Андрей Платонов - «…Я прожил жизнь» (письма, 1920–1950 годы)
Из этих трех фактов, пришедших мне на память, мне стало ясно, что я неполноценный член писательского коллектива, человек «из милости».
Итак, в первой книге «Картины жизни страны» я не участвую, потому что это участие было, очевидно, признано нецелесообразным.
В отношении второй книги – «Взгляд в будущее» – я и название ее узнал только из газет. Ясно, что и в этой книге я также участвовать не буду: мое участие не нужно.
Я спросил сам себя: куда же я готовлю свое сочинение? Этому сочинению по плану и темам первоочередных книг некуда попасть, оно там неуместно. Да и кроме того, вторая книга выйдет лишь в 1936 году, я же по разным обстоятельствам не могу ожидать 3-й книги, куда я, возможно, попаду со своим произведением. Ведь будет конец.
1936 года или начало 1937-го?
Вот поэтому я отдал свою рукопись, назначенную для «Двух пятилеток», в журнал «Красная новь», а для «Двух пятилеток», как для издания, мое участие в котором не носит срочного характера (не по моей вине, как видно из изложенного выше объективного материала), у меня есть еще две рукописи – одна совершенно отделанная и готовая (антифашистская по своему характеру)[616], другая – повесть – не вполне законченная, но которую я с избытком управлюсь закончить ко времени нужды в ней[617].
Я прошу главную редакцию принять от меня по договору эту повесть. Размер ее – 20–25 авт[орских] листов; но если она удовлетворит тем предельно высоким требованиям, которые поставлены перед участниками коллектива «Двух пятилеток», то, я думаю, размер рукописи не послужит препятствием к ее изданию. Если это не годится, прошу принять готовую небольшую вещь на антифашистскую тему.
Если оба мои предложения непригодны, то прошу выдвинуть свое предложение, которое я постараюсь исполнить.
В заключение должен сказать, что это письмо написано не затем, чтобы излить свою личную обиду – я не принадлежу к обиженным и обижающимся, – а затем, чтобы Вы вместо маленькой рукописи приняли большую и чтобы впредь у Вас все члены коллектива были равноправными – в смысле подготовки к той качественно совершенной работе, которую Вы им предложили, а они приняли.
С тов. приветом Андр. Платонов.
25/VII 35.
Печатается по машинописи с авторской правкой: ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 5, л. 5–7.
«Две пятилетки» (др. названия – «20 лет», «Люди второй пятилетки», «Люди пятилетки») коллективный труд, который должен был стать художественным памятником 20-летия Советской власти. Издательский проект был задуман А. М. Горьким в январе 1934 г. В состав редколлегии входили Горький, Л. Мехлис, А. Стецкий, Г. Корабельников (отв. секретарь). В течение 1934–1935 гг. собирались совещания редакторов и авторов, часто с присутствием Горького, который вел активную переписку с членами редколлегии по поводу издания. А. Платонов, как и многие писатели: А. Афиногенов, И. Бабель, М. Зощенко, Вс. Иванов, А. Малышкин, Л. Леонов, К. Паустовский, А. Фадеев, К. Федин, М. Шолохов и др., – входил в состав коллектива. В фонде Платонова сохранилась папка с документами «Альманах «Люди пятилетки»», включающая проект программы издания, ориентировочный состав коллектива (ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 31). Материалы, очевидно, раздавались писателям на одном из совещаний в начале 1935 г. (см.: Архив А. М. Горького. Т. Х. Ч. 1. М., 1964. С. 344–348). В параграфе программы «Герой книги, формы его изучения и изображения» сделаны, вероятно Платоновым, пометы чернилами (отмечено курсивом): «Предметом изучения должны явиться новые мотивы человеческого поведения, новые чувства, страсти, понятия, так как они возникли в процессе социалистического строительства и получили новое историческое развитие» (Л. 8).
{205} Л. З. Мехлису.
Август 1935 г. Москва.
Тов. Мехлис!
Недавно я передал в «Правду» несколько глав из своей повести[618]. Это я сделал для того, чтобы видно было, что моя литературная работа приобретает положительный характер (в идеологическом и художественном смысле).
В литературном отделе «Правды» приняли к печати один отрывок, спросив, не та ли это повесть, что была в «Кр[асной] нови» и которая была предназначена для печатания в сборнике «Две пятилетки»[619]. Я сказал, что да, та самая. Здесь я Вам должен дать краткое разъяснение как редактору «Правды» и руководителю «Двух пятилеток». (Жалею, что не догадался – по своей вине – сделать их вам лично.)
Мною заготовлено для «Двух пятилеток» три рукописи3[620], я дал ее в «Кр[асную] новь» т. Ермилову[621]. Ермилову она понравилась – и об этом он мне заявил, сказав, что напечатает ее осенью в журнале.
Я, откровенно говоря, обрадовался, особенно тому, что повесть хороша и в идеологическом отношении, что я переработал в себе этот главнейший недостаток.
Меня вызывает (через 2–3 дня) Корабельников[622] и заявляет, что я поступаю дурно ведь та повесть, которая выходит сейчас в «Кр[асной] нови», намечается в «Две пятилетки». Я говорю, что да, конечно. Я согласился тем скорее, что произведение мне идеологически, очевидно, удалось, т[ак] к[ак] есть апробация хотя и одного ее читателя, – т. Ермилова, но этот читатель – коммунист, литератор и, как вам известно, человек в этом отношении высокой квалификации.
Затем я узнал – печатать вещи, назначенные для «Двух пятилеток», нигде нельзя[623]. Я же предполагал, как обычно, что в периодических журналах можно.
Тогда я заявляю т. Корабельникову: беды здесь нет, пусть эта вещь печатается в «Кр[асной] нови», т[ак] к[ак] мне надо как можно скорей печатать хорошие вещи, чтобы уничтожить тот вред, который я принес в прошлом своими плохими вещами. А для «Двух пятилеток» у меня есть еще два произведения, которые я писал тоже изо всей силы. Да и кроме того, ведь книга, куда попадет моя рукопись, выйдет лишь к осени 1937 г. (в книгах «Картины жизни страны» и «Взгляд в будущее»[624] я не участвую, не знаю почему). Ведь есть время, я напишу еще новые сочинения, и не одно. Ведь мое положение не легкое, не нужно его усугублять. Кроме того, почему надо считать, что именно эта вещь, которая передана в «Кр[асную] новь», назначается и подходит для «Двух пятилеток». Ведь это я сам сказал так, а редакция «Двух пятилеток» ни одной рукописи из трех не имеет и не читала их.
Но т. Корабельников упорствовал на своем, хотя и не читал ни одной строки моих новых рукописей в том числе.
Тогда я написал письмо в гл[авную] редакцию «Две пятилетки»[625] и принес его на второй день Корабельникову. В письме я объяснил это же положение. Тов. Корабельникова письмо на имя гл[авной] ред[акции] не удовлетворило, он сказал, что лучше будем считать инцидент исчерпанным. Я согласился. Через несколько дней состоялось заседание гл[авной] редакции, где вы присутствовали, а я читаю в «Правде» отчет и узнаю, что т. Корабельников доложил там мой «исчерпанный» инцидент[626].
Затем Корабельников вызывает меня снова. Я уже тогда запутался. Ермилов до того сказал мне, что печатать вещи не будет, и я взял ее обратно. Корабельникову я сказал, что как отделаю все рукописи, так принесу их ему. Он мне показал протокол гл[авной] редакции, где изложено то, что вы знаете.
Но если бы вы знали действительное положение дела и мое положение, то, конечно, такой путаницы из пустяка (по существу говоря) не получилось бы.
Теперь я прошу Вас помочь мне следующим. Рукопись, которая была в «Кр[асной] нови», не считать назначенной для «Двух пятилеток» (ведь это я сам посчитал ее так и сам же сказал об этом Корабельникову) и разрешить ее к печатанию в «Кр[асной] нови» (название повести «Джан»). Я же представлю в «Две пятилетки» две новые рукописи и кроме того третью – к концу этого, 1935, года.
Всего 25–30 авт[орских] листов (договор у меня на 3 листа). Ведь практически для гл[авной] редакции это совершенно приемлемо, ее интересы полностью обеспечиваются, время не проигрывается[627].
Затем сообщить т. Кантору[628] в «Правду», что печатать отрывок из повести «Джан» можно, а эти специфические обстоятельства отпадают.
Для вас эти действия совершить нетрудно, а для меня их значение огромно.
Я бы не стал Вас беспокоить этим по необходимости длинным письмом, если бы обстоятельства моей жизни и работы были хотя бы в небольшой степени хороши.
С тов. приветом и уважением Андрей Платонов.
Печатается по черновому автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 3, ед. хр. 40, л. 1–3.
Датируется условно – по содержанию письма – не ранее 4 августа (см. ниже прим. 9).
Мехлис Лев Захарович (1889–1953) – партийный и издательский работник, главный редактор газеты «Правда»; принимал участие во многих общественно-политических проектах А. М. Горького: «История гражданской войны», «История фабрик и заводов», «Две пятилетки», «Творчество народов СССР». В 1934 г., в преддверии писательского съезда, Мехлис настраивал Горького против некоторых писателей – М. Пришвина, П. Васильева, А. Платонова, стараясь подвигнуть его на публичное выступление против них. В ответном письме Мехлису по поводу этого предложения Горький высказался обо всех названных редактором «Правды» писателях, в том числе о Платонове: «Ан. Платонов – даровитый человек, испорченный влиянием Пильняка и сотрудничеством с ним» (цит. по: Примочкина Н. Писатель и власть. М., 1998. С. 62–63).
