Джеймс Веллард - Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес
Повествование Элдреда о своих похождениях особо занимательно: ведь он увидел Средний Восток в расцвете торговой славы великих караванов, идущих из Индии, и сам в Багдаде присоединился к направляющемуся в Алеппо через Сирийскую пустыню каравану в четыре тысячи верблюдов, навьюченных пряностями и другими богатыми товарами. Но особенный интерес для нас представляет его рассказ о руинах Вавилона, которые он называет «старинной башней Вавилона». Судя по воспоминаниям Элдреда, он видел ее «множество раз», пересекая равнину от Евфрата до Тигра; но теперь-то мы знаем, что это были развалины касситского города Акар-Куф, зиккурат которого до сих пор остается одной из туристических достопримечательностей Ирака. Некролог на надгробной плите Элдреда в церкви Грейт-Саксема, графство Суффолк, выдержан в более осторожных тонах; если он и не видел развалин самого Вавилона, то уж точно побывал в Вавилонии, как и сообщает нам следующее четверостишие:
В земле, что зовется Святой, побывал я,
И землю, где был Вавилон, повидал я;
Немало святых я встречал на пути,
Но жаждало сердце Христа обрести.[4]
Но вот эпоха случайных путешественников, таких, как рабби Вениамин, Леонард Раувольф и Джон Элдред, миновала. Мистицизм Средневековья уступал дорогу скептицизму Века Разума. И в уединении своих библиотек и кабинетов ученые стали задаваться вопросами о реальной роли Вавилона в истории Древнего мира. Эти поиски заставили их усомниться даже в правоте Библии, которая до тех пор считалась основным источником информации о легендарной империи. Правдиво ли повествование Ветхого Завета о том, что Вавилон и Ниневия были разрушены вследствие Божьего гнева из-за их порочности? Другими словами, люди интеллектуального уровня Вольтера, Руссо и Гиббона не разделяли теоцентрический взгляд на историю. Холодный критицизм этих новых философов, в особенности деистов, непосредственно повлиял на историческую науку, поскольку они ставили под сомнение роль религии, божественное право королей и даже саму природу божества. И подобно тому, как астрономы осмелились утверждать, что Земля – это вовсе не центр мироздания, историки заявили, что Библия больше не является неоспоримым источником всего знания, это всего лишь одна из записей в обширных анналах человечества.
Таков был новый «научный» подход Карстена Нибура и его коллег, которых король Дании Фредерик V отправил исследовать Египет, Аравию и Сирию. Эти ученые руководствовались фактами, а не легендами. Когда Нибур обнаружил в окрестностях великих холмов близ Хиллаха на Евфрате множество кирпичей с надписями, то пришел к выводу, что это остатки одного из великих вавилонских городов. А возможно, и самого Вавилона – ведь он уже опознал место Ниневии у Тигра, близ современного города Мосула! Нибур, лишенный помощи и общества коллег, которые болели в течение всего года, не смог обследовать участок Хиллаха. И тогда он, что характерно для XVIII в., призвал товарищей-ученых продолжить его начинание.
Этот призыв не остался без ответа – в 1771 г. французский ученый, астроном Жозеф Бошан, монах бенедиктинского ордена, посетил холм Хиллаха, к которому было приковано внимание Нибура, а также еще один холм под названием Эль-Каср («Замок»). Именно под этим холмом в 1899—1912 гг. немецкий археолог Роберт Кольдевей сделал величайшие находки. В своих письмах французским коллегам аббат Бошан заложил основы новой науки, которую впоследствии назвали ассириологией, – науки, занимающейся изучением ассиро-вавилонско-шумерской цивилизации. Нанятые аббатом рабочие для раскопок кирпичей в холме Хиллаха сообщили ему, что обнаружили большие, толстые стены и комнаты, в которых находились глиняные сосуды, гравированные мраморные плиты и бронзовые статуи. Одна из комнат была украшена изображениями фигур коров на глазурованных кирпичах (по всей видимости, напоминающих изображения быков, выполненных в технике эмали, которых позже обнаружил Кольдевей вдоль Дороги процессий); на других кирпичах, как говорили рабочие, были изображения львов, солнца, луны и т. п. Все эти замечательные находки были отброшены как ненужные, так как рабочие искали только твердые обожженные кирпичи. (Такие кирпичи выкапывали еще с римских времен, и, когда в 1899 г. здесь появился Кольдевей, он узнал, что за последние двадцать лет строители, сооружавшие плотину, растащили немало кирпичей из холма Эль-Каср и продолжали добывать их, пока он раскапывал «Вавилонскую башню».) К счастью для последующих поколений, глиняные и бронзовые статуи и цилиндрические печати с надписями казались им бесполезными и они выбрасывали их в кучи мусора. По всей видимости, их невежество повлияло на мнение аббата де Бошана, и он написал, что не пытается приобрести подобные цилиндры, «поскольку мне сказали, что их там много, что вряд ли какие-то из них представляют особую ценность».
Однако ученые в Европе не разделяли такого мнения – в частности, историки, которые желали получить важные исторические свидетельства, не имея возможности собственными глазами увидеть «книги вавилонян». Англичане, накануне золотого века своей интеллектуальной и имперской экспансии, особенно страстно пытались приобрести эти цилиндры, а также камни с надписями, всячески стараясь претворить это желание в жизнь в манере, характерной для последнего десятилетия XVIII в. В частности, генеральный директор Ост-Индской компании, «будучи информирован о том, что возле города Хиллаха на Евфрате находятся остатки очень большого и великолепного города, предположительно Вавилона», приказал своим представителям в Басре на берегу Персидского залива приобрести образцы вавилонских кирпичей с надписями и отослать их в Лондон. Эти образцы прибыли в начале 1801 г., и с этого момента началось систематическое изучение вавилонской истории.
Такое бурное развитие новой науки возникло во многом благодаря интересу, вызванному публикацией небольшой книги Иосифа Хагера «Диссертация о недавно открытых вавилонских надписях». Доктор Хагер был типичным представителем новой Европы: либералом, интернационалистом, гражданином мира. Он родился в Германии, обучался в Вене, путешествовал по всей Европе, писал и свободно говорил на немецком, французском, итальянском и английском, а затем решил изучать китайский язык. Типичными для того времени были и его интеллектуальные баталии с коллегами, из-за которых он вынужден был оставить пост в Национальной библиотеке и покинуть Париж. В 1790-х и 1800-х годах вопросы науки обсуждались столь же серьезно, как в наши дни политические дела. Пожалуй, вопросы гуманитарных наук в то время на шкале человеческих ценностей занимали даже более высокое место, чем политика, так что свободному обмену знаниями не могли помешать даже войны.
В такой воодушевляющей атмосфере интеллектуальной свободы теория Хагера о том, что вавилонский язык и забытая цивилизация ждут своего нового открытия, быстро преодолела все границы и нашла признание в университетах и академиях всех европейских стран. Ученый доктор с превосходным знанием языков смог указать три важные особенности, необходимые для дешифровки языка, на котором никто еще не мог прочитать ни слова.
1. Знаки в виде стрелочек или клиньев (сейчас вавилонскую письменность называют клинописью) представляют собой письменные знаки, а не орнамент или изображения цветов, как ранее предполагали некоторые ученые.
2. Эти знаки использовались не только в Персии, но и в Вавилоне, культура которого предшествовала культуре Персии.
3. Их следует читать горизонтально и слева направо. Именно благодаря этим кратким заметкам и был позже дешифрован загадочный язык потерянной цивилизации. А после того, как было положено начало чтению надписей, поиск самой Вавилонии, ее городов и остатков ее памятников стал одной из целей великих исследований XIX в.
Глава 2
Копатели
Можно сказать, что как наука ассириология возникла в начале XIX в., когда ученые в Европе принялись за трудную задачу расшифровки клинописи, в то время как их более практически настроенные коллеги стали измерять и наносить на карты холмы – предполагаемые места развалин Вавилона и Ниневии. Эти люди, пионером среди которых был Клавдий Рич, подготовили почву для последующего типа исследователей, называвших себя «копателями» – довольно точное определение для тех, кто не принадлежал к клану опытных профессиональных археологов. Копатели, в отличие от академически образованных специалистов, были особой породой людей, которая могла возникнуть только в специфических условиях первой половины XIX в. Ибо подобно тому, как интеллектуальная революция, вдохновленная трудами Вольтера и Гиббона, привела к освобождению человеческих умов от предрассудков и предубеждений, американская и французская революции, похоже, высвободили необыкновенный поток энергии, которому предстояло изменить ход истории. Последующий период был прежде всего веком исследователей, как в интеллектуальной, так и в прикладной сфере, – исследователей не только новых стран, но и древних империй; и большинство первопроходцев были путешественниками-одиночками, высокие интеллектуальные качества которых сочетались с физической выносливостью и отвагой. В сравнительно недавно возникшей области ассириологии мы встречаемся с такими же неординарными личностями, что и в сфере географических открытий (особенно это касается Африки). Замечательные достижения людей, чьи имена ныне почти забыты, часто совершались ценой их собственной жизни. Как это случалось с «африканскими путешественниками», пытавшимися пересечь пустыню Сахару и погибавшими в пути. Но результаты их трудов сохранились в музеях и библиотеках Запада, хотя их открытия и книги в наши дни давно уже считаются устаревшими. Конечно, современные археологи, в распоряжении которых имеются все средства современной науки, нередко снисходительно относятся к ранним копателям, вооруженным кирками и лопатами, с пробковыми шлемами на голове. Никто не сомневается, что они часто наносили значительный ущерб местам раскопок. Ученые-археологи с содроганием вспоминают о том, как Генри Лэйярд и его современники словно шахтеры прорубались сквозь дворцы и храмы Ниневии и Вавилона; они даже без колебаний прокладывали вертикальные шахты прямо сквозь древние памятники, чтобы освещать рабочее пространство. Мы уже никогда не узнаем, что именно разрушили эти копатели на своем пути, но, вероятно, утрачено было больше, чем найдено.
