Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №1 за 1994 год
Для описания этой одиссеи мы располагаем прежде всего докладом инженера Корреара и хирурга второго класса Савиньи – важнейшим по количеству проводимых подробностей документом, – а также рапортом Кудена на имя министра по делам морского флота и сведениями, полученными Раном от одного из уцелевших пассажиров плота. Доклад же Корреара и Савиньи, по причинам, которые будут указаны ниже, является подозрительным и пристрастным документом. Его авторы поддерживают лишь одну из версий, а также при помощи этого доклада они сводят счеты, защищая свои политические убеждения. Но если освободить представленные ими факты от словесной шелухи, то можно добраться и до истины. Рапорт Кудена поразительно прост и ясен, но нельзя забывать, что составлен он офицером, старавшимся не запятнать честь флота. Кудена нельзя упрекнуть в неискренности, но порой его рапорт неполон. Наконец, страшный, мрачный доклад Рана, составленный с чужих слов, делает эту историю еще более странной. Основываясь на этих трех источниках, попробуем восстановить истинную и объективную картину событий.
За сооружением плота было поручено наблюдать лейтенанту Эспье. Позже, на следствии, он заявил: «Плот был построен самым надежным образом. Детали палубы крепились толстыми гвоздями и тросами. Плот имел размеры от 40 до 42 шагов в длину и от 22 до 24 шагов в ширину». Корреар и Савиньи придерживаются другого мнения. Они считают, что «изобретатели» плота сложили бы его более тщательно, если б проектировали для себя. Их описание плота необходимо исследователю событий, поскольку оно позволит понять, в каком положении оказались потерпевшие кораблекрушение. «Плот состоял из стеньг, рей, парных мачт, крепко связанных между собой. Основой плота служили две стеньги, положенные по бокам; еще четыре мачты такого же размера и прочности были положены попарно в середине плота. Остальные мачты лежали между первыми четырьмя, но были меньше по размеру. На эту основу было положено нечто вроде паркета из досок. Поперек плота было набито несколько длинных бревен, выступающих за его края метра на три с каждой стороны, чтобы повысить его сопротивляемость волнам. Также были сооружены своеобразные перила в сорок сантиметров высотой, и это было единственное заграждение от волн – такое решение приняли те, кому не было нужды в высоких бортах, ведь не им предстояло сражаться с волнами на плоту. К концам передней стеньги, лежавшей в основании плота, были прибиты две реи, соединявшиеся под углом и крепко связанные тросами: они образовывали носовую часть плота. Треугольное пространство между ними было забито разными досками и кусками дерева: носовая часть была около двух метров длиной, но прочность ее была невелика, кроме того, во время плавания она постоянно находилась под водой. Корма была незаостренной формы, как носовая часть, но длина ее тоже была значительной, а прочность – небольшой. Таким образом, безопасно было находиться лишь в центральной части плота…
Плот, с учетом носовой и кормовой частей, был двадцать метров в длину и около семи метров в ширину, на первый взгляд казалось, что он способен нести на себе двести человек, но на самом деле оказалось, что это не так. У плота не было собственных парусов и мачт. Во время нашего отплытия с фрегата на плот поспешно скинули бизань и грот-бом-брамсель, даже не потрудившись предварительно свернуть их, падая, эти паруса нанесли телесные повреждения нескольким членам экипажа, стоявшим на вахте; у нас даже не было тросов для установки рангоута.
На плоту находилось много мешков с мукой, положенных туда накануне, но не для того, чтобы служить нам пищей в плавании, а потому, что их не удалось как следует сложить на корабле, и тогда их переместили на плот, чтобы их не унесло в море; в нашем распоряжении оказалось шесть бочонков вина и две небольшие емкости с водой; как потом было сказано, все это было приготовлено для пассажиров плота…»
В этом вступлении к своему рассказу Корреар – Савиньи делают патетическое отступление, чтобы воз будить сочувствие к пережитым ими лишениям; это отступление очерчивает позицию, которую они занимали в данном вопросе: «На этом театре малых военных действий родилось столько боли, пережиты были такие ужасающие жажда и голод, что самые крепкие, неутомимые, опытные и работящие пали под ударами судьбы, в то время как более слабые и непривычные к усталости нашли в душах своих то, чего недоставало их телам, выдержали страшные испытания и одержали верх над этим ужасающим бедствием благодаря полученному воспитанию, высоким умственным качествам, благородству чувств. Именно этим свойствам своего характера они обязаны своим чудесным спасением».
Насколько циничны эти слова, можно будет понять из дальнейшего описания событий.
Окончание следует
Жорж Бордонов, французский писатель и историк | Перевела с французского С.Никитина
Кают-компания: Том Стоун придет домой не скоро
Они нагрянули к нам в редакцию вечером, внезапно, как говорится, прямо с корабля на бал, то есть с маршрута, с рюкзаками за спиной. К такому явлению, признаться, мы не были готовы. Они – это американский путешественник Том Стоун, идущий пешком вокруг земного шара, и трое наших соотечественников: Михаил Афанасьев, действительный член Русского географического общества, и два Владимира, Журавлев и Феоктистов, опытные спортсмены-путешественники; наши сопровождали Тома на первом этапе его перехода по России от финляндской границы до Москвы. В кают-компании, за столом, накрытым на скорую руку, за чаем сразу завязался живой разговор, и нам показалось, что гости ничуть не выглядят усталыми, хотя на их обветренных лицах лежала печать тысяч пройденных пешком километров.
Воспользовавшись правом хозяев, мы рассказали Тому Стоуну историю нашего старейшего российского журнала, вспомнили для гостей и о том, что в нашей «кают-компании» побывало немало знаменитых путешественников и замечательных людей, таких, как Тур Хейердал и Фарли Моуэт, Тим Северин, Жак Майоль и Бен Финни, Юрий Сенкевич… Нас же интересовало буквально все: как у них проходил маршрут, с какими трудностями они сталкивались в пути, какие первые впечатления сложились о России у Тома Стоуна, как была задумана и организована беспримерная акция «Пешком по России» – о ее целях и задачах мы уже сообщали. Осталось сказать, что экипировку участникам перехода любезно предоставила небезызвестная фирма «Рибок—Россия». И еще: с российской стороны участники экспедиции будут постоянно меняться – так было решено с самого начала.
– Как проходил маршрут? – переспрашивает меня Том. – В общем нормально. Как по маслу. Задержек не было… Ничего особенного.
– Как же ничего особенного! – прерывает американца Михаил Афанасьев. (Они с Томом знают друг друга давно, и Том зовет его просто Майклом.) – А абсолютный рекорд скорости?..
– Что было, то было… – вступает в разговор Журавлев и не без напускной скромности продолжает: – На участке Старица – Тверь. За день мы прошагали 55 километров. С такой скоростью, пожалуй, еще никто не ходил до нас.
– Вот видишь, а ты – ничего особенного! – подмигивает Тому Михаил…
Лицо Тома озаряет улыбка:
– Действительно, было такое…
Тома Стоуна впервые я увидел в Русском географическом обществе еще в августе прошлого года. Крепкого сложения, жилистый, глаза цепкие, изучающие, настраивающие собеседника на сдержанность. И действительно, Том тогда говорил мало и отвечал кратко.
– Том, – спрашиваю, – трудно ли было идти по российской земле: дороги-то у нас не позавидуешь?.. Что больше всего запомнилось?
– Знаешь, – отвечает Том, – физически идти было совсем нетрудно. А насчет дорог, так мы с самого начала решили держаться подальше от них, шли в основном по пересеченной местности. Потом, правда, пришлось идти по шоссе – так выходило быстрее. Что запомнилось?.. – И тут его словно прорвало: – Все! Весь северо-запад вашей страны – огромный музей под открытым небом. Но главное – народ. В провинции он совершенно особенный, не то, что в больших городах, – открытый, спокойный, внимательный…
Запомнилась Тому одна старушка. В тот день экспедиция двигалась долго, было жарко, по дороге не встретилось ни одной живой души. Под вечер подошли к деревне – они не помнили ее названия, совсем крохотная деревушка, с одной-единственной улицей. Остановились у палисадника – дух перевести, а навстречу им через двор ковыляет старушка. Узнав, что люди идут издалека, засуетилась, заторопилась в дом – и вышла с кувшином и кружками: «Попейте, ребятки, молока – холодное, в самый раз».
Утолив жажду, разговорились. Старушка сказала, что живет в этой деревне с рождения, в том самом доме, что поставил еще ее дед, и уезжать никуда не собирается – здесь ее корни. Американца, да и вообще иностранца, видела впервые в жизни. Когда узнала, что Том прошагал полсвета, сначала изумилась, а после, лукаво прищурясь, спросила: «Что, и вторую половину пройдешь?», – и как рассмеется… и так все вместе разговорились. Старушка пригласила странников переночевать, и гости с радостью согласились…
