Фрэнк Партной - FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит
Во-вторых, бермудская компания должна была заранее позаботиться о наличии на своем счету иностранной валюты, чтобы Morgan Stanley мог конвертировать в доллары выплаты по Ajustabonos, деноминированным в песо. S&Р наверняка показалось подозрительным, что банк хочет освоить новый рынок с облигациями, деноминированными в долларах, а не в песо. Поэтому в качестве компромисса агентство потребовало, чтобы Morgan Stanley снабдил их предостережением. В проспекте к облигациям должно было значиться: «Данный рейтинг не отражает риска, связанного с колебаниями обменного курса между долларом и новым песо». Вытребовав это предостережение и получив крупные комиссионные, S&Р в конце концов присвоило облигациям рейтинг АА—.
Итак, Morgan Stanley согласился учесть все потребности будущих покупателей. Но это была только половина дела. Оставалось еще трудновыполнимое требование Banamex: «продать» Ajustabonos новой компании так, чтобы это не выглядело реальной продажей.
Ключ к решению проблемы состоял в том, что Banamex сохранял за собой безрейтинговый разряд облигаций. Идея чудесным образом отвечала требованиям Общепринятых правил бухгалтерского учета (ОПБУ) и заключалась в следующем. Если вы владеете некоей компанией, то все ее активы и обязательства составляют часть ваших собственных активов и обязательств. Banamex владел безрейтинговыми облигациями и на этом основании мог считаться владельцем бермудской компании, а следовательно, имел право консолидировать ее активы и обязательства, включая все Ajustabonos. В этом-то и была ловкость рук: Banamex оказывался владельцем компании, которой принадлежали Ajustabonos, и с точки зрения финансового учета продолжал владеть Ajustabonos, даже если получил за них деньги.
Я был просто поражен красотой этого хода: если Banamex сохраняет облигации, представляющие 20% Ajustabonos, то продажа бермудской компании всего остального уже не выглядит как реальная продажа. Эти 20% составят реальный собственный капитал компании, а крохотный пакетик акций на 12 тысяч, которым отчасти владеет бермудская женская гимназия, можно просто не принимать в расчет. Таким образом, продажа маскировалась под трансфер в рамках общего финансирования. Имея 20% в бермудской компании, Banamex был вправе не рассматривать свою сделку как продажу и «продать» 80% своих Ajustabonos, не проводя убытки по учетным книгам, — к чему он, собственно, и стремился.
Кроме того, поскольку облигации Banamex оплачивались лишь после погашения PLUS, эти последние выглядели гораздо более надежными. Другими словами, потенциальный покупатель мексиканских производных, обязанный помнить о возможности падения песо, теперь мог считать себя защищенным от снижения курса на 20%. Этот избыточный запас обеспечения был назван «сверхобеспечением». Если, например, вы начали с Ajustabonos на 100долларов, то по PLUS получите назад ту же сумму, если даже Ajustabonos упали до 80 долларов, поскольку Banamex принял на себя первые 20 долларов убытков. «Сверхобеспеченность» PLUS (на самом деле даже больше 20%) была особенно привлекательна для потенциальных покупателей, и они стали слетаться на огонек. Песо могло упасть — но не на двадцать же с лишним процентов?
Облигации PLUS были чертовски «красивой» бумагой; ничего подобного рынок до того не знал: рейтинг АА—, высокие проценты в долларах, дополнительное покрытие в 20%. Для крупного консервативного инвестора, вроде известных взаимных фондов, PLUS становились замечательным пропуском в Мексику.
И Banamex, и другие клиенты были так воодушевлены новой бумагой, что Morgan Stanley продал облигации на миллиард в десяти отдельных выпусках со сроками погашения от шести до двадцати одного месяца. Чтобы на корню пресечь плагиат со стороны других банков, Morgan Stanley объявил, что «Peso Linked U.S. Dollar Secured Notes» — это защищенная сервисная марка. Список покупателей напоминал настоящий «Who is Who» инвестиционного мира. В нем фигурировали крупнейшие инвестиционные фонды США (Alliance, Scudder, TCW, Merrill Lynch Asset Management, Van Kampen), многочисленные страховые компании и пенсионные фонды (Cigna, AFLAC, Arco), крупные японские и европейские компании (Alps, Hanwa, Aoyama, Olivetti) и даже штат Висконсин. Любопытное обстоятельство заключалось в том, что стоило только предложить новые производные, как к вам обязательно забредал какой-нибудь инвестиционный фонд какого-то штата.
Но самым удивительным обстоятельством, связанным с PLUS, был даже не интерес к этим облигациям, а то, как мало упомянутые фонды и компании сообщали своим инвесторам и акционерам о природе сделки. В большинстве случаев от них не требовали вообще никаких сведений, кроме, может быть, подтверждения рейтинга АА—. В результате участники взаимных фондов и пенсионных компаний, акционеры и немногочисленные резиденты штата Висконсин не имели никакого представления о том, что именно покупали их фонды и компании. Облигации PLUS давали возможность многим управляющим просто-напросто скрывать от клиентов свои мексиканские махинации. Они позволяли фондам, которым разрешались только минимальные риски, то есть покупка долларовых бумаг с высоким рейтингом, делать инвестиции в Мексику — хотя на самом деле базовой бумагой здесь была облигация, деноминированная в песо. На песо мог ставить теперь даже штат Висконсин.
Как поступили бы среднестатистические инвесторы, скажем Джо и Мэри, если бы узнали, что занесенные в портфель ценных бумаг их фонда краткосрочные облигации рейтинга АА— на деле есть не что иное, как привязанные к песо мексиканские «инфляционные» производные, выпущенные к тому же бермудской компанией с льготным налогообложением? Что сделали бы владельцы молочных ферм в Висконсине, если бы поняли, что их родной штат занимается спекуляциями далеко за пределами США? Наконец, как поступили бы вы сами, узнав, что ваши пенсионные накопления, которые вы считали надежно вложенными в уважаемый фонд, пошли на PLUS? Единственное, что оставалось на долю всех перечисленных, — праведный гнев по поводу того, что вы ничего не знали об инвестициях в Мексике, пока не стало слишком поздно и вы остались без денег. Вследствие высокого рейтинга PLUS считались безопасным вложением, и руководство фондов даже и не думало о чем-то предупреждать клиентов. Более того, пока не рухнуло песо, вы могли и не подозревать, что ваши деньги поставлены на Мексику.
Мексиканская сделка прочистила мне мозги так же основательно, как бутылка пива с похмелья поутру: Morgan Stanley дал First Boston сто очков вперед, группа производных сделала на PLUS целое состояние, и праздник только начинался.
В марте 1994 года я был уже гораздо ближе допущен к реальным решениям группы и работал над кое-какими приятными сделками. Я перезнакомился почти со всей ГПП и стал завязывать связи с другими людьми из торгового зала. Во всем банке, а особенно в нашей группе, царило приподнятое настроение: прошедший год был на редкость удачным, а премиальные— сверх всяких ожиданий. Март был временем праздника и траты денег. Группа производных собиралась провести свою ежегодную конференцию на Лазурном берегу, а банк в целом проводил роскошный «торговый семинар» в курортном комплексе «Breakers» в Вест Палм Бич (Флорида).
Эти «семинары» пользовались неизменным успехом у всех сотрудников Morgan Stanley: днем старшее начальство просматривало умело подобранные слайды с перечнем достижений и оптимистических проектов, а вечером продавцы устраивали всевозможные гулянки. Начальство, разумеется, хорошо понимало это загульное настроение и однажды заказало отелю на вечер «спортивный бар Morgan Stanley» в огромном танцевальном зале. В одном его конце стояло 10 тысяч бутылок пива, в другом — множество спортивных снарядов, любых, какие только можно использовать в помещении: тут было все от баскетбольных корзин до столов для пинг-понга и бильярда; можно было сыграть даже в мини-футбол или бейсбол (в меня несколько раз крепко попали мячом).
Вечеринку завершали поэтические упражнения одного старшего управляющего, стихи которого заканчивались так:
В конце вечера вы помнили только одно:
Morgan Stanley всегда прав!
Поэзия сильно воодушевила народ, и еще почти час несколько солидных продавцов, одетых чуть ли не в тройки с бабочкой, играли в мини-баскетбол и кокетливо бросались ватерпольными мячами в беззащитных молодых сотрудниц. Этот вечер еще раз наглядно продемонстрировал разительный контраст между «куплей-продажей» и «инвестициями». Один изрядно набравшийся продавец с гордостью лепетал мне: «Старик, вот мы — это класс; я тебе точно говорю: эти гребаные банкиры сейчас сосут свой гребаный коньяк и бацаются в свой гребаный бридж».
По окончании спортивных состязаний Страшила собрал желающих прокатиться на самый его любимый и крутой стрип в клуб «Мг. T's». В прошлом году одну даму угораздило поехать туда вместе с ним в компании сильно нетрезвых продавцов, и бедняжка все еще не оправилась от полученных впечатлений. Теперь брали только мужчин. Страшила знал досконально не только стрип-клубы Южной Флориды; столь же хорошо он ориентировался в Нью-Йорке и на Среднем Западе, где, собственно, и вырос. Однажды мне довелось слушать, как он обсуждал с одним среднезападным клиентом свое любимое тамошнее место, «Art's Performing Center»; насколько я мог судить, «Mr. T's» не годился ему и в подметки.
