Евгений Додолев - «ВЗГЛЯД» - БИТЛЫ ПЕРЕСТРОЙКИ. ОНИ ИГРАЛИ НА КРЕМЛЁВСКИХ НЕРВАХ
– Михал Сергеич, «Взгляд» – популярная программа, у неё очень высокий рейтинг.
Горбачёв тогда громко отшутился:
– Вот когда у меня будет такой же высокий рейтинг, – улыбнулся он, – тогда и приду.
Все с пониманием нарисовали улыбки на ожидающих лицах. Подумалось, что это уже не произойдёт. Никогда. Я про рейтинг. Я, ещё раз напомню, по воле случая находился в кабинете 12-31 (руководство «Взгляда»), когда хмурым вечером 10 января принесли распоряжение первого зампреда Гостелерадио Решетова о фактической, пусть и завуалированной, ликвидации программы.
«Взгляд» & перестройка
А ведь с этой передачи для многих и началась перестройка. Началась уже не как по-маниловски беспечный проект, обсуждаемый на некой пицундской даче под бутылочку классного сухого винца из совминовских погребков, а как государственная политика. Кульминацией этого начала стал знаменитый Апрельский пленум 85-го. А закончилась перестройка, по моему разумению, задолго до августа 91-го, в девяностом. Конечно, политологи могут иметь своё, более квалифицированное мнение. Но я отчего-то не люблю их, политологов. Не уважаю. И не верю. Лично для меня перестройка, повторюсь, началась, когда я, не будучи членом ВЛКСМ и не имея ни единого дня комстажа, смог устроиться в штат газеты МК и МГК ВЛКСМ «Московский комсомолец» (с тех пор чту Павла Гусева как редактора отважного и не управляемого властями).
Финал горбачёвских подвижек я тоже меряю по персональным меркам, по меркам своей журналистской карьеры. Здесь считаю необходимым добавить, что журналюг я не люблю ещё суровей, чем политологов, но песня сейчас не о том… Итак, по мне, закрытие популярной в ту пору программы «Взгляд», с которой я сотрудничал, стало знаком, обозначившим выход Михал Сергеича на финишную прямую…
В передаче «Взгляд», которую зрители должны были увидеть в пятницу, 11 января 1990 года, планировалось пять комментов. По одному на каждый год перестройки (так и хочется сказать: пятилетки). Закадровый текст, произнесённый бодрым голосом Александра Любимова, должен был идти как бы поверх гигантских – во весь экран – цифр (1985, …), в которых проскакивали вполне определённые картинки. То лицо Лигачёва, то профиль Ельцина. То идущие по притихшей улице Горького размалёванные танки. Портреты перестройки…
Конечно, в том табуированном выпуске отвязался режиссёр Иван Демидов: связками для комментариев «Итогов» были снятые им зарисовки: в лесу (на самом деле рядом с телецентром) сидят Люби, Влад и Дима, в тюремных робах, на снегу у костра, и вспоминают «на зоне» о своих «взглядовских» временах!
Я процитирую отредактированные тексты тех запрещённых комментариев в порядке их появления в программе, которая так и не вышла в эфир.»1985-й. Наш первый праздничный год. Год новых ожиданий. 24 февраля Черненко голосует на выборах в Верховный Совет РСФСР и местные Советы. Его уставшее от жизни тело с трудом вносят в фокус телекамеры. После многочисленных похорон за два предыдущих года классическая музыка вместо радиопрограммы «Опять 25» раньше, чем западные радиостанции, доносит весть об очередной смерти в Кремле. Стремительная смена в высшем эшелоне пробудила во всех нас дух настоящего оптимизма. И даже первый перестроечный указ «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения» ложится на радостную атмосферу ожиданий. На фоне политических рокировок народ стоит в очередях за спиртным, на фильм Абуладзе «Покаяние». Никто не кается и не будет, но созерцание приносит не меньшее удовлетворение и веру в нового лидера, которого уважают Запад и Восток. 85-й год – год великих ожиданий. ГОД ГОРБАЧЁВА».
«1986-й. Первые противоречия перестройки. Идёт борьба с нетрудовыми доходами и развивается индивидуально-трудовая деятельность. XXVII съезд компартии разразился разрешённым свободомыслием. Последний шаг в борьбе с пьянством был традиционным – повысили цены, в том же августе принято историческое постановление о прекращении работ по переброске рек. Тонет «Адмирал Нахимов», первые полки выходят из Афганистана. Мы с удивлением замечаем, что жизнь меняется. Не нужно учить наизусть бессмертные строки вождей, можно не вступать в политические организации. Это, пожалуй, самый спокойный год. Если не вспоминать Чернобыль. Апрельский взрыв на Украине, цену которого мы ещё не познали, стал страшным символом 86-го. Мы уже смелы, мы говорим об этом, но мы бессильны перед трагедией. ГОД ЧЕРНОБЫЛЯ».
«1987-й. Гласность в баталиях 86-го, и в прессе начинается стремительная гонка на опережение. Всё это сопровождается невиданным доселе читательским бумом. Выходят в свет первые «неформалы». Страна озабочена проблемами рокеров. Городу Устинов возвращается название Ижевск. Мы смотрим «Легко ли быть молодым» и представляем, что этот фильм и соразмеряет масштаб нашей трагедии. Истинные размеры мы узнаем позже. Красную площадь прозвали «Шереметьево-3»: Матиас Руст вызывает кадровые перестановки в Министерстве обороны. Из официальных речей исчезают лозунги перестройки. Забыто ускорение, утихают споры о госприёмке. Косметических мер стало явно недостаточно. 29 декабря новое руководство наносит первый предупредительный удар по конгломерату министерств – упразднён Госкомнефтепродукт. Ещё один год ожиданий, мы торопим время, требуем быстрых перемен и не замечаем, что в механизме уже произошло торможение. Первый кризис власти разражается в октябре на Пленуме ЦК. Борис Ельцин уходит. Это событие переросло рамки формальных чествований 70-летия революции и, безусловно, было самым значительным на третий год перестройки. ГОД ЕЛЬЦИНА».
«1988-й. Предстоит партийная конференция. Неожиданно выясняется, что делегатов можно выбрать. Это первые выборы, пока в рамках партии. На самой конференции жёсткой критике подвергается академик Абалкин – будущий шеф Госкомиссии по реформе. Забытое слово «дискуссия» обретает своё истинное значение, люди перестают принимать слова на веру. Полным ходом идёт реабилитация политических деятелей, репрессированных и запрещённых писателей. Закон о госпредприятии даёт свободу трудовым коллективам. Но они уже чувствуют на себе мягкие жёсткие объятия аппарата. После выхода закона о кооперации из-под снега вылезают первые кооперативные подснежники. Пресса ликует, рынок ждёт насыщения, но не дождётся. К концу года предстоит кооперативное похолодание. Имя Гдляна становится известным всей стране. На скамью подсудимых садятся всё новые и новые функционеры. Названа и одиозная четвёрка делегатов XIX партконференции. Судят Чурбанова. Страна следит за развитием Карабахского кризиса. Зарубежное слово «инфляция» становится понятным до боли. Первая забастовка в магазине «Мелодия». Пока это воспринимается как анекдот. Выиграна борьба за безлимитную подписку. В Армении землетрясение. В этот год происходит консолидация правых сил общества. Борьба за миражи социализма начинается статьёй в «Советской России»: Нина Андреева не может поступаться принципами. Первые бои правые выигрывают, и это придаёт сил их лидеру Егору Лигачёву, который становится рупором целого политического направления и символом года. ГОД ЛИГАЧЁВА».
«1989-й. Резко обозначились правые и левые. Пока в литературной среде. Печатают уже и Солженицына. Страна выбирает депутатов на Первый съезд Советов. Борьба, трагедии и победы предвыборной кампании рождают надежды на улучшение. Трансляцию съезда смотрят все с утра до ночи. Падает производительность труда. Мы взглянули на себя, на своих представителей в Кремле и поняли, какие мы разные. Национальный взрыв возникает незаметно, но стремительно. Апрельская трагедия в Тбилиси. Но есть и радости – выведены все войска из Афганистана. Центр общественного внимания перемещается в экономическую область. Бастуют шахтёры. Страна напряжена как никогда. Ещё один синдром – экстрасенсы. События в Восточной Европе заставляют нас задуматься. Так мы не можем, но как мы хотим? Второй съезд. Люди устали. Они запутались и не верят. Они не хотят говорить о политике, они не хотят спорить о будущем. Ещё одна надежда – предстоящие выборы в местные и республиканские Советы. Предвестницей тяжёлых потрясений становится смерть Андрея Сахарова. Великий гуманист ушёл из жизни, оставив нас у порога 90-х в тяжёлых раздумьях. 89-й стал ГОДОМ САХАРОВА».
* * *Сенсации тогда были еженедельными: например, Серёжа Ломакин выдал в эфир инфу о железнодорожной катастрофе; «били в набат» чиновники Министерства путей сообщения: «Кто разрешил?» Сейчас странно и смешно. Но именно «Взгляд», опередив коллег из державного «Времени», поведал соотечественникам о революциях в Румынии и Чехословакии.
Да, я был хунвейбином перестройки, я временами искренне верил тем, кому прокладывал дорогу наверх, к казне. И ни о чём не жалею, хотя моя собственная наивность меня уже не умиляет. Спустя некоторое время вернулся в эфир «Взгляд». Спустя… Спустя разборки у Белого дома и нервы августовские. Спустя… Зимой, после жаркого Августа, спустили в Кремле алый стяг большевистский. Но всё это уже совсем другая история. Другая эра. А то, что началось тогда, как-то тихонько, шаг за шагом, съезд за съездом, растворилось. Армия, которая навела изжогу на Тбилиси и Вильнюс, завязла в Грозном. Репортёры, бывшие рыцарями перестройки, теперь стали разменной монетой. Всё печально, но закономерно. И по-другому уже не будет.
