль» за 1921 год с тремя стихотворениями сына («Видение Иосифа», «Крестоносцы» и «Павлины») и рассказом «Нечисть», на этот раз подписанными псевдонимом «Влад. Сирин». (В. Сирин оставался основным литературным псевдонимом Набокова вплоть до переезда в США в 1940-м.) Отец молодого писателя также спрашивал позволения прислать Бунину стихи сына[42] и предположил опубликовать их в новом парижском еженедельнике при участии Бунина и Куприна. За этим последовало еще одно письмо В. Д. Набокова Бунину, датированное 19 февраля 1921 года:
Berlin-Grunewald. Egerstrasse, 1.
19 февр<аля> 1921
Дорогой Иван Алексеевич,
только теперь я могу написать Вам и поблагодарить Вас за милое письмо Ваше и за книжку и надпись на ней[43]. Я болел инфлюэнцей, осложнившейся катаральным воспалением легкого, – провалялся 4 недели в кровати и только с неделю начал вставать…
Ваша книга доставила мне безмерную радость. Двух рассказов («Клаша» и «Легкое дыхание») я совсем не знал, прочел их и перечитал все другие с глубоким наслаждением. Стихов также много было для меня новых. Словом, Вы мне доставили истинную радость, спасибо Вам от сердца: я поневоле повторяюсь в выражении своих чувств…
Ваш отзыв о стихах сына мне также было радостно прочесть и передать ему. Не знаю, попались ли Вам напечатанные в рождественском номере «Руля» его стихи и рассказец, подписанные новым и уже окончательным псевдонимом. Позвольте их приложить[44]. Из газет я вижу, что при Вашем участии начинает выходить литературный еженедельник в Париже. Если прилагаемые стихи укрепят в Вас благоприятное мнение Ваше, можно ли будет послать Вам на выбор десяток-другой стихов, с просьбой «рекомендовать» их А. И. Куприну?
Сегодня у меня собираются члены нашей партии для обсуждения вопросов, содержащихся в письме инициативной парижской организации, членом которой Вы состоите[45]. Дело это очень затянулось также из-за моей болезни.
Когда Вы нам пошлете новые стихи или прозу для «Руля»? Мы очень ждем[46].
Душевно Ваш Влад. Набоков[47]Это предыстория, а сама история начинается 18 марта 1921 года. Владимир Набоков пишет Бунину свое первое письмо, в котором слышны отголоски писем В. Д. Набокова к Бунину. Набоков, в то время еще кембриджский студент, обращается к Бунину как к мэтру:
18-III-21 Grunewald 1 Egerstrasse.
Многоуважаемый Иван Алексеевич,
посылаю вам несколько – наудачу выбранных – стихотворений и пользуюсь случаем сказать вам, как ободрило меня то, что писали вы о моем робком творчестве, – тем более, что хорошие слова эти исходят именно от вас – единственного писателя, который в наш кощунственный и косноязычный век спокойно служит прекрасному, чуя прекрасное во всем, – в проявлениях духа человеческого и в узоре лиловой тени на мокром песке[48], – причем несравненны чистота, глубина, яркость каждой строки его, каждого стиха.
Простите, что так неладно выражаюсь: это так же трудно, как признанье в любви – давнишней любви.
