Марк Гроссман - Земля родная
— Я? Каяться? Не дождешься такого, Валентина Герасимовна.
В конце смены на доске объявлений появился приказ по мартеновскому цеху. Возле него толпились люди. Когда подошел Андрей, они расступились.
— Ух ты! — присвистнул пожилой сталевар. — Крепко закручивают гайку!
В этом приказе, скрепленном четкой подписью начальника цеха Красилова, говорилось:
«Первого подручного сталевара Панкова А. М., ввиду его категорического отказа повышать свои специальные знания и как недостаточно проявившего себя на работе, с сего числа перевести во вторые подручные сталевара. Первым подручным в смене сталевара Панкова М. В. назначить Брагина А. А.».
От доски Андрей отошел мрачный…
…Время шло. Деятельное и неутомимое, оно не спеша, но уверенно делало большие и малые дела: испытывало на прочность отношения людей между собой, меняло наряды земли, строило города и заводы.
Казалось, только вчера цвела черемуха, а сегодня уже и ягод не осталось. Потускнела сочная зелень и кое-где в лесной чаще уже мелькало желтое пятнышко.
Казалось, навек поссорились с Санькой Брагиным Андрей Панков и Сережка Трубников. Но и здесь время приложило свою руку. Постепенно всем стало ясно, что в понижении Андрея Панкова виноват не Санька, а сам Андрей. И еще выяснилось, что этим ребятам вообще и ссориться-то нечего. После непродолжительной размолвки между ними опять установились дружеские отношения. К этой дружной троице прибавился еще один человек — Гринька Вохминцев.
Сережка, Санька и Гринька в выходной день решили попроведать Панковых. По правде-то говоря, не так Панковых, как девчат, которые по вечерам собирались возле их дома. Пришли рано. Оставалось только одно: сесть на скамейки и ждать. Но Мирон Васильевич загнал их в избу.
— Окоченеете тут, пока ждете ваших краль.
— Мы никого не ждем. Мы просто так пришли, — за всех ответил Сережка.
Мирон Васильевич погрозил пальцем:
— Знаем, не вкручивай!
Смущенные ребята поднавалились на чай, да так, что Степановна скоро всплеснула руками:
— Батюшки, заварка кончилась!
— Выходит — разорили? — усмехнулся Мирон Васильевич. — Ничего, мать, они тебе мигом отработают этот чай. На старом погребе.
— Да ты никак с ума сошел, Мирон! Ребята повеселиться пришли. На то и выходной день. А он — погреб… Совсем спятил, старый!
— Любой тут спятит, когда две недели подряд пилят шею: закопай да закопай погреб… Ничего, не умрут. Пошли.
И он повел своих гостей в огород. Там у полузаваленной глубокой ямы объявил:
— Вот это старый погреб.
— Видим.
— Его надо ликвидировать!
Ребята смущенно переглянулись, с опаской поглядели на свои выходные костюмы, па хромовые сапоги с галошами.
— Понятно. Боитесь запачкать, — определил Мирон Васильевич. — А мы временно переоденемся в старье.
Беспрестанно поругивая своего беспокойного супруга, Степановна извлекла на свет божий всякий хлам. Угрюмо подшучивая, парни переоделись в старье, переобулись в разбитые ботинки с рыжими носками и отскочившими подметками. Не повезло только долговязому Сережке с его медвежьими лапами. Сережке пришлось остаться в своих начищенных до блеска хромовых сапогах.
— Очень интересно. Вид, как у покойного императора, — философствовал Сережка, разглядывая штаны со множеством разноцветных заплаток. — Все хорошо, Мирон Васильевич, но в моем наряде маленький недостаток: хромовые сапоги не идут к этим роскошным заплатам.
— Девчонок бы сюда… Поглядеть, какие мы красивые, — рассмеялся Гринька.
Мирон Васильевич торжественно вручил им лопаты и на краю ямы произнес что-то похожее на речь. Говорил он серьезно, как будто засыпать яму было делом огромной важности:
— Вот эту яму надо засыпать.
— Уже догадались.
— Молодцы, что такие догадливые. Засыпать — дело не хитрое. Но вот что я вам скажу, голуби: есть у меня, ребята, одна такая мыслишка: забрать вас всех на свою печку.
— Ур-р-ра! — оглушительно заорал Трубников. — Качать Панкова!
И в самом деле, все бросились к нему, но Мирон Васильевич замахнулся лопатой и пригрозил:
— Не подходи! Огрею по спине!
— А это здорово было бы — все на одной печке! — мечтательно проговорил Санька. — Молодежная бригада Панкова… Нет, это здорово! Честное комсомольское!.. Но старый погреб и молодежная бригада — тут что-то не вяжется.
Мирон Васильевич подождал, пока ребята успокоятся.
— Подожди, не торопись. Все будет ясно…
И заключительная часть его речи свелась вот к чему:
— До бригады еще далеко… А пока… Пока вот что. Надо засыпать яму, чтобы Степановна не пилила мне шею. И забудьте, что это погреб. Это мартеновская печь и ее надо заправить. А земля — это не просто глина, это заправочный материал. Понятно? Времени у нас с вами в обрез — двадцать минут. Заслонка открыта. Надо печку заправить быстро, чтобы она не успела остыть. Ясно? Подбегать по-одному. Не мешкать и ворон не считать! Брагин, ты первый подручный, Андрей — второй, Сережка — третий, Вохминцев — четвертый. Ясно? Начали!
Панков первым вонзил лопату в глиняный холм, ловко подхватил комок глины и стремительно помчался к яме. Короткий взмах на ходу — и глина летит в угол ямы. Едва успел он отскочить в сторону, к погребу подлетел Санька. Такой же короткий и точный взмах лопаты. За Санькой — Андрей, а там уже наготове Сережка с Гринькой. И закрутились, завертелись все в быстром ритме. Молчаливые и сосредоточенные, они уже забыли, что это игра. Только изредка выкрикивал Мирон Васильевич:
— Быстро! Быстро! Не зевай, ребята!
Со стороны, наверное, было забавно глядеть, как пятеро взрослых людей крутились возле старого погреба, как будто кто-то заставил их бегать по раскаленной плите.
Взмах, еще взмах! Сверкали лопаты, на глазах таял глиняный холм, все уменьшалась и уменьшалась яма. У всех ребят и у самого Панкова потемнели на спинах рубахи. Раскраснелись покрытые влагой лица. Но ритм работы все убыстрялся и убыстрялся.
Вышла на крыльцо Степановна, поглядела с минуту на эту бешеную карусель, удивленно покачала головой и ушла в избу.
Когда головокружительная беготня достигла предела, когда сравнялись края ямы, Мирон Васильевич резко остановился и поднял руку:
— Шабаш, ребята! Печка заправлена!
Его лицо, потемневшее в горячем мартене, зацвело в улыбке:
— Молодцы, ребятишки! Вот так надо работать у печей. Быстро, без толкотни и главное — весело!
Но не сразу остановились ребята. Они пробежались еще раза по два.
Смахивая пот со лба, Гринька улыбнулся своей белозубой и светлой улыбкой:
— Ну и задал нам дядя Мирон баньку!
Расправляя плечи, ребята гуськом пошли в избу. Только Сережка Трубников задержался у крыльца — долго смывал со своих сапог липкую, рыжую глину.
Ребята умылись, переоделись и опять превратились в чинных и нарядных кавалеров.
В избу вбежала разбитная девчонка. Звонко поздоровалась с хозяевами, а парней как будто и не заметила.
— Дядя Ваня, можно у вас попить?
— Пожалуйста. Хоть целое ведро.
А ребята сделали правильный вывод: значит, девчонки уже возле палисадника. Андрей подхватил свою двухрядку. И не успела девушка выпить ковшик, как парни были уже на улице, где звенели серебряные девичьи голоса…
Глава 10
ВАЛЯ И НАДЕНЬКА
Однажды Надя и Сережка договорились встретиться в двенадцать часов дня возле главной проходной завода. Многие заводские парни и девчата назначали здесь свидания. Сережка пришел минут на десять позже назначенного времени, потому что Надя всегда опаздывала на десять, а то и на все двадцать минут. Ее и сейчас не было. Сережка минут пять поглядывал вдоль улицы. Вдруг из-за угла вынырнула Надя, панически помахала руками и скрылась.
Что бы это значило? Сережка растерянно оглянулся и все понял: около забора, у пестрого объявления, которое извещало, что послезавтра, 14 октября, в заводском клубе состоится товарищеский суд над летунами и прогульщиками, стоял не кто иной, как сам Наденькин папаша Зот Филиппович и водил своей увесистой тростью по строчкам объявления.
Первым и самым естественным желанием Сережки было немедленно смотать удочки. Но Зот Филиппович предупредил его. Он перестал читать объявление, кашлянул и произнес голосом, в котором за притворным удивлением угадывалось нескрываемое желание прочитать нотацию:
— А, Трубников!.. Ну, как дела?
— Здравствуйте, Зот Филиппович! Очень рад вас видеть. Дела ничего, идут.
— А в каком направлении идут эти дела? Ты погоди, не бойся, не съем.
— Извините, пожалуйста, но мне некогда. Тороплюсь очень.
— Что-то ты, брат, не очень похож на занятого человека. Скорее наоборот. Занятые люди всегда торопятся, а не торчат на одном месте. Это, во-первых. А во-вторых, не смотрят в ту сторону, где стоит дом Красиловых. Это я между прочим… Ну, как тебе работается на новом месте?
