Игорь Ефремов - Кто убил президента Кеннеди?
МИЛТЬЕР: Это точно, перевернут каждый камень. Но через несколько часов они арестуют кого-нибудь для отвода глаз, чтобы народ не слишком вопил.
20 ноября лейтенант полиции в Луизиане, Фрэнсис Фруге, доставил в больницу женщину, находившуюся в состоянии наркотического опьянения. Она бормотала о том, что президент Кеннеди будет убит 22-го в Далласе. Ни полицейский, ни врач не придали большого значения ее словам. Но после того, как убийство произошло, лейтенант помчался в больницу и допросил Роз Черами. Она показала, что, работая в свое время у Руби в «Карусели», завязала отношения с торговцами, перевозившими наркотики из Луизианы в Хьюстон. 20 ноября, во время такой поездки, она подслушала, как два ее спутника обсуждали готовившееся убийство Кеннеди. Потом она наглоталась наркотиков, и спутники выбросили ее из машины. (В 1965 году Роз Черами была убита автомобилем на дороге.)
Утром 22-го ноября агент Си-Ай-Эй в Мадриде слышал, как бывший кубинский журналист заявил, что Кеннеди будет убит сегодня.
В тот же день Фидель Кастро пригласил к себе на ланч французского журналиста, Жана Даниэля. Этот Даниэль в течение нескольких недель жил на Кубе, пытаясь получить интервью у кубинского диктатора. Вечером 20 ноября Кастро неожиданно пришел к нему в номер гостиницы без предупреждения и просидел до 4 утра, выспрашивая журналиста о его встрече с президентом Кеннеди. 2 дня спустя именно этому журналисту была предоставлена возможность увидеть во время ланча, как примет известие премьер-министр. «Плохая весть, плохая весть, — несколько раз повторил Кастро. — Вот увидите, теперь они попытаются свалить вину за убийство на нас».
Несколько позже в тот же день сотрудница кубинского посольства в Мексике, Луиза Кальдерон Каралеро, разговаривала с приятельницей. Та первым делом спросила ее, слышала ли она об убийстве Кеннеди. «Конечно, — отвечала Каралеро с усмешкой. — Я узнала об этом чуть ли не раньше, чем сам Кеннеди».
Конечно, все эти сведения всплыли на поверхность и были собраны исследователями гораздо позже. Теперь мы видим: заговор имел такие масштабы, что держать его в абсолютной тайне было практически невозможно. Десятки людей знали о готовившемся и говорили вслух. Если бы убийцы промахнулись, все эти разговоры канули бы в вечность как досужая болтовня и не попали бы в анналы истории. Но убийцы не промахнулись. Ибо готовились они очень и очень серьезно.
Подготовка должна была вестись по двум направлениям. Первое: организация собственно убийства, то есть выбор места засады, отбор и инструктаж команды исполнителей, обдумывание способов бегства с места преступления. Второе: разработка фальшивой версии, сочинение и размещение «улик», которые должны были бы указать на Освальда как на главного и единственного убийцу.
О первом направлении мы знаем очень мало. Оно разрабатывалось тесной группой профессионалов, которым не нужны были помощники, которые умели держать язык за зубами. О линии Освальда известно гораздо больше. Его видели и запомнили десятки людей, потому что он любил привлекать к себе внимание, часто был вызывающе хвастлив или груб. Многие исследователи считают даже, что заговорщики создали Освальду двойника. Этот двойник, якобы, появлялся на стрельбище, где практиковался в стрельбе из иностранного ружья; вел переговоры о покупке автомобиля, заявляя, что скоро у него будет достаточно денег, чтобы приобрести его за наличные; являлся в оружейную мастерскую, прося, чтобы ему приделали оптический прицел к винтовке.
Особенно упорно версию двойника поддерживают те критики Отчета комиссии Уоррена, которые пытаются объявить Освальда абсолютно невиновным и в заговоре незамешанным. Однако если это был двойник, его талант перевоплощения следует признать невероятным. Такой человек смог заработать бы гораздо больше денег, играя в Голливуде, чем принимая участие в опасном сценарии реальных убийц. Зато уж сценарий выглядит никуда не годным. Вместо того чтобы представить Освальда одиноким маньяком, «сценаристы» то и дело подсовывают его свидетелям в компании с другими темными личностями или в моменты получения денег из неизвестных источников, то есть изо всех сил рассыпают «улики» заговора. Но так как в остальных своих действиях заговорщики отнюдь не выглядят дураками, идею «двойника» Освальда следует оставить, если мы хотим остаться в рамках правдоподобия.
В первых двух частях книги рассказано о том, что многих свидетелей, знавших что-то о Руби или Типпите, ждала насильственная смерть или увечье. Свидетелей, сталкивавшихся с Освальдом, подкарауливала другая напасть: публичное шельмование. Не понимая, чего хотят от них следователи Комиссии Уоррена, они изо всех сил пытались говорить правду, как они ее помнили. Но так как правда не укладывалась в заданную Комиссией схему (Освальд — убийца-одиночка), следователи и авторы Отчета любыми средствами пытались выставить свидетелей либо выдумщиками, стремившимися стать центром внимания, либо неуравновешенными психопатами, либо просто лжецами. К настоящему моменту написаны уже десятки убедительных книг, восстанавливающих доброе имя этих простых и честных людей (правда, для многих — посмертно). Благодаря этим книгам мы можем теперь не тратить время на споры с авторами Отчета, а просто шаг за шагом проследить по свидетельским показаниям действия Освальда в течение последних трех месяцев его жизни.
Лето 1963 года Освальд прожил вместе с семьей в Новом Орлеане, где у него были родственники. Работал то там, то тут, но главным образом отдавал свое время на прокастровскую пропаганду: раздавал на улице листовки, переписывался со всевозможными левыми организациями, даже принял участие в радио-диспуте с кубинским эмигрантом-антикоммунистом. Жизнь не налаживалась, и в понедельник, 23 сентября, Руфь Пэйн забрала Марину с ребенком и вещами и повезла их обратно в свой дом в Ирвинге (пригород Далласа). Освальд обещал вскоре последовать за ними, ища по дороге работу.
Он покинул Новый Орлеан 24-го сентября. Днем 25-го, покрыв 500 миль, прибыл в столицу штата Техас, город Остин, появился в местном бюро регистрации военнослужащих и расспрашивал о возможности изменить формулировку в своих документах о демобилизации. (Отрицательная характеристика, мол, мешала ему в получении работы.)
Вечером 25-го сентября Освальд появился в доме Сильвии Одио в сопровождении двух кубинцев. Этот эпизод (описанный вкратце в начале главы) стал впоследствии предметом отчаянных дебатов и самого скрупулезного расследования. Практически ни один серьезный исследователь не сомневается в правдивости рассказа Сильвии Одио, ибо она поведала о визите тут же, через несколько дней, своему психиатру, написала о нем отцу еще до того, как президент был убит и Освальд появился на экране телевизора. Споры идут лишь по поводу истолкования эпизода.
Отчет Комиссии Уоррена пытается доказать, что три визитера были совсем другими людьми, даже называет их имена, хотя последующее расследование показывает вздорность этой версии. Осторожная Сильвия Мейер признает убедительность свидетельства, но не пытается делать никаких выводов, ибо визит слишком явно доказывает участие Освальда в заговоре. (Она считает его невиновным.) Саммерс полагает, что заговорщики представили Сильвии Одио фальшивого Освальда, все того же «двойника», за два месяца начиная накапливать «улики» против намеченного козла отпущения, а заодно и сваливая вину на левое крыло антикастровской эмиграции (к нему принадлежали сестры Одио), которое для крайне правых было не лучше коммунистов.
Но спрашивается, если бы Леон Освальд был подставным лицом, двойником, актером, не проще ли и не убедительнее ли было, чтобы он обронил угрозы в адрес Кеннеди сам, в присутствии Сильвии Одио? Он же промолчал почти все время визита, держался вежливо и скромно. Грозным террористом его обрисовал один из латиноамериканцев, «Леопольдо», позвонив синьоре Одио на следующий день. Она же с самого начала отнеслась с недоверием к визитерам, и впоследствии ее отец, вырвавшийся из кастровской тюрьмы, с уверенностью заявил, что это были самозванцы. Ей показывали десятки фотографий кубинцев анти- и прокастровской ориентации, а также агентов кубинской разведки, но ни один не был похож на пришельцев. У нее было также впечатление, что те двое могли быть мексиканцами.
У нас нет никаких оснований отказаться от принципа, которым мы пользовались уже много раз на протяжении расследования: если заведомый лжец подсовывает нам какую-то информацию, скорее всего она должна быть противоположной истине. Если самозванные антикастровцы, посетившие синьору Одио, пытались выдать Освальда за своего. это означает, что на самом деле он был на противоположной стороне, что как раз совпадает с его открытой прокубинской деятельностью и попытками уехать на Кубу. Эпизод содержит в себе еще один важный момент: Сильвия Одио видела в лицо двух реальных заговорщиков и при этом осталась жива. Это следует рассматривать как весьма серьезное указание на то, что двое пришельцев были, скорее всего, иностранными агентами, которым не было нужды оставаться в Америке и опасаться разоблачения.
