Джеймс Веллард - Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес
Итак, Клавдий Рич, владевший восточными языками и интересующийся забытыми цивилизациями Среднего Востока, оказавшись на отдаленном рубеже Британской империи, принялся за исследования. Будучи «самым могущественным человеком в Багдаде», он проводил их с соответствующим размахом, что можно видеть на примере записи в его дневнике от 9 декабря 1811 г.:
«Выехал этим утром в экспедицию с целью посетить остатки древнего Вавилона, в сопровождении миссис Рич, мистера Хайна и нескольких друзей. Наш эскорт состоял из моего отряда гусар, легкой пушки, хавильдара и двенадцати сипаев, около семидесяти мулов с поклажей, мехмандара паши и человека шейха джирбахских арабов».[6]
Таким образом, мистер Рич и его друзья были не только надежно защищены от нападения, но и имели достаточно провизии, чтобы на протяжении всего пути устраивать пикники. Через неделю после выезда, 17 декабря, погода была слишком ветреной для зарисовок, и компания решила раскопать один из холмов, где, судя по слухам, охотники за кирпичами нашли скелет. Именно сообщение о скелете и пробудило энтузиазм и любопытство археологов-любителей.
Клавдий Рич и его товарищи выдали местным рабочим кирки и лопаты, и те послушно рыли яму, углубляясь в холм и разбрасывая по сторонам кирпичи и глиняные таблички, пока не нашли нечто, что, по их мнению, могло заинтересовать хозяев. Это оказалось подземное помещение с саркофагом у стены.
«Я находился рядом и наблюдал за ними при свете маршалла (факела), пока они копали, стоя на лестнице. Они могли вытаскивать только кусок за куском; иногда кости поднимали вместе с обломком гроба. Я не мог найти ни черепа, ни собрать целый скелет. Прокопав немного глубже, мы обнаружили кости ребенка…»
Легко представить себе всю сцену: разрушение стены семейной гробницы, выкрики рабочих, передающих очередную порцию костей англичанину, их попытки найти что-то ценное для него… И в результате останки давно скончавшихся вавилонян отшвыриваются прочь, как не представляющие ценности, – отшвыриваются, возможно, вместе с надписями, которые могли бы рассказать нам об этих людях. Таковы были первые шаги археологии в Месопотамии.
Но Клавдий Рич компенсировал это невольное проявление вандализма тем, что отослал в Европу тщательное описание окрестностей Багдада вместе с картами, планами холмов и набросками руин и опубликовал научный доклад в венском журнале. Итак, этот молодой и талантливый английский путешественник и исследователь, не имевший почти никакого представления о том, что известно любому современному археологу, пробудил общемировой интерес к Вавилону, и его по праву можно назвать пионером ассириологии.
Одним из последствий его деятельности стал поток джентльменов-путешественников, направляющихся в эту волнующую воображение, загадочную страну «Тысячи и одной ночи». Среди тех, кто посетил Багдад, насладился щедрым гостеприимством генерального консула и повидал развалины Вавилона и Ниневии, был художник сэр Роберт Кер Портер, и именно благодаря его зарисовкам исчезнувшие города Месопотамии вновь предстали во всем своем блеске и великолепии для широкого обозрения после долгих веков забвения. «Путешествия» сэра Роберта, опубликованные в 1821 г., представляют собой превосходный пример тех прекрасно отпечатанных и иллюстрированных журналов, с помощью которых исследователи XIX в. старались пленить воображение публики. К концу Викторианской эпохи подобные издания выходили тысячами, и хотя большинство из них были вполне банальными, все же широкая публика получила возможность ознакомиться с миром, еще не подвергшимся западному влиянию и сохранившим свою самобытность. Ведь в то время, когда Роберт Кер Портер путешествовал по Грузии, Персии, Армении и Вавилонии в 1817—1820 гг., единственным средством передвижения в этих странах были лошади или ноги самого путешественника. Такой неспешный способ передвижения, похоже, определил стиль и даже формат его книги и книг его современников. Произведение сэра Роберта представляет собой труд в 1600 страниц с весьма немногочисленными витиеватыми сентенциями или скучными моральными рассуждениями, которые мы вынуждены терпеть у более поздних викторианских авторов. Портер писал о местах, которые посетило не более нескольких десятков европейцев, но которыми интересовались десятки тысяч, не имевшие возможности поехать туда, – о горе Арарат, Исфахане, Ширазе, Персеполе, Багдаде, Вавилоне, Ниневии, а также обо всех интересных людях и вещах, которые встречались ему по дороге. Его книгу иллюстрируют десятки карт, планов, набросков, портретов и первые тщательно выполненные копии клинописных надписей. Эта книга написана человеком, чья страсть к путешествиям привела его в Санкт-Петербург, где он писал картины при дворе русского царя; затем он проявил себя при дворе эксцентричного шведского короля Густава IV; побывал в Финляндии и Германии, а после и в Испании вместе с сэром Джоном Муром, где стал свидетелем его смерти в Корунне. После этого он возвратился в Россию и женился на русской княгине. Но на этом путешествия Портера не закончились, ибо после публикации «Путешествий по Грузии» его назначили британским консулом в венесуэльском Каракасе, где он «стал известен благодаря своему гостеприимству». О степени его гостеприимства можно судить по тому беспорядку, в котором пребывали его дела к моменту смерти, наступившей летним вечером в Санкт-Петербурге, когда он в дрожках возвращался с прощальной встречи с царем Александром I.
Основное значение людей, подобных Клавдию Ричу, Джеймсу Силку Бэкингему и сэру Роберту Керу Портеру, для научного мира в целом и для ассириологии в частности состоит в том, что они своим энтузиазмом, книгами и рисунками пробудили интерес широкой публики. Богатые и влиятельные персоны отныне считали своим долгом покровительствовать молодым путешественникам, готовым претерпевать опасности и лишения ради возможности приступить к раскопкам в Месопотамии, ибо профессионально организованные научные экспедиции, подобные современным, были неизвестны в Викторианскую эпоху. И действительно, вся работа в ассиро-вавилонских холмах на протяжении всего XIX столетия была выполнена одиночками-исследователями, ярким представителем которых был англичанин Остин Генри Лэйярд.
Глава 3
Лэйярд в Вавилонии
Остин Генри Лэйярд, подобно Клавдию Джеймсу Ричу, сэру Роберту Керу Портеру и многим другим молодым английским джентльменам того времени, начал свою карьеру «солдатом удачи»; денег у него было ровно столько, чтобы позволить себе посетить экзотические места. Он начал свои странствования с того, что оставил скучную контору своего дяди-адвоката в Лондоне и вышел на широкую дорогу – дорогу, которая в конечном итоге привела его в Индию. Его маршрут и манера путешествовать мало чем отличались от маршрутов и характера странствий современных молодых людей, искавших приключений за пределами западного мира со всеми его правилами и условностями. Но в середине XIX в. путешественник подвергался гораздо большим опасностям, чем в наши дни, хотя и вознаграждался более достойно. Лэйярду повезло. Когда у него в Турции закончились деньги, он сумел убедить сэра Стратфорда Кэннинга, британского посла в Константинополе, нанять его для выполнения тайных поручений – в те дни это означало странствовать в костюме местного жителя или паломника и собирать по крохам слухи, помогавшие дипломатическим представителям отправлять впечатляющие отчеты в министерство иностранных дел Великобритании. Шпионаж в современном смысле слова тогда еще не был изобретен. Агент вроде Генри Лэйярда не мог полагаться ни на что, кроме знания местного языка и хорошую физическую форму. Военные секреты этого региона, конечно, не представляли особой важности. Интрига же привносила в жизнь на Востоке дополнительную остроту, как видно из следующего эпизода. Как вспоминает Лэйярд в своей автобиографии, это произошло в Константинополе в 1843 г. – Лэйярду тогда было двадцать шесть лет.
Однажды он плыл по Босфору в турецком каике вместе с другим молодым дипломатом по имени Элисон и увидел неких дам в ярких плащах и плотных накидках, садившихся в восьмивесельный баркас, пришвартованный к одному из императорских причалов. Лэйярд с Элисоном остановились посмотреть на них, и дамы, конечно, тоже их заметили. Одна из них приспустила накидку и показала лицо, которое Лэйярд описывает как «исключительно миловидное». Более того, эта прекрасная особа подала знак молодому английскому джентльмену, предлагая ему следовать за собой. Но лодочник стал отказываться плыть за баркасом, тем более что в тот момент на волнах показался какой-то труп – по его мнению, это было зловещим предзнаменованием. На этот раз Лэйярду не представилось возможности поговорить с загадочной дамой и узнать, что у нее на уме. На следующее утро дом Элисона посетила женщина в плотной накидке и, отказавшись назвать имя своей госпожи, сообщила двум дипломатам, где обитает «исключительно миловидная» дама. Их приглашали на тайное свидание. Приятели понимали, что такое приключение связано с опасностью, но воспоминание о красоте дамы заставило их принять приглашение, и они отправились в «Священный квартал», где жила незнакомка. Пройдя по названным им улицам, мимо сада, они оказались в помещении, где на диване без всякой накидки возлежала хозяйка. «Тот краткий миг, на который она позволила нам взглянуть на ее лицо, не обманул нас, – пишет Лэйярд, – ибо она была молода, необычайно красива, с большими миндалевидными глазами, тонкими правильными чертами и великолепным цветом лица. Очевидно, в ней смешалась турецкая и черкесская кровь. Ее окружал целый выводок хорошеньких девушек».
