Борис Подопригора - Запомните нас живыми

Рассыпавшиеся ониксы сорванных бус —
с самых величавых женщин Союза.
Дрожащие капли веером обтекают ветровое стекло,
мечутся перед гибельным росчерком, чтобы
в следующее мгновение жадно броситься на безвинных соседей
и, обнявшись, развеяться в свисте времени.

…Узкий полиэтиленовый пакетик с дурманящим насваем*
между двух рядов переключателей, надставленных остывшими гильзами.
Вечерний троллейбус рассекает пелену дождя
в несмываемом пространстве дымящейся памяти.

…Площадь Шахидон…
Как эхо: Аллах Акбар – клокочущая толпа. Белые повязки.
Мелом по стене: «Ребята, я с вами. Вова».
Вовчики.**

…Ты знаешь, с тех пор боюсь спуститься в переход.
Там везде лежали трупы.

Вошедшая на остановке грациозно стряхивает промокший зонтик, изящно сбрасывает капюшон. Таджички почти не седеют.
Хануме Душанбе.

…Театр Маяковского…
Сюжет незавершенного фарса с трассерами в ночи.
…Два флага: зеленый – врачи – вовчики,
красный – больные – в массе юрчики…
Красные пятна на утреннем зеленом газоне.

Психиатрическая больница 1992 года:
автоматные очереди, заточки из ложек. Кто начал первым?
…Из шести ответит один. Будет клясться хлебом, матерью, женой…
Хануме Душанбе. Лилит…

Площадь Озоди – Свободы… Да здравствуют умершие рано…
Шальная пуля из прошлого:
Раис, что там нашли?
…откопали в клумбе у фонтана…
…кресты алюминиевых бутонов – как модель молекулы.
Слезы?

Шатающиеся бытовики из 201-й дивизии
собирают и закапывают тех и других.
Вовчики? – как щелчок затвора.
Послушай, ако, это – Юрчик, он – Юра, а я – Юрий Владимирович, как Андропов… Запомни, здесь все – юрчики.

Горячая точка, расплывшаяся в горящее пятно Советского Союза.
На нем – как кипящая краска – зеленые, белые, красные.
Вовчики – юрчики.
И только неизменна – в черном плаще
Хануме Душанбе.

То ли обгоняя БТР с эмблемой ГАИ,
то ли пытаясь сбежать от навязчивой памяти,
троллейбус ускоряет ход.

Садитесь, ханум. Остудите лоб о стекло.
Неужели даже из окна троллейбуса,
как из иллюминатора вертолета,
обречены думать о стингерах?

Размытые силуэты пронесшегося мимо:
сидящие вдоль улиц на корточках.
Хорогские безработные.
В 91-м году со всего Памира против Союза проголосовали человека три, вроде прибалты из местного погранотряда.
Говорят, раньше таджички умели носить европейские платья, как в Париже.
Когда кончится мода на черные плащи?
Хануме Душанбе, России, Югославии…
Вам не тошно?

Где остановка?
У недостроенной мечети?
У сгоревшего райкома?

Троллейбус – десять шагов освещенного тоннеля
во мраке беспощадных струй.
Как коридор рижского ОМОНа…
Тогда было еще не поздно…
…тетрадный листок среди поздравлений с Днем Красной армии:

«Каждый выбирает по себе
Слово для любви и для молитвы,
Шпагу для дуэли, меч для битвы
Каждый выбирает по себе».

Вы выходите, ханум?
Куда?

Я мысленно целую вас
через мокрое стекло.
Боюсь увидеть вас на следующий день…
…И какая-то печальная мелодия
в ритме стихающего дождя.
Апрельского.
Весеннего.

15.21:
…фургоны – желтые, красные…
Следим с балкона шестнадцатиэтажки…
Поворот. Тузла. Босния. Еще существующая Югославия.
Стоянка. Пешеходы. Отсвечивают зеркала «Златар-филигран».
Не по-русски разноцветные футболки и коляски.

Мороженое – «сладолед».
Первые три светло-зеленых военных грузовика.
Один похож на ГАЗ-66.
Остановился. Его обходят.
Из грузовика выскакивают трое военнослужащих. Куда-то исчезают.

Грузовик разворачивается.
Не вписывается в поворот.
Развернулся.
На балконе обсуждают: Мио, …
Грузовик трогается.
Появились два бронетранспортера.
Тоже пытаются развернуться.

15.24.
Первый заехал на газон.
Два выстрела.
– Мио, шта овде? –  В чем дело?
БТР сломал дерево.
Гражданская машина развернулась и ушла.
Исчезли люди. Пусто. Грохнул БТР.
Стрельба, стрельба ужесточается…
Еще одно дерево сбили…
С балкона смотрят пригнувшись.
Грузовик с разорванным кузовом. Крупным планом.
Кто ранен? – Очереди.
Пламя из кузова остановившегося грузовика.
Маленькое, как туристский костер.

Что-то вытекает из военного фургона напротив.
Из другого тоже.
15.30. Пусто.
Еще один грузовик едет по газону.
Дым, потом пламя.
Пламя поднимается выше.
Пламя и над вторым грузовиком.
«Пуцают!» – «Стреляют!»

Военный медицинский фургон.
Выехавшие на перекресток машины, встали.
Два очага пламени.
«Гробна тишúна».
Звонит колокол.

Что-то взорвалось.
Машины горят тихо – слышен шепот на балконе.
Редкие пистолетные выстрелы.
Чья-то ругань.

Горит асфальт под грузовиком.
Кузов еще одной машины – в огне.
«Одве рат». – Это война.
Солнце и молитва:
«Да светится имя твое,
да живе королевство твое…»

«Колы, колы»… «Машины, машины».
Горящие машины столкнулись.
Дрожит объектив.
А может, кто-то знал, что это случится,
и ждал на балконе?
Сильный взрыв.
Аминь.
«Демократична дорожка».

Артиллерия.
«Наше трагичне живот… за наше Босне… укус слободе»…
Дрожит объектив. Зеленые квадраты европейских газонов.
Мелькает FS-3 – в правом верхнем углу.
Стена огня – за левым поворотом.

Черный дым. Желто-белое пламя.
Горят задние колеса грузовика, похожего на КамАЗ.
Никого нет.
Цветы на балконе.

Сквозь дым – присмиревшие легковушки – поодаль.
Дым – выше 16-го этажа.
Весь КамАЗ в огне.
Пламя обтекает кабину.
FS-3. «Демократична дорожка».
Дым застилает весь перекресток.
Вдали – стоящие светлозеленые грузовики.
«Фронт слободы… само мало разума и мира»…
Пять очагов огня. От четырех – дым.
Глухие взрывы, как в горах. Их заглушают новые.
Горящие песочницы.
Жирные следы на сухом асфальте мостовой и тротуаре.

Мат. Сильный взрыв на ГАЗ-66. Еще один. Фамилии на – ич.
Грузовик «Камкон». «Хитна помоч» – скорая помощь.
Взрывы, взрывы.
Разбросало машину.
Обломки долго висят в воздухе.
Как конфетти из фольги.
Перекресток был в дыму, а теперь в огне.
Открылась дверь у красной легковушки.
Два похожих на джиннов очага на огромном пространстве перекрестка.
Ракеты. Салют кому?
Частые глухие взрывы. Хлопушки с Нового года?
Рвутся снаряды.
Вот почему звучало: эксплозивы, эксплозивы.
«Нови рат».

15.9.1992. 15.29, …30, 45, …51…
Мелькают года: 93, 94, …96…
Сплошной черный дым.
Что-то типа самодельной петарды:
растянутая письменная «м» – в воздухе.

Продолжают рваться боеприпасы.
Хорошо, что балкон огражден бетоном.
«Марко, хвала, сигарету» – «Само изволте».
Пять факелов. Виды города.

Впервые видно солдат. За фургоном, поодаль.
Звуки сирены.
Взрывается еще одна машина.
Рукав заслоняет камеру.
Титр из другой передачи, наверное, более важной:
тел. 239-07.
Улица Югославской народной армии.
…«температура – …», а где-то – «испод ноля».

Сегодня не потемнеет. «Вечна спомен».

«…пятнадцать минут назад в городской музыкальной школе
прерван концерт памяти…
…погибшего в Новый год при обстреле…
лауреата премии Чайковского…
Из-за прямого попадания … на сцене пожар…
…требуется кровь и спирт…
…городская радиосеть прерывает трансляцию
из-за угрозы повторного артобстрела…
…мы уходим в бомбоубежище…»

…нет этого городка,
вальсирующего в дунайском прибрежье,
с шагающим меж платанов бронзовым Тито…
Есть Сталинград 43-го.
Есть раздрай души.
Мы уходим, уходим, уходим, уходим…
Заблудившееся эхо афганского «прощай»…

Уходим,
как Тарковский,
не оставив ни «Гамлета», ни «Бесов»,
оставив пастернаковскую неспособность к эмиграции.

Дел не хватило ни во вселенной, ни в России…
Запомнились
пожаром на сцене.

Шаровая молния отчаяния воспламенила синусоиду
между двуглавой ладьей православного храма
и субтильным минаретом с жестяным колпачком…

…еще раз прокатилась по бетонным урнам бывших очагов:
чем ближе к границе, тем с большей иезуитской назидательностью
сровненных с землей.

Allahu egber… Господу Богу помолимо…
Опоздали…

Мы уходим дорогой,
уткнувшейся в рельсовый пюпитр станции Вуковар,
загородивший аварийный выход.

Мы уходим
в бессрочье беловежского подполья,
помечая на трофейной карте
власовские комендатуры анэксимбанков.
Товарищ, с Новым, 1942 годом!

…я продолжаю свою войну —
он пьет ракию и курит московскую «Приму»…
…они бросили луковицу в котел с моей дщерью…

Вуко вар = волчий бульон…
Предел.

Граница. Буквы ГРС на асфальте…
Если точка после Г – граница Республики Сербской —
Терпят…
Если после ГР – Граница Сербии —
Точку закрашивают
Либо закладывают здесь фугас…

Господи, ты-то нас уважаешь?

…мы теряем и теряем…
Время и достоинство. Самолеты и Севастополь…
Пока работает телефон.

Через линию фронта:
– Завтра наступаешь?
Нарисуй на башне скрипичный ключ… Чтобы не попал… —

Точечное бомбометание.
Крест-распятье под Добоем —
«девятой гимназической» роте:
«Жертвама бомбардованья НАТО».
Прими, Господе, непогрешне деце твоjе…
В белградской Святой Троице —
приставлены к одной стенке – «Генералъ Врангель» и «Храбро пали, браче русима»:
первые десять фамилий…
Разметанные белыми стаями зимы Вуковара.

Мы уходим.
Уступая место удачливым и бессовестным,
с остатками аристократического куража —
чувствовать себя равными всем ушедшим.

Может, когда-то потом
из выжженной оркестровой ямы,
будто из глубины души,
послышится шепотом —
НАШИ!
Мы уходим, уходим, уходим, уходим,
оставляя кресты, кресты, кресты, кресты:
сифилис совести…

…закатили рукава, все думали – ищут наркоманов…
…заставили выпить по кружке спирта,
…а потом скачали кровь… до последнего розового пузырька…
…некоторые бредили… уже без крови…
и вы хочете знать, почему они не шлепнули меня?
Я – старый прозектор Додик, меня все знают…

Бред – сюжет для сна:
родился человек – посадили платан.
Умер человек – все равно растет.
В Вуковаре дольше домов горели деревья.
Стыдили живых.

Самая расцвеченная вывеска Вуковара:
«Погребна опремье». Похоронные принадлежности.
Полный аншлаг…

А так хочется остаться:
весело потрескивает концертный рояль,
партитур хватит, чтобы запалить всю Европу.
Как мазохистски послушна огню брошенная виолончель!
Черным поясом отливает смычок
на талии разошедшейся скрипки,
рыжей и певуче-развязной, как маркитанка…
Пятая оргия Чайковского?

Друже команданте! Господин капитан!
Отлучитесь от рюмки.
…жизнь слишком коротка для земных утешений.

Хотя бы зачеркните последнее «н» в слове «Таллинн».
С нее начался Вуковар…

Вы не глупее тех,
кто сегодня наезжает миротворцами на Дунай,
как когда-то гувернерами – на Фонтанку!
Вы просто пьяны.

Много спирта и крови…
Успеете ли протрезветь,
пока Гамлет еще в чем-то сомневается,
пока бесы не скупили благословения,
пока мы не успели возненавидеть
Друг Друга.
До пробуждения.
Там, где заканчивается ВуковаР, продолжается Россия…