Хофман Никерсон - Войны в эпоху Римской империи и в Средние века
Подобная «артиллерия» в XII – XIII веках обладала такой же притягательностью для тех, кто ее использовал, что и современная артиллерия. В 1210 году при осаде крепостей в ходе войны с альбигойцами (христианская еретическая секта в XII – XIII вв. – Пер.) командующим артиллерией у де Монфора был священник архидьякон Вильгельм Парижский, который во время Крестовых походов в Палестине заразился такой страстью к катапультам, что отказался от богатой епархии Безье, так как «ему больше по сердцу было находиться на войне и заниматься артиллерией».
Как велась осада в то время, мы можем увидеть, прослеживая шаг за шагом великую осаду не имеющей себе равных крепости Шато-Гайяр, которую вел Филипп II Август в 1203 – 1204 годах. Этой крепости было всего лишь семь лет, и она была особенно мощной, а Филипп был одним из самых богатых и грозных правителей своего времени.
Король Франции встал перед замком Шато-Гайяр в августе 1203 года, отметая все попытки англичан деблокировать замок (английский король Иоанн Безземельный был отбит и на суше, и на воде (флотилия из Руана). Он легко взял примыкающие к замку крепости Пти-Андели и Гран-Андели. Он провел осень за строительством обходных рубежей и контррубежей, чтобы не допустить прихода подкрепления в Шато-Гайяр. В феврале французы занялись им непосредственно. Первым шагом было срытие и расширение полоски земли, ведущей к угловой башне внешнего укрепления. Затем осаждающие построили здесь «коты» и башню, сделали подкоп. Была сделана штольня, укрепленная деревянными подпорками, а затем она была обрушена в лучших традициях Вегеция. В результате угловая башня Шато-Гайяра обрушилась, появилась такая большая брешь, что гарнизон и не пытался оборонять ее, а отступил ко второму внутреннему двору, поджигая все, что могло гореть во внешнем дворе, и поднял за собой разводной мост.
Довольно удивительно то, что второй внутренний двор был захвачен благодаря неожиданному нападению. Один из его передних углов был занят крепостной часовней, подвал которой использовался в качестве уборной. В этом подвале имелось окно, которое выходило на скалу, достаточно большую, чтобы на ней мог стоять человек. Однажды ночью пятеро отважных французских дворян сумели проникнуть внутрь. Очевидно, осажденные не считали, что за этой стороной, подступ к которой так труден, стоит пристально наблюдать. Когда пятеро французов в подвале часовни устроили ужасный шум, имитируя присутствие большого отряда, гарнизон охватила паника. Вместо того чтобы уничтожить смельчаков, что они легко могли бы сделать, они укрылись во внутреннем дворе крепости. Тогда нападавшие смогли опустить разводной мост, который открывал дорогу во внешний двор, уже находившийся в руках французов. В защиту такого несмелого решения следует сказать, что защитников теперь было всего 180 человек. Поэтому у них была причина бояться оказаться отрезанными от внутреннего двора крепости, в случае если французов оказалось бы больше, чем на самом деле.
Теперь началась атака на внутренний двор за зубчатой стеной. Была задействована особенно большая катапульта (которая, по-видимому, бросала камни прямой наводкой). Одновременно под основание стен был сделан подкоп. Защитникам крепости удалось перекрыть этот подкоп своим. Но все эти подкопы так ослабили фундаменты, что значительная часть уже качавшейся стены была в конце концов обрушена ударами камней катапульты. К этому времени гарнизон защитников сократился: осталось 20 рыцарей и 120 воинов другого ранга – итого 140 человек. И хотя они сосредоточились, чтобы защищать пролом в стене, им не удалось удержать его. Они не смогли даже правильно отступить в главную башню, куда можно было войти только по крутой и узкой лестнице, ведущей к крохотной двери на высоте 15 м над внутренним двором. Сдача крепости произошла 6 марта, спустя всего пять недель после того, как начались регулярные атаки на внешние укрепления самой крепости. Интересно было бы узнать, какова была боеспособность гарнизона на 1 февраля, а также какие потери, которые в конечном счете сократили его до 140 человек, явились результатом голодания (запас продовольствия позволял держаться больше года, поэтому голода не было. – Ред.), а какие были нанесены действиями осаждающих.
Прежде чем мы перейдем к описанию военных кампаний на Западе, следует упомянуть определенные изменения в условиях набора в армию и в стратегии. К 1200 году собственно рыцари составляли зачастую лишь небольшую часть обычного формирования тяжелой конницы. Большая часть личного состава таких войск была сержантами – это название изначально давалось тем, чьи доходы были слишком малы, чтобы считаться «рыцарским вознаграждением», а впоследствии использовалось для обозначения тяжелово оруженного всадника неблагородного происхождения, который служил за установленную плату. Обычно в армии XIII века было четыре-пять сержантов на одного рыцаря, хотя эта пропорция могла падать до двух к одному или увеличиваться до десяти к одному (или даже до двенадцати к одному) в исключительных случаях. Таким образом, никогда нельзя судить о численности войска по численности только рыцарей.
Помимо сержантов рыцарь в XIII веке обычно имел при себе конного и полностью вооруженного личного оруженосца, известного также как паж и сквайр, и по крайней мере одного плохо вооруженного конного грума (слугу).
Помимо сержантов был еще один новый вид войск – муниципальные войска, в которые входили самостоятельно организованные горожане, ставшие пехотинцами. Средневековые города быстро росли численно и процветали. К тому же система гильдий дала городскому населению гораздо большую степень экономической свободы, и, соответственно, у него был более высокий моральный дух, чем у городского пролетариата наших дней. Поэтому можно не удивляться, узнав, что их народное ополчение было, вероятно, надежным войском.
В битве при Леньяно в 1176 году именно упорное сопротивление ломбардской (прежде всего миланской) пехоты, ощетинившейся лесом пик и прикрывавшейся щитами, рыцарям германского императора Фридриха I Барбароссы позволило миланским обращенным в бегство рыцарям спастись под защитой пехоты и за стенами Леньяно, а затем брешианские рыцаря из-за стен Леньяно нанесли фланговый удар по немцам (одновременно с контратакой пехоты). Войско германского императора было разбито наголову, сам же Фридрих I был сбит с лошади, потерял свое знамя и щит и едва спасся.
Здесь необходимо сказать пару слов о влиянии фортификации, и в частности сети замков, на стратегию в Средние века. С одной стороны, огромное количество крепких замков, которыми был густо усеян христианский мир, требовало захватчика, который имел бы намерение постоянно оккупировать тот или иной район и приступил бы к ряду длительных осад. Когда замки имели сильный гарнизон, было опасно оставлять армию в глубине вражеской территории. С другой стороны, низкое экономическое развитие того времени, которое чрезвычайно затрудняло содержание в готовности больших постоянных гарнизонов, имело тенденцию к тому, чтобы делать гарнизоны численно слишком слабыми, чтобы перекрывать коммуникации в тылу агрессора. В то время не военная несостоятельность, а малая численность гарнизонов приводила к тому, что многие средневековые армии удивляли наших современников тем, что оставляли невзятыми крепости в своем тылу.
Военная кампания у города Мюре, которую мы сейчас будем рассматривать, является примером как раз такого прохождения мимо крепостей, а также неодинакового боевого духа в разных уголках христианского мира. Она не является примером неожиданных наступлений, потому что Педро Арагонский шел походным маршем к вспомогательному опорному пункту в Тулузе.
Крестовый поход против альбигойцев был почти полностью войной против крепостей: за двадцать лет боевых действий произошло только два генеральных сражения – у Кастельнодари и у Мюре. Этот Крестовый поход был начат в 1209 году против графа Раймунда VI Тулузского и некоторых других правителей юга, особенно графов Фуа и Коменж, которые защищали еретиков-манихейцев, известных как альбигойцы. Огромная армия начала боевые действия и захватила Безье и Каркасон. После чего почти все они отправились домой, что было типично для крестоносцев, оставив Симона де Монфора («отец» Великой хартии вольностей) продолжать поход с очень незначительными ресурсами. Что он и сделал, опираясь на свой собственный талант, Каркасон и крепкий боевой дух своего войска. Этот крепкий боевой дух подогревался тем, что ересь альбигойцев была опасной и отталкивающей. Даже южные правители покровительствовали ей не потому, что верили, а потому, что она в каком-то смысле была их союзником в непрекращающихся попытках завладеть собственностью церкви.
Трусливый и ленивый граф Тулузский не осмеливался встретиться с крестоносцами на поле боя. С другой стороны, де Монфор не имел возможности предпринять что-нибудь против Тулузы из-за ее величины. Вильгельм Завоеватель точно так же не мог напасть на Лондон. Более того, де Монфор находился на театре военных действий, щедро усыпанном укрепленными городами и замками. Так как его армия была гораздо меньше, чем у Вильгельма, он сыграл свою игру, обойдя вокруг Тулузы на таком близком расстоянии, на каком только было возможно, и захватил опорные пункты в ее окрестностях. Боевой дух и сила его многочисленных противников были столь низки, что к 1213 году обширные владения Раймунда сократились до Тулузы и Монтобана. Пюжоль, расположенный всего в 13 км к востоку от Тулузы, и Мюре – в 20 км к юго-западу от столицы владений Раймунда – удерживались гарнизонами Монфора. Летом 1213 года война трансформировалась в интервенцию короля Арагонского против де Монфора.
