Николай Федоренко - Японские записи
– Ваш дух самопожертвования не может не восхищать. Считайте себя в таком случае вне опасности от магии моей кулинарии. Позвольте торжественно провозгласить: сегодня сохраняется господство гастрономии моей жены.
– Примите мою признательность за ваше великодушие и за честь разделить с вами царственную трапезу с изысканным вкусом супруги «счастливого мужчины наступающего года».
Окусан
Почти неуловимо для меня в комнату входит супруга академика, окусан, как принято ее называть по-японски. Она вновь приветствует нас на коленях, совершая низкие, до самого пола, поклоны и опираясь ладонями рук с собранными пальцами на циновку. Общественные приличия и этикет предписывают во время поклона опускать голову возможно ниже. Выбрать при этом должный момент при взаимном приветствии для завершения приветствия – не так просто. Считается предосудительным поднять голову первым раньше времени, до того, как другой еще продолжает припадать к земле. Не только иностранцы, но и сами японцы бывают нередко сконфужены возникающей в связи с этим неловкостью.
С маленьким, утонченным лицом, без традиционного грима, скромно держащаяся окусан беспрестанно кланяется мужчинам в ноги. На ней вся тяжесть забот по дому. Но главное – она непревзойденно готовит рис и содержит дом в безукоризненной чистоте, подбирая на циновках каждую пылинку. И натруженные, узловатые ее руки – свидетельство неустанных усилий, неистребимой домашней работы.
Неожиданно для себя я обнаружил, что хозяйка стала обладательницей необыкновенно искусного сооружения на голове, успев за время нашей беседы с Охара сделать прическу «марумагэ», которую носят замужние японки. Позднее я убедился, что у японок удивительно развит культ прически. Чрезвычайно сложными выглядят традиционные прически («симада», «момоварэ», «итегаэси», «марумагэ»), представляющие целые постройки на голове женщины, особенно во время праздников, разного рода обрядов и церемоний. Наибольшей изысканностью и мастерством поражают прически знаменитых гейш в древнестоличном городе Киото, где с давних пор понятия грациозности и вкуса связываются с обликом юных красавиц «майко» (танцовщицы). Не зря в народе говорят, что «в Осака любят покушать, а в Киото – пощеголять».
По велению супруги академика мы переходим в соседнюю комнату, служащую гостиной и столовой.
Следуя старинному обычаю, жена Охара, опустившись на колени, открывает раздвижную дверь и, низко склонившись в почтительной позе, приглашает нас пройти вперед, протяжно произнося слово «додзо» – «пожалуйте». Проводив нас, хозяйка, точно традиционная японская статуэтка, в белоснежных носках, похожих на копытца, вновь поднимается и мелкими шажками в полусогбенном положении семенит за нами.
Обычай повелевает гостю не торопиться в японском доме, передвигаться по циновкам осторожно, короткими и легкими шагами, в виде медленного скольжения на всей ступне. При этом необходима постоянная осмотрительность, особенно при переходе из комнаты в комнату с низким, нависающим расположением деревянных карнизов и высокими дощатыми порогами. Считается предосудительным переступать или перепрыгивать через предметы – подушки для сиденья, сервировочные столики, – которые могут оказаться на пути. Полагается осторожно передвинуть или перенести то, что мешает, а затем уже проходить.
Когда супруга Охара подошла к лампе, на ее широком и высоко подвязанном декоративном поясе «оби» засияла большая рубиновая брошь в тонком золотом обрамлении. Она, очевидно, заметила мой взгляд.
– Это подарок, – не без удовольствия заметила окусан, слегка прикасаясь к украшению рукой. – Рубин символизирует сорокалетие супружества.
– А жемчужина, что рядом с рубиновой брошью?
– Жемчуг преподнесен мне Охара сэнсэй на память о тридцатилетии замужества. Среди некоторых японцев бытует давняя условность отмечать каждую годовщину супружества в течение нескольких лет и десятилетий. В первую годовщину обычно преподносят сувенир или подарок из бумаги, во вторую – из ситца, в третью – из кожи, в четвертую – из шелка, в пятую – из дерева, в шестую – из железа, в десятую – из олова. Затем свадьба отмечается один раз в пять лет. Для пятнадцатой годовщины супружества символом является хрусталь, для двадцатой – фарфор, для тридцатой – жемчуг, для тридцать пятой – яшма или нефрит, для сороковой – рубин, для сорок пятой – сапфир, для пятидесятой – золото, для пятьдесят пятой – изумруд и, наконец, для шестидесятой – бриллиант.
– И перстень на вашей руке, очевидно, не без символического значения?!
– Со дэс, это еще одна условность. Изумруд у нас дарится в день рождения, если он падает на май месяц. Родившимся в январе преподносят гранат, в феврале – аметист, в марте гелиотроп (кровавик), в апреле – бриллиант, в июне – жемчуг, в июле – рубин, в августе – сардоникс, в сентябре – сапфир, в октябре – опал, в ноябре – топаз, в декабре – бирюзу.
В бумажной комнате
Интерьер японского дома, быть может, наиболее полно раскрывает национальную самобытность, определенные черты японского образа жизни, некоторые традиции и обычаи.
Комнаты в японском доме разделены между собой раздвигающимися стенами – так называемыми «фусума», – тонкими деревянными рамами, оклеенными простой или декоративной светонепроницаемой бумагой, или «седзи» – легкой решеткообразной стеной, заклеенной с одной стороны просвечивающей матовой бумагой. Удивительна приверженность японцев к использованию бумаги вместо стекла. Эта традиция сохраняет свою жизнестойкость и в наше время, хотя, как известно, первые рамы со стеклами в окнах применяются человеком уже с 375 года. Высота фусума и седзи всюду одинакова – несколько более полутора метров – достаточно, чтобы пройти среднему японцу. Фусума и седзи легко раздвигаются и могут свободно убираться.
Охара сэнсэй раздвигает седзи, и зимний сад будто врывается в дом. Не лишено смысла образное выражение, что японский дом днем бумажный, а ночью – деревянный. Он весь закрывается выдвигающимися щитами, ширмами, створками, ставнями.
И как-то внезапно в памяти возникли строки Исикава Такубоку:
Вот солнца блеск слабеет все на седзи…
Смотрю на них – и у меня
На сердце будто бы темнеет…
Эта конструктивная особенность имеет существенное практическое значение. Она позволяет легко «раздвигать стены» помещения до нужных размеров или, наоборот, «отгородиться» в желаемом масштабе. И когда все стены и щиты раздвигаются, то тогда здесь не остается ничего, кроме пола, потолка и несущих подпорок. И люди оказываются на полу, как на театральных подмостках, в окружении живой природы сада, который воспринимается как естественная декорация.
Не менее важно и то, что в условиях жаркого и влажного климата Японии в таком доме удается создавать нужный температурный режим. В этих целях «седзи» заменяются «есидо» – подвижной рамой с тонкой камышовой решеткой. И условия помещения изменяются. Воздух, который задерживается седзи с их бумажным покрытием, свободно движется теперь через комнату, что создает естественное охлаждение. В японских домах, как правило, редко либо вовсе не применяются электрические вентиляторы или устройства для искусственного охлаждения, пользование которыми от непривычки нередко приводит, по утверждению японцев, к серьезным ревматическим и простудным заболеваниям. Другим способом борьбы против влажной жары служит ратановый настил, который кладется поверх татами. Ратановая решетка также не препятствует свободному движению воздуха. И это в значительной мере способствует созданию прохладной атмосферы в комнате.
– Высота фусума и седзи, – говорит Охара, подойдя к скользящей стене, – возникла не без причинной связи. Она, представьте, имеет историческое объяснение. В свое время на балку, которая служит основанием для «нагэси» (бруска с углублением для подвижных дверей), вешались самурайские пики. Делалось это для того, чтобы в случае нападения на самураев в их доме они могли в один прием схватить пики и броситься в бой. Японские воины, как известно, были людьми не очень рослыми, и это отражалось на архитектурных пропорциях помещения, в том числе на высоте фусума и седзи. И хотя с тех пор прошло уже много времени, дома японцы строят по древним стандартам, как в старину. Этот консерватизм постепенно отходит, но традиции прошлого весьма устойчивы.
В современных японских домах, для которых характерны элементы модернизма, потолок достигает высоты до трех метров. В этом нельзя не видеть определенного видоизменения пропорций японской традиционной архитектуры под влиянием процесса европеизации.
– Поднятие потолка в японском доме, – замечает Охара сэнсэй, – не повлекло изменения традиционных размеров фусума и седзи. Добрые старинные манеры требуют соблюдения сидячей позиции при открытии и закрытии скользящих створок. Соответственно изменяется лишь «кокабэ» – стабильная часть стены, соединенная с потолочным перекрытием.
