Сергей Дубавец - Русская книга
Журналист российского НТВ ведет передачу «Герой дня» — с депутатом Госдумы Тихоновым. Журналист хочет логики, игры аргументов. Тихонов хочет заявить свою точку зрения — вбить гвоздь. Разговор о белорусско-российском союзе. «Они, — говорит журналист о белорусском начальстве, — запретили передачу информации за рубеж, в частности, нашим корреспондентам НТВ!» Тихонов отвечает: «Э-э, Саша или Петя (или как там этого журналиста), вы ведь знаете, что опытный телеоператор из двухсот демонстрантов может сделать две тысячи». Что тут ответишь? Что телеоператор может сделать и наоборот? А о чем разговор?..
— Да они же били людей! — говорит журналист, путаясь в своих фактах. — Я сам видел в кадре разбитое лицо милиционера.
— Правильно, — хватает подачу Тихонов, — так кто кого бил?
— Но режим Лукашенко посадил за решетку вице-спикера Геннадия Карпенко! — достает журналист последний козырь.
— А как вы думали? — отвечает Тихонов. — За разбитое лицо милиционера надо нести ответственность. И суд должен разобраться, Карпенко разбил ему лицо или не Карпенко.
Журналист, хотевший устроить искрометное шоу и точными аргументами разбить белорусско-российский союз с блеском драйзеровского адвоката, — окончательно загнан в угол. Его слова отлетают от мраморной улыбки визави, словно теннисные мячики. «Ладно, — говорит журналист, надеясь уже не на победу, а на сочувствие, — если честно, вы действительно считаете, что в Беларуси демократический режим, и нам надо с ними объединяться?»
— Да, — отвечает депутат. — В Беларуси демократический режим, более стабильный, чем у нас в России. А за объединение с Россией уже высказался белорусский народ. На референдуме.
Круг замкнулся…
Понятно, кто победил, точнее, чей метод оказался более железобетонным. У депутата была задача сказать — как выстрелить, а у журналиста — доказать что-то депутату, зрителям и себе самому. Не вышло. Ибо очевидно, что первый выхватил свой кольт и произвел выстрел быстрее, чем второй находил в гроссбухах своих доказательств нужные протоколы.
Классическая демагогия побеждает не только в беседе начальника с журналистом. Вы можете тоже быть начальником и занимать более выгодную позицию, но если вы не демагог, вы проиграете.
Помните брифинг претендентов в президенты Беларуси? Лукашенко против Кебича. Кебич: Скажите, Александр Григорьевич, а как вы собираетесь запустить заводы? Лукашенко: У нас, уважаемый Вячеслав Францевич, есть методы. Нужно обеспечить людей работой, сохранить рабочие места, не разбазаривать народное добро. А что делали вы?..
На это Францевичу остается только усиленно моргать. Ну, делать
— не делал, но говорил ведь все время то же самое.
Вася и Зина смотрят все это по телевизору. Вася чешет затылок: А вот ведь как будет запускать — не ответил. Зина: Но хорошо же говорит, правильно…
Публику выигрывает тот, кто эффектно стреляет, а не тот, кто копается в томах с протоколами и предлагает публике думать, напрягать мозги, связывать аргументы и факты в причинноследственные связи. Мясо демагогии всегда хорошо прожевано. Хоть и не нами.
О лукавстве Лукашенко написано много. Уже есть целые антологии этого лукавства и даже целый кинофильм на 60 минут — «Обыкновенный президент». Но пока вы предлагаете публике целый час вникать в ваши доказательства и остроты, ему достаточно секунды, чтобы выхватить свой кольт и произвести очередной эффектный выстрел. Например, о том, что народ требует от него сталинской диктатуры.
Завтра, когда, к примеру, он репрессирует всю оппозицию и понастроит концлагерей, он заявит вам: вы же сами этого хотели, вы, народ… Что тут скажешь? Что мы не народ? Или что народ не хотел? Доказательств так много, что нам никто не поверит. Ибо если доказательств много, то они наверняка слабые. Нужно только одно доказательство. Убийственное.
Кстати, о сталинской диктатуре. Последнее время в печати почти пересох недавний поток обличительных статей о сталинских преступлениях. Вернулось прежнее настроение — мол, при Сталине и порядок был, и в магазинах — почти коммунизм. Классическая демагогия снова берет этот мотив на вооружение.
Я снова сравниваю ситуацию с соседними балтийскими странами. В Литве, например, несколько траурных дней в году, когда вся страна вспоминает массовые отправки в Сибирь. Установлены памятники. Тема сталинщины не сходит с телеэкранов, раскрываются все новые факты и судьбы. Весь архив местного КГБ в Вильне превращен в научный архив геноцида. Приходи — изучай. Кстати, в Беларуси при Лукашенко архив КГБ перестал показывать уже даже и обложки от тех репрессивных дел. Замуровались наглухо. Словно чувствуют свою преемственность.
В принципе, все триумфы Лукашенко базируются только на демагогии и лукавстве. А белорусская демократия еще не научилась «стрелять» в ответ. Здесь важно усвоить метод, и тогда, избегая вранья, можно бросаться теми же «ядрами», махать таким же «ломом». Он говорит, что народ хочет сталинской диктатуры, мы говорим — а культура не хочет! Противится, знаете ли, культура… Мы же знаем, что народ вообще ничего не хочет, кроме как жить лучше. Просто — жить лучше.
Вот несколько важнейших приемов лукашенковской демагогии:
1. Не оспаривай оппонента. Завали его сразу же валом собственного словоблудия — о чем угодно. Главное, чтобы глаза горели и был соответствующий прижим в голосе. Представь, что в известном сравнении «с ножом на паровоз» паровоз — это ты.
2. Чаще употребляй имя оппонента. «Знаете, Света…», «А вы, Семен Петрович…», «Скажите, как вас звать»… Чтобы оппонент чувствовал свою потенциальную вину уже за то, что взялся спорить, и уже за то, что он такой вообще есть. Это как в школе, когда называют твою фамилию и при этом добавляют: «к директору», — ты уже мандражируешь. Хотя, может быть, директор хочет тебя за что- нибудь и похвалить. Называние на людях — словно высвечивание человека, подчеркивание его с тем, чтобы после — зачеркнуть.
3. Употребляй всякие «извините», «я вам очень благодарен за ваш вопрос», «пожалуйста» и т. д. Это усыпляет бдительность оппонента, создает иллюзию твоей вежливости при том, что ты уже держишь руку у него на горле.
4. Умей убить оппонента неожиданным оружием. Понятно, что журналист может спрашивать у президента страны о его происхождении и т. д. Президент же, спрашивающий у журналиста о том же, стремится уничтожить его, поставив в несвойственное положение. Так было, например, во время интервью Лукашенко российскому журналисту Караулову. Президент, утомленный размышлениями о том, как его воспитывала мама, вдруг жалит: «Кстати, Андрей, а кто были ваши родители?» Что здесь скажешь? И о чем разговор?
5. Разговор всегда должен быть не о том или не совсем о том. Пусть оппонент запутается. Он — о высылке журналистов, а ты — о способностях телеоператоров. Он — о твоих родителях, а ты ему — о его. Пусть поищет аргументов, скажем, в справочнике по оптике, либо начнет лихорадочно перебирать, как ему представить собственных родителей в совершенно неуместной для этого ситуации, как выставить их на всеобщее обозрение, под сверхтребовательные камеры, направленные на тебя, на президента.
Несомненно, азы демагогии Лукашенко штудировал в совхозе. И это особая тема — демагогия маленьких начальников, колхозносовхозных председателей, тех, для кого величайшее наслаждение — унизить человека. Это даже не ленинский стиль и не геббельсов- щина. Ибо колхозный пахан владеет не авторитарной, а абсолютной властью над людьми при том, что в целом в стране сохраняется видимость некоторой свободы и демократии.
Чтобы сегодня понять, к чему приводит абсолютная власть демагога, надо поехать в деревню. Отношение между людьми или, точнее, к людям, здесь такое же, как в муравьевские времена, сразу после восстания Калиновского. Вот когда хам ринулся на начальственные должности и получил неограниченную власть. Вот когда униженные без всякой меры крестьяне не могли и пикнуть, разве что донести на повстанцев… Но эта тема — нравы нашей современной деревни — для другой статьи.
Что касается классической демагогии, то, никуда не денешься, пора вводить ее отдельным предметом в университеты молодой белорусской демократии. Вместо классической филологии, например. Как говорят, против лома… Переспорить демагога так же трудно, как убить дракона.
ПРОВОКАЦИИ И ПРОВОКАТОРЫ
В тюремных дневниках поэта Славомира Адамовича есть такое кредо: «Мы не поддаемся на провокации, мы их создаем сами».
Провокация — это жанр. Адамович провоцирует. Пишет стихотворение «Убей президента», попадает за это в тюрьму на 10 месяцев и становится наиболее известным современным белорусским поэтом. Протестуют PEN-центры, стихи переводятся на несколько европейских языков, Адамович по-английски — уже в интернете, в Болгарии по-болгарски выходит его сборник… Я думаю: если бы не «Убей президента» и не тюрьма, всего этого не было бы. По крайней мере, сегодня.