Михаил Овсеенко - Записки военного контрразведчика
– Если дать шифротелеграмму на имя председателя КГБ СССР за двумя подписями… – Не останавливаясь, продолжал:
– Нет, так не пойдет. В Москве она будет размножена, о ее содержании будут знать не менее одиннадцати человек. От них узнает руководитель представительства КГБ СССР в ДРА, а от последнего – Наджиб. Начнутся массовые аресты «халькистов», возможно вооруженное сопротивление, прольется много крови, существенным резонансом отзовется и мировое сообщество. В довершении всего мы потеряем верного нам человека. Озвученный Гулябзоем замысел явно обсуждался среди руководства «халькистов», а это уже заговор… Сообщить генералу Варенникову мы также не можем. Как руководитель оперативной группы министерства обороны СССР он просто обязан реализовать эту информацию с тем же результатом – кровь и, как следствие, позор для 40-й Армии.
– Что же делать? – спросил Дубынин.
– У нас нет выхода, любой наш доклад приведет к трагическим последствиям. Поэтому в следующий приезд Гулябзоя ему надо твердо сказать, что если он вздумает исполнять свой план, то 40-я Армия сотрет его в порошок.
Я отдавал себе отчет в том, что не имею права выступать от имени 40-й Армии, а как должностное лицо обязан доложить о происшедшем в КГБ СССР. Да и характер и масштабы вероятных событий могли иметь государственное для нашей страны значение. Виктор Петрович ни разу меня не перебил и в ходе последующей встречи сделал так, как я посоветовал. Гулябзой сказал, что все понял, попрощался и уехал. Однако мы оба не поняли до конца, а что он понял? Тем не менее визиты этого заговорщика прекратились, но добрые отношения остались, и до конца нашего пребывания в Афганистане он в ситуациях, подобных этой, никак себя не проявлял. Я же был удовлетворен тем, что профилактическая беседа командующего достигла цели, хотя мысль, что я совершил рискованный поступок, долго не оставляла меня.
Этот довольно специфический эпизод моей службы в ДРА глубоко запал в мое сознание, и только по прошествии многих лет я решил рассказать о нем читателям.
Я знал всех командующих 40-й Армией. Кого-то из них уважал больше, кого-то меньше. Были и такие, к которым мое отношение было просто индифферентным.
Самые хорошие воспоминания я сохранил о генерал-лейтенанте Викторе Петровиче Дубынине (1943–1992). Высокий, подтянутый, коммуникабельный, отличный профессионал, по своим деловым и личным качествам он выгодно отличался от своих коллег. Дубынин активно участвовал в боевых действиях, несмотря на то что для этих целей у него был штатный заместитель. Виктора Петровича уважали не только офицеры, но и срочнослужащие. Это был настоящий боевой генерал, ставший впоследствии начальником Генерального штаба министерства обороны РФ, Герой России. В трудных ситуациях он не подставлял подчиненных.
Запомнился случай, произошедший на моих глазах во время Кундузской операции в 1987 г. В начале операции наша авиация, несмотря на проведенную накануне рекогносцировку, совершила ошибку, начав высаживать десант в точке, занятой мятежниками. К счастью, все обошлось благополучно, без потерь, но время начала боевой операции было сдвинуто. Эта задержка вызвала соответствующую реакцию вышестоящих начальников. Телефоны на командном пункте накалились. Дубынин с озабоченным лицом довольно сдержанно отвечал всем: «Поправим…» Конечно, ответственность за происшедшее лежала на командующем авиацией, находившимся в это время на командном пункте. Но Дубынин ни разу не обмолвился об этом, не сказал, что разберется с ним и т. д. Все недовольство звонивших он принял на себя.
Постоянные стрессовые нагрузки, вызванные военной обстановкой, иногда неоправданной гибелью военнослужащих в ходе боевых операций, которой, если действовать более разумно, можно было избежать, – а за жизни своих солдат он нес, в первую очередь, моральную ответственность, – а также отсутствие в письменной форме ряда указаний сверху, имеющих порой политическое значение, пошатнули здоровье Виктора Петровича Дубынина. Все это привело к серьезной болезни, за которой последовал его преждевременный уход из жизни. Вечная ему память!
После нашего возвращения домой отношения между «халькистами» и «парчамистами» обострились настолько, что Наджибулла арестовал ряд высших офицеров армии из числа «халькистов».
В этой ситуации министр обороны ДРА Шах Назар Танай предпринял попытку переворота с целью свержения Наджибуллы, однако она закончилась неудачей. И кто же, вы думаете, оказался ближайшим помощником Таная? Наш знакомый Гулябзой. Выходит, что ранее озвученные им намерения совершить переворот были далеко не случайными. Тем не менее скажем ему спасибо, что своими замыслами в то время он поделился с В.П. Дубыниным, а не с кем-то другим.
Я уже находился в Санкт-Петербурге, когда, узнав мой телефон в редакции, где были напечатаны мои статьи по Афганистану, на меня вышел бывший начальник управления кадров царандоя гражданин ДРА В. В ходе неоднократных встреч он показал себя ярым кармалистом. Характеризуя своего командира – Гулябзоя, он отметил его авантюризм, склонность к фракционной борьбе и оппозиционность к Наджибу. Как «парчамист» В. про заговор мог и не знать, по крайней мере, он ничего по этому поводу не говорил. Зато рассказывал про участие своего шефа в коалиции с Ш.Н. Танаем. Получив гражданство России, но не найдя работы, В. эмигрировал в одну из стран Европы.
ОРГАНЫ КГБ «РОДИЛИ» Б. КАРМАЛЯ, ОНИ ЖЕ ПОМОГЛИ ЕМУ УЙТИ НА ПЕНСИЮ
По долгу службы мне довольно часто приходилось летать вместе с маршалом Советского Союза С.Л. Соколовым, а затем генералом армии В.И. Варенниковым в гарнизоны ОКСВ в ДРА на самолете АН-26 и вертолетах. Неоднократно в таких полетах участвовали доктор Наджиб и начальник Первого Главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) В.А. Крючков. С Наджибуллой, в том числе и в новой для него роли генсека ЦК НДПА, я постоянно встречался на мероприятиях, посвященных годовщинам военной контрразведки, а также МГБ Афганистана и в штабе армии (дворец Тадж-Бек). Рослый крепыш, волевой, креативный, раскованный, с мужественной внешностью, он производил очень хорошее впечатление и выгодно отличался от Б. Кармаля. Не могу ничего подобного сказать о В.А. Крючкове. Его внешний облик не привлекал внимания, он производил впечатление человека замкнутого, неконтактного. Я почти всегда находился на аэродроме в Кабуле в группе встречающих Крючкова, приглашал его посетить особый отдел, особенно наш музей, однако он всегда отказывался по причине своей занятости. Сочтем это убедительным. Однако, даже находясь рядом со мной в вертолете, он ни разу не проявил интереса к делам особого отдела. Меня это крайне удивляло. Находясь по служебным делам в Афганистане, он был не просто начальником ПГУ, а являлся ответственным представителем КГБ СССР – и вдруг такое безразличие в отношении единственного военного контрразведывательного органа, находящегося в ДРА. В то же время более значимые лица, посещавшие Афганистан, – такие как заместитель председателя Совмина СССР В.С. Мараховский, председатель Комитета по внешнеэкономическим связям К.Ф. Катушев и другие, – находили время побеседовать наедине с начальником военной контрразведки, выслушать его точку зрения на обстановку в ДРА и узнать о стоящих перед особым отделом КГБ проблемах. Я считал это правильным и постоянно убеждался, что у всех у них было государственное мышление. И каждый из них, особенно заместитель министра иностранных дел Ю.М. Воронцов, оставили в моей памяти добрые воспоминания.
Надо признать, что, несмотря на свою внешнюю замкнутость, В.А. Крючков проделал большую и важную работу в отношении Б. Кармаля, в силу политических, личных и деловых качеств вставшего на ренегатский путь. Крючков сумел убедить генсека оставить свой пост, с чем тот длительное время не соглашался, и уехать в СССР на лечение. Б. Кармаль в свое время был креатурой КГБ СССР. Эта организация «родила» его, она же помогла ему уйти на пенсию.
30 сентября 2013 года в «Российской газете» было опубликовано интервью начальника Второго Главного управления КГБ СССР (контрразведка), которое пояснило причину такого поведения В.А. Крючкова в Кабуле. Дело в том, что в отношениях двух названных ведущих ведомств была какая-то предвзятость, они как будто состязались в получении результатов в работе. Когда отозванный из-за границы по подозрению в измене Родине сотрудник Первого Главного управления Гордиевский прибыл в Москву, он сразу же должен был быть передан под «опеку» контрразведки, чего разведка не сделала. Это позволило Гордиевскому сбежать за границу. Председатель КГБ Чебриков строго спросил руководителей управлений, как они могли допустить такое. В. Бояров тогда сказал, что «причиной является бардак в отношениях первого и второго Главных управлений».
УЧАСТИЕ В РАБОТЕ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ МО СССР
