Валентина Пономарева - Голова Медузы Горгоны
— Не велика гарантия, — буркнул эмиссар, но все же черкнул на бумажке несколько слов. Они будут служить доказательством, что офицер благополучно убыл с квартиры адвоката.
…Приближалась колония Каррас. Пассажиры засуетились, протискиваясь к выходу. Пономаренко услыхал название разъезда и тихо подтолкнул Моносова.
— Что же вы сидите? Нам как будто здесь сходить…
— Вы ошиблись, — вежливо ответил Моносов. — Потерпите. До Пятигорска осталось совсем немного. Мы вас дольше ждали, господин Пономаренко.
— Кто это мы? — оторопело уставился на него эмиссар, все еще не веря своим подозрениям.
— Губернская чрезвычайная комиссия.
* * *Конарь ворвался в Эдиссею. Бандиты схватили семерых местных милиционеров да одну девчонку-комсомолку, дочку священника. Забрав их с собой, Конарь круто повернул влево, стремясь сбить погоню со следа. Почти сутки металась банда по степи, как обложенный флажками матерый волк и, наконец, остановилась на хуторе Ивановском. От пятисот сабель осталось у Конаря меньше половины, но он был еще силен и опасен. Резервная сотня Якова уменьшилась на две трети. В других — потери были не меньше.
Осколком гранаты Якову царапнуло плечо и щеку. Перевязали его наспех, и теперь в грязных бинтах с пятнами запекшейся крови он мало чем отличался от других бандитов.
Во время передышек, когда конаревцы приводили себя в порядок, Яков выбирал укромное место и доставал клочок бумаги. С каждым днем рос в нем список наиболее активных членов банды, адреса их семей. Исписанный с обеих сторон, он уже не мог вместить всю ту информацию, которую собрал Гетманов за последнее время. Пришлось сейчас писать поперек строчек мелким бисерным почерком. Из случайного разговора чекист узнал, наконец, адреса седоусого сотника и скрытного писаря. Отыскивая на клочке свободное место, куда бы можно было дописать их имена, Гетманов не заметил, как кто-то подкрался сзади.
— Пишем, значит? — почти над ухом раздался вкрадчивый голос Скибы.
Яков вскочил, зажал листок в кулаке и сунул его в карман.
— Ну чего, чего? — наступал на него Скиба. — Не таись! Покажь цидульку-то. Дюже мне интересно.
Скиба потянул Гетманова за рукав и попытался овладеть листком. Но неожиданным ударом в челюсть Яков сбил его с ног.
— За показ деньги платят…
Скиба схватился за подбородок и медленно поднялся:
— Ты попомнишь это, гадюка! Дознаюсь, кому пишешь…
Он повернулся и рысцой побежал к большой хате, где расположился Конарь. Яков, будто ничего не случилось, снова присел под вязом, достал из кармана листок и стал набрасывать строку за строкой.
Не прошло и трех минут, как Скиба вышел из хаты. Яков беззаботно грыз сухую травинку и при появлении Скибы снова торопливо сунул листок бумаги в карман.
— Конарь зовет! — приказал он, и когда Яков лениво направился к хате, Скиба пристроился сзади.
В хате, кроме атамана, были два сотника, телохранитель Конаря и писарь. Атаман, у которого после сражения под Курской настроение было тяжелым, встретил Якова окриком:
— Бумагу давай!
— Какую бумагу?
— Он еще спрашивает! — заорал сзади Скиба. — Давно я доглядаю, чего это он… Ноне вот подглядел. Сидит у колодца и все по сторонам зыркает, ровно боится кого.
— Тебя, что ли? — огрызнулся Яков.
Скиба ткнул его в плечо:
— Вынимай! Или сами отымем!
— Еще схлопотать хочешь? — Гетманов круто повернулся к нему. Скиба отпрянул.
— Бумагу! — рявкнул Конарь, играя хлыстом.
— Это мы мигом, мигом, — забормотал Скиба. Он ловко запустил руку в карман, другой, выворотил их, невзирая на сопротивление Якова, и поднял с пола клочок бумаги. Гетманов рванулся:
— Не трожь, сволочь!
Но сотник и писарь уже крепко схватили его, заломив руки. Скиба подскочил к Конарю и протянул листок. Тот приказал отпустить Гетманова. Скиба злорадно улыбался, держа его на мушке своего пистолета. Конарь кивнул писарю: читай!
Тот расправил на ладони маленький обрывок. По мере того, как разбирал фразу за фразой, губы сотников кривились в усмешке.
«Поклон Вам, уважаемая Маша, — читал писарь. — Пишет Вам Ваш друг Яков. Я покамест жив и здоров, чего и Вам желаю. А еще хочу сообщить, чтобы Вы ждали меня, не то вернусь и худо будет. Где и с кем я сейчас, знать Вам не надобно. Но если ты там без меня с другим спуталась, на себя пеняй. С тем и остаюсь…»
Крысиная мордочка Скибы, которая только что светилась торжеством, теперь вытянулась, а сотники и Щербатый громко захохотали.
По лицу Конаря промелькнула усмешка.
— Дурак, — буркнул он Скибе. Потом обернулся к Якову. — Ты тоже хорош! Чего таишься? Садись!
Сотники потеснились на лавке. Конарь налил в кружку араки и подвинул ее Якову.
— А на меня не серчай. Ожегся на молоке — и на воду дую.
Он поднялся из-за стола и, расстегивая бекешу, отправился на покой. В дверях горницы остановился:
— Твой черед дежурить? — исподлобья глянул он на Якова. — Смотри, чтобы посты не спали. Шкуру спущу!
* * *Сообщение Степового о намерении Лаврова распустить банду оказалось неточным. Распри там ненадолго прекратились, и Лавров снова повел на Тереке оживленную подготовку к восстанию под лозунгом: «Долой коммунизм, жидов и продналог! Да здравствует учредительное собрание!» Поддерживаемая зажиточным казачеством, банда окрепла настолько, что Лавров снова начал активные действия.
Банда терроризировала население Георгиевского, Пятигорского, Святокрестовского уездов, делала набеги на село Обильное, станицу Лысогорскую. Повсюду лавровцы жестоко расправлялись с коммунистами и советскими работниками.
Постепенно банда стала дробиться на мелкие группы, занимающиеся грабежами и насилиями, что еще более затрудняло борьбу с нею. Сам Лавров, уклоняясь все время от столкновений с частями Красной Армии, перебирается сначала в Железноводский, а потом в Святокрестовский уезд. Там на ограбление поезда с мукой он бросил к станции Плаксейка все оставшиеся у него силы. Это была последняя крупная операция, после которой банда фактически перестала существовать. Бандитов, рассчитывающих на легкую победу и богатую добычу, встретил ураганным огнем бронепоезд, высланный из Святого Креста. Остатки головорезов укрылись в Сафоновском лесу.
Преследуемый частями Красной Армии, полковник Лавров метался между селом Обильным, станицами Уральская, Подгорная и, наконец, решил оставить банду. Он временно передал командование некоему Боброву, жителю станицы Урупской, а сам с группой приближенных удалился в обитель матушки Поликены зализывать раны и пестовать новые кровавые замыслы.
Поликена приняла постояльцев без особого радушия. Видя, что могущество Лаврова идет на убыль, хитрая слуга господня стремилась поскорее выпроводить нежданных гостей. Она боялась, как бы не пришлось расплачиваться за щедрое свое покровительство. Однако открыто выразить недовольство полковнику она не смела, зная его крутой нрав.
…В просторной келье Аграфены темным вечером горела редкостная по тем временам десятилинейная керосиновая лампа. На широком деревянном топчане полулежал полковник Лавров в нижней рубахе не первой свежести и синих галифе, Заправленных в белые шерстяные носки. Лицо его заметно припухло от монастырских возлияний, глаза смотрели настороженно и зло из-под нахмуренных кустистых бровей.
За столом метали банк человек десять офицеров из свиты полковника и несколько главарей мелких банд. Тишина лишь изредка прерывалась резкими возгласами игроков.
— Ну, хватит, — неожиданно громко сказал Лавров и, приподнявшись на локте, жестом приказал убрать карты.
— Завтра уходим в Кабарду, — объявил полковник свое решение.
— А как же… — заикнулся было кто-то из местных.
— Все. — Лавров хлопнул ладонью по колену. — Кончено! Оставаться здесь больше нельзя, иначе всех нас передушат, как цыплят.
— Яков Александрович прав, — поддержал его Лукоянов. — Надо уходить.
Лавров сел, ухватившись за край топчана и подозрительно оглядел стол.
— Где, скажите мне, гарантия, что среди вас нет изменника? — хрипло спросил он.
Сидящие за столом возмущенно зашумели:
— Как можно!
— Себе уж не веришь, Яков Александрыч!
— Да не мы ли с тобой от самой Таврии шли? — спросил молодой прапорщик.
— Положим, некоторые присоединились к нам позже. Вот вы, скажем, штабс-капитан, и вы, милостивый государь! — Лавров ткнул пальцем в сторону седого хорунжего.
— Обижаешь, Яков Александрыч! — насупился хорунжий.
— Молчите! — взмахом руки прервал его Лавров. — Кто ответит мне за гибель Городецкого, лучшего из лучших офицеров? Кто предупредил чекистов у Плаксейки? Кто, я вас спрашиваю? Кругом предательство, измена!
