Роман Арбитман - Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать
Продажа детской железной дороги рифмуется с продажей азбуки, но никто не посягает на жалкие четыре сольдо. У всех вокруг есть задача поважнее: открыть Раздолбаю какую-нибудь Истину — на две, на три, на пять страниц — и переманить на свою сторону. Поскольку главный герой фантастически невежествен, он жадно впитывает любую банальность — однако в чем провинился читатель? И зачем ему спотыкаться на фразах про «лучистые искорки» в глазах, про «волнительный холодок под ложечкой», про то, как «вспыхивали слайды счастливых минут» и как «бесстыжие лучи посыпались из ее глаз»? Это тоже коммерческий, но уж совсем убогий жанр…
Как мы помним, книга «Похороните меня за плинтусом» завершалась только тогда, когда юный Саша выплескивал все свои страдания: осада двери, последние слова бабушки, ее похороны, конец. Новый роман расчетливо оборван на полуслове: вторая часть второй книги будет позже. Алиса с Базилио разбрелись кто куда, Дуремар разронял пиявок, но золотой ключик пока в тине и Карабас еще за кадром. Жди, читатель, терпи, следи за рекламой.
Право же, нам очень повезло, что хронику Саши Савельева написал и издал малоопытный в коммерции автор. Если бы за дело взялся Санаев нынешний, он бы заставил маленького Сашу помучиться еще для второго тома, а бабушку и вовсе сделал бессмертной, как Дункан Маклауд. А что? Полезная старушка, может пригодиться.
Гвозди бы делать для этих людей
Владимир Сорокин. Теллурия: Роман. М.: АСТ, CORPUS
Теллур (Tellurium) — 52-й элемент периодической системы, относится к семейству металлоидов. Теллур хрупок, быстро окисляется, в чистом виде встречается редко, при попадании внутрь человеческого организма вызывает отравление. Но это — в реальности. В новом романе Владимира Сорокина законы природы подправлены. Самородный теллур здесь добывают без труда и куют особые гвозди. Едва такой гвоздь вбит в нужную точку на черепе, человек погружается в мир иллюзий и там получает свое. Верующий обретает Бога, вдова — ушедшего мужа, Каин — раскаянье, и т. д. Если бы героям Фрэнка Баума на полпути к Озу встретился мастер с набором чудо-гвоздей, то сказка завершилась бы намного раньше: Лев вообразил бы себя смелым, Страшила мудрым, а юной Дороти почудилось бы, что она снова вернулась в Канзас.
По сути, и сам роман Сорокина — набор тех же теллуровых гвоздей, предназначенных для множества читательских затылков.
«Вы либерал? Православный патриот? Державник? Нацист? Коммунист? Монархист? Гомосексуалист? Натурал? Зоофил? Каннибал? Спешите приобрести новейший бестселлер «Теллурия»! В одной из полусотни глав, составляющих книгу, вы обязательно найдете то, что будет созвучно именно вашей душе. Четырехсотстраничный роман, как хороший пятизвездочный отель, работает по системе «всё включено». Писатель берет на учет любые мечты и фантазии, реализуя их по первому требованию без дополнительной оплаты».
Примерно так могла бы выглядеть рекламная аннотация к роману, если бы рафинированные его издатели намеревались продать не двадцать тысяч экземпляров, а все двести и потому не чурались агрессивного маркетинга. Между тем Сорокин, кумир тонкой (и оттого, увы, коммерчески ограниченной) прослойки интеллигенции, наконец-то создал продукт более широкого потребления. В один роман, как в безразмерный походный рюкзак, автор сложил разнообразные чаяния своих потенциальных читателей, чтобы каждому досталось хоть по сегментику ожидаемого ими будущего. Полсотни глав, где такое будущее описано, — это полсотни отдельных маленьких утопий, на любой вкус, цвет и настрой.
Оптимист, уповающий на технический прогресс, увидит плоды генной инженерии и порадуется универсальным компьютерам, которые легко смять в шарик или растянуть до размера простыни. Пессимист, готовый узреть панораму регресса, может полюбоваться голой заснеженной степью, натуральным хозяйством в натуральную величину и ржавыми тарахтелками на картофельной тяге. Тот, кто верует в Аллаха Немилосердного, грезит закатом Европы и ей же грозит джихадом, прочтет в романе о победоносной высадке талибов в Германии и о том, как Старый Свет едва не превратился в новый халифат. Того, кто ждет реванша европейского христианства, автор тоже не обидит: предложит картину крестового похода завтрашних тамплиеров, седлающих гигантских роботов и улетающих на восход.
Не осталось без внимания писателя и грядущее его собственной страны. Автор делит Россию завтрашнего дня на мелкие кусочки и к каждому цепляет отдельную историйку. Те из читателей, кто заскучал по борьбе, осененной серпасто-молоткастым стягом, отыщут в книге главу об уральском партизанском отряде, стилизованную под передовицу «Красной звезды» 40-х. Те, кому милы образы батюшки-царя, графов-князей, предводителей дворянства и адъютантов всех мыслимых превосходительств, тоже не внакладе: им автор предложит идиллическую картину грядущей монархической Рязани. Те, кто мечтает о национальной самобытности и «сильной руке», с радостью узреют Москву, где устои тверды, а иноземные слова, вроде «Интернета» или «петтинга», запрещены законом. Для тех, кто не расположен к теперешнему российскому лидеру, есть в книге анекдот про трех лысых истуканов, расчленивших Россию. Ну а те, кого раздражают уличные акции оппозиции, будут рады намеренно издевательской главе, в которой «размягченное и основательное pro-тесто вытекло на Болотную площадь, слиплось в гомогенную массу и заняло почти все пространство площади».
Понятно, что при таком подходе роман лишается даже подобия главных героев и единства стиля, превращаясь в разухабисто-унылый фельетон — лоскутное одеяло, сшитое из сиюминутных прогнозов политологов, желтеющих газетных передовиц, постмодернистских каламбуров и скабрезных анекдотцев. Быть может, затея бы так-сяк удалась, если бы автор сумел изобрести сюжетный клей, могущий подружить гномиков с партизанами, крестоносцев с псоглавцами, парторгов с киборгами, а колхозников с царевной-нимфоманкой и целым взводом говорящих фаллосов. Но чуда не случилось. Подобно тому, как из десятков шустрых карасиков нельзя собрать одного кита, пестрая россыпь квазиутопий не сложилось у Сорокина в цельное полотно. Гвоздь, даже теллуровый, все-таки не годится на роль сюжетного стержня: и размером он не вышел, и прочность не та.
Аллес капут
Александр Терехов. Немцы: Роман. М.: Астрель
Итак, в 1941 году Гитлеру все-таки удалось взять Москву. Но победа оказалась пирровой: подчинив огромное пространство, населенное миллионами людей со своим жизненным укладом, захватчики в итоге растворились среди побежденного народа, постепенно утратив свою ментальность. Прошло меньше шести десятилетий — и где вы теперь, потомки истинных арийцев, чьи танки утюжили арбатскую брусчатку под музыку вагнеровского «Полета валькирий»? Ау, нибелунги, ау, сверхчеловеки? Куда подевался ваш хваленый ordnung?
В новой книге Александра Терехова немцы давно не хозяева Москвы, захваченной их предками, а ютятся на правах приживалов. Главный персонаж, Эбергард, руководит пресс-центром одного из столичных округов, притом не самого важного. Соплеменники Эбергарда — Хериберт, Фриц и Хассо — приписаны к районным управам и тихо копошатся на должностишках пока еще хлебных, но уже третьестепенных. Рудиментарная аккуратность и принадлежность к нации завоевателей не гарантируют им безоблачной жизни; любой новый назначенец может перетряхнуть кадры и поставить «на финансовые потоки» своих. Это и происходит в финале романа: Эбергарду и прочим арийцам дают пинка, а освободившиеся места оккупируют мутные люди с руками-ковшами, чье главное предназначение — хапать…
Роман «Немцы» уже успел получить литературную премию «Национальный бестселлер» и номинирован на премию «Большая книга». Книга и впрямь объемная, а станет ли она бестселлером — покажет будущее. У романа есть достоинства, хотя едва ли художественные: два редактора, приставленные к Терехову издательством «Астрель», не сумели уберечь читателя от «мелкоживотных когтей», «укоряющих мелкозубых мыслей», «закричавших глаз», «по-старообрядчески двупалых свиных ног», от «разговора с дизайнером, с наклеенными ресницами» и прочей «беготни друг за другом с потными головами по новому снегу» (бегать головами по снегу — чистый цирк!).
«Старческая жадность к любой детали, одышливое нервное многословие, стремление охватить в одной фразе все видимые глазом мелочи» — эти черты прозы Терехова, замеченные рецензентом «Литгазеты» еще два десятилетия назад, видны и сегодня. Ничего не изменилось — разве что фразы стали еще длиннее: некоторые растянуты аж до размеров страницы. В тексте «Немцев» по-прежнему так же тесно и душно, как в переполненном вагоне метро: «разнокалиберные коробки с микроволновками, автомобильными телевизорами, суперпылесосами, компьютерами и ящиками вина», «подальше от разговоров, чоканий, спортивных трансляций, грохота, сопровождающего поглощение пищи», «с какими-то блестящими мелкими штучками, прилепленными на веки, кольцами, запахом, краешком красных трусов и браслетами», «согласились стать мусорщиками, проводниками поездов, расклейщиками объявлений, вахтерами, водителями, продавцами, массажистами, нянями грудных детей, дворниками, кассирами платных туалетов, переносчиками тяжестей» — не роман, а реестр.
