Михаил Овсеенко - Записки военного контрразведчика
Все это мелочи, но это часть установленного протокола, и было бы лучше для меня, если бы я их знал. Скажете, мелочь, – согласен, но я воспринимал эти мелочи особенно, ибо они затрагивали мой самолюбие.
Ближе к вечеру В.И. Шкутов предупредил меня, что в 19.30 в кабинете маршала будет совещание. Я поинтересовался, а всегда ли присутствовал на этих совещаниях генерал-лейтенант Б.А. Еронин. «Нет, не всегда», – ответил Шкутов. «Утешил», – подумал я. Еронин давно и хорошо знаком с маршалом, занимает высокое положение в Главке. Он может себе позволить быть или не быть. А как поступить новичку? Если присутствовать, то постоянно. Если не бывать, то я буду многого не знать, да и Главк может спросить, а что я вообще тут делаю. Принял решение – присутствовать постоянно.
Войдя в кабинет, я сразу увидел, что обстановка в нем не такая, как я предполагал. Диван, журнальный столик, три стула. На диване – маршал и генерал-лейтенант Меримский. А где же сесть мне? Я занял место на стуле, стоящем у торца столика. Кто его занимал раньше, не знаю.
Первым всегда делал сообщение маршал, знакомя нас с изменениями в военно-политической обстановке в Афганистане и вне его, в ЦК НДПА и по другим вопросам, отмеченным выше. Потом заслушивались по военным вопросам приглашаемые лица, в том числе из опергруппы, в конце ставились задачи на следующий день. Все это вместе взятое приносило мне большую пользу.
Ближе к концу пребывания оперативной группы в Афганистане меры безопасности мною были усилены. Основанием для этого послужили данные МГБ ДРА о вербовках бандитами афганцев, работающих в официальных и других учреждениях, посредством давления на членов их семей и угроз расправой. Вербовка делалась в целях последующего использования завербованных для совершения террористических и диверсионных актов. Отдельные случаи террористических нападений на советских военнослужащих были отмечены в том же году на одной из главных улиц Кабула.
Сам маршал никогда не проявлял внимания к мерам своей безопасности, в том числе во время командировок в наши гарнизоны, даже на блокпосты, в районы боевых действий, особенно при поездках на автомашинах. Приведу пример одного полета в 201-ю МСД.
Эта командировка оставила свой след в моих воспоминаниях. Из Кабула мы вылетели в шесть часов утра. По прибытии в штаб дивизии сразу же началось заседание без какого-либо предполагаемого перерыва. Шло заслушивание руководства соединения, советских военных советников, советников по линии КГБ и МВД СССР, старших группы «Каскад» и других ответственных должностных лиц. Кроме вопросов военного характера, маршала интересовала обстановка в провинции, количество банд и отрядов, сведения об их главарях и боевой активности, а также многие другие вопросы, ответы на которые могли наиболее полно охарактеризовать военно-политическую обстановку в регионе.
Все докладчики, выполнив свою задачу, покидали помещение. Я же, следуя примеру маршала и соблюдая субординацию, вынужден был сидеть рядом без перерыва. В 14 часов нас пригласили на обед, не предложив решить какие-то свои житейские проблемы.
После обеда, не заходя в штаб дивизии, маршал и, соответственно, я поехали на «уазике» в сопровождении такой же машины в Кундуз к губернатору провинции. Дорога протяженностью семь-восемь километров была совершенно пустынной и разбитой, по бокам ее на удалении 50-100 метров рос кустарник. Маршал, конечно, был без оружия, а у меня пистолет «Вальтер» с шестью патронами, поскольку визит к губернатору планом не предусматривался. А район был бандитский, именно в этих местах действовал в свое время описанный мною рядовой Дедов.
Перед отъездом, отойдя на три-четыре метра от маршала, я сказал командиру дивизии, чтобы он выставил по маршруту нашего следования БМП (боевая машина пехоты), но так, чтобы они не бросались в глаза. Маршал это услышал и заявил, что ничего подобного делать не надо. Тем не менее, когда он отвернулся, я снова, но уже настоятельно повторил ранее сказанное. Как-никак, а это маршал Советского Союза, и любое происшествие, да еще с трагическим исходом, связанным с действиями бандитов, которые можно было предотвратить, обернется позором.
На войне могут сбить ракетой самолет, автомашина может налететь на фугас, она может быть обстреляна – обычное дело, но только не плен. А район Кундуза я хорошо знал. Еще накануне, будучи в Кундузе один, я обратил внимание на группу сотрудников царандоя, прилетевших из Кабула. В связи с приближением вечерних сумерек они отказались ехать в свой город и заночевали в гостинице дивизии. И только на другой день в сопровождении БТР поехали домой.
Итак, мы благополучно добрались до Кундуза. В кабинете губернатора сразу же начались слушания сообщений глав провинции и города, которые сопровождались обязательным употреблением чая. Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы, не теряя времени, поехали в дивизию, где маршала ждали другие приглашенные лица. Наконец, где-то около 19 часов, я не выдержал и вышел. Вернувшись уже в другом настроении, я подошел к маршалу и взглянул на стол через его плечо. Он вопросительно посмотрел на меня. Я сказал: «Задание КГБ. Осталось выяснить только мелочь – какие сигареты курит маршал Советского Союза». Он рассмеялся, а я сел на свое место.
В девять часов вечера кабинет опустел. Тогда маршал предложил мне заслушать еще и начальника особого отдела дивизии. Я пытался его отговорить и перенести это мероприятие на завтра, полагая, что он устал, – ведь прошло уже более пятнадцати часов, как мы вылетели из Кабула, а он был уже немолодым человеком. Маршал сначала согласился, а потом все-таки настоял на своем. Я недооценил закалку старой гвардии.
В ходе доклада заместитель начальника особого отдела дивизии подполковник Колесников упомянул о деле подполковника З., бывшего начальника разведки 108-й МСД (подробнее о З. рассказано ниже). По мнению Колесникова, нужно было принять конкретное решение: завершить срочно уголовное дело или откомандировать З. в Советский Союз. Маршал согласился, и мы наконец перешли в комнату, отведенную маршалу для отдыха. Там уже находился И.Ф. Модяев. Выпив чаю, мы разошлись.
Когда я был уже начальником особого отдела ОКСВ, мне позвонил адъютант маршала и сообщил, что прилетел Сергей Леонидович (его визит не афишировался), находится в гостинице Военного совета. Он спросил, буду ли я встречаться с маршалом. Я ответил «да» и попросил 3-5 минут на сборы. Пришел вовремя. В фойе вдоль стен сидело много ожидающих встречи с маршалом. Среди них был и военный атташе полковник Сень. Минуя всех, я сразу же прошел к маршалу. Встретил он меня хорошо. Посадил на диван, сам присел рядом. Дело было после праздника 7 Ноября, во время которого маршал командовал парадом. Я сделал комплимент его выправке и заметил, что с таким хорошо поставленным и зычным голосом в царской армии карьеру делали. Он засмеялся, а я после очередной шутки сказал себе: «Хватит, у него мало времени», – и начал свой доклад. Маршал при этом перешел к столу, сделал пометки и пообещал поднять мои вопросы на совещании вечером в штабе армии. Попрощались тепло. На вопрос маршала я его заверил, что готов быть вместе с ним в любой «горячей точке».
Шутка в отношении карьеры оказалась пророческой. По прибытии в Москву через некоторое время маршал С.Л. Соколов был назначен министром обороны СССР. Я его поздравил телеграммой.
К сожалению, жизнь внесла свои коррективы в его судьбу. Прилетел злополучный Руст, и его посадка на Красной площади повлекла за собой известные всем оргвыводы. С тех пор я не имел возможности общаться с маршалом. Но моя работа в опергруппе оставила глубокий след в моей памяти, поэтому я и решил поделиться этой историей с читателем.
О БОМБО-ШТУРМОВЫХ УДАРАХ
Ограниченный контингент советских войск в Афганистане имел достаточно сил и средств получать данные о противнике в целях ограждения себя от враждебных устремлений мятежников. После их анализа по отдельным объектам принималось решение о нанесении по ним БШУ (бомбо-штурмовой удар). Хочу сразу отметить, что они носили строго селективный характер.
Это практиковалось в первые годы нашего пребывания в ДРА. По утрам, в 6 часов 30 минут, в течение получаса во дворце Чихиль-Сутун, где размещалась оперативная группа министерства обороны, проводились короткие совещания, на которые приглашались все заинтересованные командиры и представители авиации. Как член опергруппы, я также присутствовал на них. При этом не всегда была возможность перепроверить озвученные разведданные, например такого плана: «В таком-то месте, с указанием координат, в отдельно стоящей крепости около трехсот метров от кишлака, собралась бандгруппа в количестве 30–40 человек».
Учитывая мобильность этих отрядов, иногда сразу принималось решение о нанесении БШУ. Оно принималось руководителем совещания. Предложение о нанесении БШУ по конкретному объекту либо утверждалось, либо отвергалось или предлагалось доразведать. При этом всегда имелось в виду, что цель для воздушного удара должна находиться не ближе 300–400 метров от населенного пункта, чтобы не пострадали мирные жители. Однако вскоре выяснилось, что в некоторых случаях заявленные цели представляли собой обыкновенную дезинформацию.
