Виктор Бронштейн - Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом
Интересно, что эта сомнительная, по мнению большинства «прогрессистов», точка зрения разделяется и некоторыми древними философскими течениями. Например, у индуистов вся сегодняшняя эпоха, начавшаяся с уходом Кришны и увязываемая с библейским Потопом, называется Кали-юга (железный век) и характеризуется падением нравственности, поскольку добро в мире уменьшается до одной четверти от Сатья-юги (золотого века). «Правители, – говорится в древнеиндийских текстах, – будут вести себя как грабители с большой дороги, стараясь любыми путями захватить власть и богатство». Те же предсказания можно найти и у греческого поэта Гесиода: «Скорбно с земли на Олимп многоглавый, крепко плащом белоснежным закутав прекрасное тело, к вечным богам вознесутся тогда, отлетевши от смертных, Совесть и Стыд».
Происки барменов также свидетельствуют и о том, как далеко отодвинулись мы от наших дореволюционных предков, у которых воровать и иметь неотданные долги было страшным позором. Должники нередко стрелялись. Честь была дороже самой жизни. Даже весьма богатые дворяне не прибегали к услугам наёмных убийц, а шли на дуэль и умирали, защищая свою честь и честь своих близких.
Смогут ли хотя бы следующие поколения приблизиться к высокой нравственной планке наших предков или всё же процесс деградации необратим?
О встрече с самыми дорогими
Думаю, что детям, умудрённым житейским опытом, будет наверняка интересно при подведении итогов собственной жизни встретиться с отцом, ставшим их ровесником или даже младше их, и пережить по этой и другим откровенным книгам, по любимым картинам и скульптурам мои радости и невзгоды, озарения, а может быть, и заблуждения в поступках и в отношениях с ними.
А если захотят поспорить, пусть пишут. Если окажется, что я не узнаю, то узнают мои полпреды – их дети и внуки. Они и рассудят, когда подрастут и наберутся мудрости. Об этом и стихотворение «Пусть правнуки увидят нас»:
Я голосам родных внимал
В часы подлунного блужданья,
Пусть многих прошлый век отнял,
Я из стихов построю зданье.
В нём оживут, кого любил:
Далёкий прадед мне в наследство,
Прощаясь, скрипку подарил,
Дед печку с присказкой топил,
Стихами он овеял детство.
Там матери задорный пляс,
Отец вокруг неё – вприсядку…
Пусть правнуки увидят нас
С живой улыбкой, без прикрас —
И перед каждым снимут шапку!
Надежда на диалог и на встречу со взрослыми детьми обогащает мир раздумий и грёз, наполняет творчество и каждый год особым, дополнительным смыслом, а это мощный антидепрессант, во всяком случае для меня. Встреча нужна ещё и потому, что настоящей семьи после гибели первого сына надолго не получилось. А без настоящей семьи, без помощи жены, да ещё в окружении сегодняшнего электронно-развлекательного гвалта, не достиг я полного духовного родства с родными детьми.
Не было иного выхода, кроме как помочь дочери в 12 лет выбраться из-под тяжёлых обломков семейного крова и убежать, благо что не в бродяги и наркоманы, а учиться в Англию. Спасибо перестройке с её новыми возможностями хотя бы за это. О другой стороне такого «блага» написано стихотворение «Либеральная мода»:
Нельзя без помощников храма создать,
Кресты к небесам вознести,
Счастливых детей без семьи воспитать
И к чуду любви привести.
Мужчине – в добротно построенный дом
И дух, и добычу вносить,
Жене – сберегать и молиться о том,
Чтоб века развратного новый содом
Свет детства не смог погасить.
Вот если бы, в храме венчаясь, пропеть
Пречистой молитвенный стих,
У ликов святых свои души согреть,
Слезу умиленья украдкой стереть,
Любви бы восторг не затих.
Но модно теперь
В пляске мыслей шальных,
Как бубном, свободой звенеть,
Детей оттолкнув от себя и родных,
Отправить по миру скитаться одних,
Не думая, сможет ли время стереть
Любви похоронную медь.
Детям при разводе было восемь и десять лет, и мне, потерявшему первого одиннадцатилетнего сына, было от внезапного распада семьи, конечно, невыносимо тяжело. Я удивлял дочь и сына тем, что всегда вечерами был дома и укладывал их спать, часто напевая как колыбельную песню А. Вертинского «Доченьки», меняя слово «доченьки» на «деточки»:
У меня завелись ангелята,
Завелись среди белого дня!
Всё, над чем я смеялся когда-то,
Всё теперь восхищает меня!
Жил я шумно и весело – каюсь,
Но жена всё к рукам прибрала.
Совершенно со мной не считаясь,
Мне детишек двоих родила.
Я был против. Начнутся пелёнки…
Для чего свою жизнь осложнять?
Но залезли мне в сердце девчонки,
Как котята в чужую кровать!
И теперь, с новым смыслом и целью,
Я, как птица, гнездо своё вью
И порою над их колыбелью
Сам себе удивлённо пою…
Кроме этого я два года посвящал все свои вечера зимой и летом походам с дочерью, вызывая подчас её резкое недовольство, но спасая её пошатнувшийся от невнимания трёх нянь и мамы иммунитет и, возможно, спасая от астмы, надвигающейся через острые простудные аллергии. Наградой стала её отличная спортивная форма перед отъездом в Англию, когда в полуторачасовом походе она обогнала меня и предлагала мне, изрядно уставшему от высокой скорости, ещё один такой же круг:
Давно ли сказкой мир приоткрывала,
А в эту осень, распустив косу,
Дочь за мечтой бежать не уставала,
Сияло счастье красками в лесу…
Со мною вместе детство отставало,
Как будто жизнь нам сказку дочитала.
Вскоре последовала и вторая огромная награда: её радостно-захлёбывающийся звонок из Англии, рассказывающий о победе в дальнем забеге среди детей до 16 лет!
Но благодарность за победы вскоре наверняка стёрлась в памяти, а благодарность за восстановленное здоровье у детей, думаю, и вовсе не формируется. Они не в состоянии понять, какой несчастной и уж точно не свободной и не заграничной может стать жизнь с хроническими немощами, зато в подсознании у дочери, скорее всего, как заноза, сидит обида за постоянное преодоление отцом её ленивого покоя ежевечерними походами. Зимой мы нередко ходили на нелюбимых, но очень полезных для неё лыжах по вечернему леску с фонариками на шапках. В двадцать лет пора уже умом корректировать не всегда справедливое подсознание. Это действительно была борьба с ней, но во имя здоровой, счастливой жизни, её жизни.
Невыносимо больно мне было смотреть, когда родной ребёнок буквально задыхался и бессильно шептал: «Кыш, кашель, кыш!» – или говорил: «Чувствую я себя не на тридцать восемь градусов, а тяжелей».
Тогда я и дал себе слово отказаться от командировок, а где– то и от личной жизни и жёстко вести линию на оздоровление дочери, не надеясь на вторую половину.
Взаимопонимания с супругой, энергично переводящей себя в разряд бывшей, было, увы, ноль. Разбирался с нами её знакомый психолог. Показательно, что когда он задал вопрос моей оппонентке: «Что вы слышите в словах и эмоциях Виктора?» – она, не задумываясь, ответила, что слышит сплошной «наезд». Он, сделав долгую паузу, сказал совершенно другое: «Я слышу прежде всего заботу о детях!»
В этом и был основной корень наших противоречий.
Сеансы, где мы договорились детально рассмотреть новую реальность во взаимоотношениях с детьми, их дальнейшее воспитание, она проигнорировала. Разговаривали мы с психологом уже вдвоём. Комментарии, как говорится, излишни.
Не забуду, как всю ночь катал дочь по городу на машине, не давая ей уснуть, чтобы рано утром в больнице сделали ей какой– то очень важный анализ мозга. Естественно, что и это «насилие» не украсило отношения дочери опять же со мной. И тем не менее нет ничего тяжелее больных детей. Выскочили из беды, и слава Богу. Пусть уж лучше будет обиженная, но здоровая, чем нежно любящая, но несчастная. Дорога к счастью открыта! Всё в её руках. Я выполнил завет стоической максимы: «Делай, что должно, и пусть будет, что будет».
Дочери Полине
Дорогу в снежной тишине
Мы часто смехом оживляли
И вечер к звёздной вышине,
Как сказку детства, провожали.
Луна скользила между туч,
Купая лес в потоках света.
И снег был радостно скрипуч,
Он будто требовал ответа.
Куда уходит звёздный мир,
Когда рассвет над речкой брезжит?
Как долог жизни славный пир?
Кто солнце над землёю держит?
Живёт лишь в сказках мир тревог.
Мы всемогущи – верят дети,
Отец для каждого, что Бог,
Ему подвластно всё на свете…
Но шторм байкальский как-то вдруг,
Взъярив волну, поверг нас в бегство.
В глазах поймала дочь испуг —
Я стал не Бог. Уплыло детство.
Напряжение с дочерью усилил и такой факт. Недавно в спорном вопросе она активно поддержала мать, а именно помогла ей снять со стены у сына одну из главнейших семейных реликвий и гордость нашей коллекции – этюд Коровина – и увезти его, возможно, и на продажу. Я действительно подарил этот этюд жене много лет назад, но при разводе она моментально забрала «свою» – подаренную мне – картину и увезла в антикварный магазин. Так что, по аналогии и справедливости, этот подарок должен был остаться рядом с сыном и с моей собираемой для потомков коллекцией в доме, в котором дети являются полноправными собственниками и сохозяевами. Суть конфликта с дочерью была заложена в подсознание, а на поверхности причина якобы в том, что я часто заводил разговоры о бывшей жене и этим как бы портил ей жизнь. Действительно, заводил. Но и меня, думаю, легко понять уже взрослой дочери. Я пытался преодолеть глубоко запавшее ей в душу клеймо жены: «Плохой папа – причина развода» – и растопить логикой её отчуждение, но, увы, эффект получился обратный.
