Марина Цветаева - Тетрадь первая
Быть и иметь (фр.).
162
«Всё преходящее есть только подобие» (нем.) — слова мистического хора из финала II части «Фауста» Гете.
163
Московское символическое издательство; при нем существовал кружок, так называемый «молодой Мусагет».
164
верующие (фр.)
165
Обращено к А. В. Бахраху.
166
букв.: пурпурная лихорадка (фр.); горячка.
167
Автобиографический роман С. Т. Аксакова.
168
«черный (смуглый) ребенок» (нем., фр.); «enfant noiraud» значит также «особый ребенок» (фр.).
169
материнская любовь, которая все их (страсти) укрывает в тени (фр.).
170
Ст-ние «Сестра».
171
Это низость! — вернее: убожество! (фр.)
172
Ст-ния «Ночь» и «Прокрасться…».
173
Наброски относятся не к ст-нию «Сахара», а к ст-нию «Расщелина».
174
Обращено к Константину Болеславовичу Родзевичу (1895 — 1988), бурный роман с которым Цветаева пережила осенью 1923г.
175
Чирикова Валентина Евгеньевна (1898 —1988) — дочь писателя Е. Н. Чирикова, художница.
176
Ст-ние «Рельсы».
177
Из приведенного списка написано лишь последнее ст-ние — «Клинок».
178
Обращено к А. В. Бахраху.
179
главным выигрышем в жизни (фр.).
180
уверенность (фр.).
181
«Юноша любит девушку» (нем.). Начальная строка си-ния Г. Гейне из раздела «Лирическое интермеццо».
182
наш живой облик (нем.).
183
Скандальная хроника (фр.).
184
Ст-ние «Сок лотоса».
185
Ливанские высоты (нем.)
186
покрасоваться! (фр.)
187
Наст. имя: Лев Львович Кобылинский (1879 — 1947).
188
Цветаева имеет в виду «Воспоминания о А. А. Блоке» А. Белого.
189
Б. К. Зайцев
190
Речь идет о ст-нии «Жив Бог! Умен, а не заумен…».
191
Нина Николаевна Берберова (1901 — 1993) — в то время начинающая поэтесса, впоследствии известная писательница.
192
«Простая речь о мудреных вещах» — сочинение Михаила Погодина.
193
Осторожно, змеи (чешск.).
194
Роман Эренбурга «Жизнь и гибель Николая Курбатова».
195
Ст-ние «Посмертный марш».
196
Ст-ние «Заочность».
197
Второе ст-ние цикла «Час души».
198
Ст-ние «Письмо».
199
Третье ст-ние «Час души».
200
Ст-ние «Клинок».
201
Ст-ние «Наука Фомы».
202
Первое ст-ние цикла «Магдалина».
203
вечно-мужское (фр.).
204
Речь идет о К. Б. Родзевиче.
205
кроме напряжения, т. е. — всего. 1932 г.
206
Цикл «Овраг».
207
К. Б. Родзевичу.
208
Ст-ние «Ахилл на валу».
209
т. е. 13 сентября
210
Ст-ние «Последний моряк».
211
все сбудется (фр.)
212
нечего терять (фр.)
213
Из ст-ния «Не здесь, где связано…».
214
Оставим это; довольно (нем.).
215
Ненавистное мне слово — и вещь. Теплоту признаю только одну: причастную, ибо здесь она достоверность: знаешь о чем говорят. Печной и весенней теплоты нет, ибо она — тепло. А теплота людская — спасибо!
NB! Я всю жизнь страдала от людской «теплоты»! 1932 г.
Теплых сужу — как в Евангелии. В моей оценке «теплоты» собеседника — уже бесконечное <пропуск одного слова>, снисхождение: снижение.
216
Речь идет о рецензии Бахраха на книгу Степуна «Основные вопросы театра».
217
захочешь — не сможешь (фр.).
218
Отзыв Бахраха о книге Степуна носит вполне положительный характер.
219
Рецензия Бахраха завершается строками «И с тех пор люблю я, Брента, / Прозу в жизни и в стихах» из стихотворения Ходасевича «Брента».
220
Драма Г. ибсена.
221
Английские писательницы сестры Шарлотта (1816 —1855), Эмили (1818 — 1848) и Энн (1820 — 1849) Бронтё всю жизнь прожили в пасторском доме своего отца в местечке Хауорт (графство Йоркшир).
222
трагическое (нем.)
223
«для галёрки», «для публики» (фр.).
224
из чего не следует что я ходила без, очевидно были одни, к<отор>ые непрерывно стирались.
225
Начальные строки ст-ния «Письмо».
226
Текст представляет собой монтаж отрывков из начала главы 24 романа Ш. Бронтё «Вилльет» (в современном переводе — «Городок»), который Ц. читала по-французски. Приводим русский перевод по изданию: Бронтё Ш. Городок. Пер. с англ. Л. Орел и Е. Суриц. М.: Худож. литература, 1983, с. 321 — 323 (пропуски Ц. отмечены знаком купюры):
Того, кто обречен жить в тиши, кому выпала жизнь в стенах школы или другого отгороженного от мира прибежища, порой надолго забывают друзья, обитатели шумного света (отгороженного не только стенами, я, 1932 г.). Вдруг, ни с того ни с сего, после особенно частых встреч, которые сулили оживление, а не прекращение дружбы, — наступает пауза, полное молчание, долгая пустота забвенья. Ничто не нарушает этой пустоты, столь же полной, сколь и необъяснимой. Нет больше писем, прежде приходивших то и дело; нет визитов, ставших уже привычными; почта не приносит ни книг, ни бумаги, никаких вестей.
Всегда сыщутся причины этим перерывам, только они неведомы бедному отшельнику. Покуда он томится в тесной келье, знакомцы его кружатся в вихре света. Пустые дни катятся для него так медленно, что бескрылые часы едва влекутся, словно унылые бродяги, не чающие добраться до межевого столба, в то же самое время, быть может, для друзей его полно событий и летит, не успевая оглядеться.
Отшельнику, ежели он отшельник разумный, — остается забыть обо всем, не предаваться ни чувствам, ни мыслям и пережидать холод. Ему следует понять, что Судьба судила ему уподобиться маленькому зверьку соне и не горевать о себе, свернуться калачиком, забиться в норку, покориться и перезимовать во льду.
Ему остается сказать себе: «Что поделать, чему быть, того не миновать». И быть может, в один прекрасный день отворится ледяной склеп, повеет весною, его согреет луч солнца и теплый ветерок; колыханье трав, птичий щебет и пенье раскованных струй коснется его слуха, призывая к новой жизни. Это может случиться, но может и не случиться. Сердце его может сковать мороз так, что оно уж не оттает. Теплой весной лишь косточки бедного сони могут достаться ворону или сороке. Но даже и тогда — что поделать! С самого начала ему следовало помнить о том, что он смертен и однажды пройдет путь всякой плоти. <…>
Середина пустоты — всегда самое тяжелое для затворника время <…>.
На последней из этих долгих семи недель я уступила мысли, в которой целых шесть недель не хотела себе признаться, — что пустот таких не избежать, что они следствие обстоятельств, указ судьбы, моя участь, и главное — о причине их нечего и дознаваться, и винить решительно некого. <…>
Чего только я не перепробовала, чтобы скоротать одинокие часы: затеяла плести мудреное кружево, корпела над немецкими глаголами, перечла все самые толстые и скучные книжки, какие отыскались на полках; и всё это с большим прилежаньем. Быть может, я просто выбирала занятия невпопад? Не знаю.
