Коллектив авторов - Большая книга семейной мудрости
Ф. Г. Вальдмюллер. Дети, украшающие шляпу. 1-я пол. XIX в.
Нечастый случай в литературе – когда семья (в данном случае семейство Карамазовых) предстает не как оплот любви и радости, а как уродливая и жалкая карикатура на человеческие отношения. И тем ярче и сильнее выглядит речь о счастье, любви и благоденствии, вложенная Достоевским в уста старца Зосимы.
«…Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле. Любите все создание божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну божию постигнешь в вещах. Постигнешь однажды и уже неустанно начнешь ее познавать все далее и более, на всяк день.
И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью. Животных любите: им бог дал начало мысли и радость безмятежную. Не возмущайте же ее, не мучьте их, не отнимайте у них радости, не противьтесь мысли божией. Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь землю своим появлением на ней и след свой гнойный оставляешь после себя, – увы, почти всяк из нас! Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам. Горе оскорбившему младенца. А меня отец Анфим учил деток любить: он милый и молчащий в странствиях наших, на подаянные грошики им пряничков и леденцу бывало купит и раздаст; проходить не мог мимо деток без сотрясения душевного: таков человек.
Пред иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, и спросишь себя: „взять ли силой, али смиренною любовью?“ Всегда решай: „возьму смиренною любовью“. Решишься так раз навсегда, и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное – страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего. На всяк день и час, на всякую минуту ходи около себя и смотри за собой, чтоб образ твой был благолепен. Вот ты прошел мимо малого ребенка, прошел злобный со скверным словом, с гневливою душой; ты и не приметил, может, ребенка-то, а он видел тебя, и образ твой, неприглядный и нечестивый, может, в его беззащитном сердечке остался. Ты и не знал сего, а может быть ты уже тем в него семя бросил дурное, и возрастет оно пожалуй, а все потому, что ты не уберегся пред дитятей, потому что любви осмотрительной, деятельной не воспитал в себе. Братья, любовь учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работой и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит. Юноша брат мой у птичек прощения просил: оно как бы и бессмысленно, а ведь правда, ибо все как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом конце мира отдается. Пусть безумие у птичек прощения просить, но ведь и птичкам было бы легче и ребенку и всякому животному около тебя, если бы ты сам был благолепнее, чем ты есть теперь, хоть на одну каплю да было бы. Все, как океан, говорю вам. Тогда и птичкам стал бы молиться, всецелою любовию мучимый, как бы в восторге каком, и молить, чтобы и они грех твой отпустили тебе. Восторгом же сим дорожи, как бы ни казался он людям бессмысленным.
Други мои, просите у бога веселья. Будьте веселы как дети, как птички небесные. И да не смущает вас грех людей в вашем делании, не бойтесь, что затрет он дело ваше и не даст ему совершиться, не говорите: „силен грех, сильно нечестие, сильна среда скверная, а мы одиноки и бессильны, затрет нас скверная среда и не даст совершиться благому деланию“. Бегите, дети, сего уныния!»
Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы»А. Хумборг. Вишни для детей. 1921
Иногда мы оказываемся вдали от родного дома и близких людей – увы, не всегда мы властны над своей судьбой. Но ощущение благополучия и счастья возможно даже на чужбине, например если кто-то или что-то напомнило нам о семье и родине – как в стихотворении И. С. Никитина.
Прохладно. Все окна открыты
В душистый и сумрачный сад.
В пруде горят звезды. Ракиты
Над гладью хрустальною спят.
Певучие звуки рояли
То стихнут, то вновь потекут;
С утра соловьи не смолкали
В саду – и теперь все поют.
Поник я в тоске головою,
Под песни душа замерла…
Затем, что под кровлей чужою
Минутное счастье нашла…
И радости, и горести по кругу ходят.
(английская)Счастье не конь, его не взнуздаешь.
(русская)Счастье – это стекло: его легко разбить.
(французская)́Лучше сто невзгод пережить, чем вечно их бояться.
(персидская)Слезами горю не поможешь.
(русская)От добра добра не ищут.
(русская)Кто любит сладкое, должен иногда терпеть и горькое.
(арабская)Счастье с неба само по себе не упадет.
(турецкая)Лад и согласие – первое счастье.
(русская)Не родись красивой, а родись счастливой.
(русская)Нового счастья ищи, а старого не теряй.
(русская)От счастья не бегут, счастье догоняют.
(русская)Г. Кайботт. Сад с подсолнухами в Пти-Женвилье. 2-я пол. XIX в.
Подсолнух: семья и солнце
Что только не олицетворял подсолнух в разные времена, в разных государствах и культурах! Он считался символом веры и благочестия: как венчик подсолнуха поворачивается вслед за солнцем, так и человеческая душа тянется к богу. Его считали символом королевской власти: золотистый венчик цветка напоминает корону. Подсолнухи воплощали долголетие и благодарность, красоту, силу и жизненную энергию. Их любили и аристократы, и простолюдины. Ведь помимо всего перечисленного в золотых «корзиночках» подсолнуха видели олицетворение прочной счастливой семьи: плотно прижатые друг к другу семечки, защищенные ярко-желтыми лепестками, так похожи на дружных членов одного семейства, согретых ласковым солнцем и искренней любовью друг к другу!
К. Е. Маковский. Крестьянский обед в поле. 1871
Тепло семейного гнезда
Иногда счастье для человека неразрывно связано с каким-то определенным образом, понятием, которое он, возможно, вынес из детства – а подчас он и сам не помнит, как его сознанием овладела эта идея. Так, для чеховского героя семейное гнездо – каким бы оно ни было – немыслимо без кустов крыжовника.
«…Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес. Сельскохозяйственные книжки и всякие эти советы в календарях составляли его радость, любимую духовную пищу; он любил читать и газеты, но читал в них одни только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом, мельницей, с проточными прудами.
И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.
– Деревенская жизнь имеет свои удобства, – говорил он, бывало. – Сидишь на балконе, пьешь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и… и крыжовник растет».
А. П. Чехов, «Крыжовник»А. Фишер. Сельский пейзаж. 1854
Может ли счастье быть «глупым» – именно так о нем пишет С. А. Есенин? Но, наверное, речь здесь идет не столько о глупости, сколько о полудетском, немного наивном восприятии мира. Ведь именно детям ощущение счастья более знакомо и более привычно, нежели взрослым, умудренным опытом людям! Такую же простую и незатейливую радость бытия испытывают и герои А. П. Чехова в его «Домике с мезонином».
