Евгений Вышенков - Крыша. Устная история рэкета
«Пройдет много лет, и в мае 1992 года, находясь в колонии, Владимир Кумарин напишет заявление на имя начальника учреждения: „Прошу внести в мое личное дело моих близких родственников...", после жены и дочери будет идти имя: „Милюков Александр Иванович — брат"».
Кумарин был самым незаметным из всех, кто работал или проводил время в «Розе Ветров»: небольшого роста, спокойный, рассудительный, он никогда не проявлял агрессию первым и отлично играл в сложные карточные игры. Он быстро сделал карьеру в системе советского общепита: получил место буфетчика в баре «Таллин» в Красносельском районе.
Его сменщиком в «Таллине» был Николай Гавриленков. Гавриленков приехал в Ленинград из города Великие Луки в Псковской области, где учился в филиале Института физической культуры имени Лесгафта по специализации «бокс». Он был женат на Елене Зайдулиной. Ее отец и дед, Измаил и Джемал Зайдулины,— известные советские капитаны-подводники. Сама она окончила Институт советской торговли. Гавриленков — единственный из будущих известных в Петербурге рэкетиров, который в молодости не побрезговал работой официанта. В «Таллин» барменом он пришел работать из гостиницы «Советская», где был сначала воротчиком, потом официантом и только после этого барменом. А до этого уже успел отсидеть четыре года за грабеж. Наказание отбывал на химии, на строительстве биохимзавода в Мансуровском районе Кировской области.
Конечно же, в паре с Кумариным он — старший: у него было больше связей и жизненного опыта. Кумарин к нему прислушивался. Под стойкой они переливали грузинское сухое вино «Ркацители» в бутылку «Гурджаани» и закупоривали пластмассовой крышкой, что позволяло заработать по два рубля с каждой бутылки за счет разницы в цене. Они не сорили деньгами, а скупали драгметаллы и бриллианты. В баре они знакомились с торговыми работниками и центровыми, отдыхавшими там по вечерам. Среди тех и других они выделялись уверенностью, физической силой и, за счет нее,— превосходством в любой конфликтной ситуации. К ним начали обращаться, когда нужно было вернуть долг или решить спор. Известно, что эту услугу предоставляли воры в законе, но все прекрасно знали поговорку блатных: «Вход рубль, выход — два». Кумарин и Гавриленков же пока делали это с логикой профессионалов: оказал услугу — отошел в сторону.
Постепенно, отчасти по не зависящим от них причинам, Кумарин и Гавриленков начали ощущать бар своей частной территорией, где правила устанавливают только они и они же вправе выгонять или наказывать любого, кто с ними не согласен.
В это время недалеко, в баре «Рига», вышибалами работали еще двое друзей — Александр Малышев и Александр Челюскин. В «Таллине» танцплощадка была выложена цветными мигающими квадратами, в «Риге» прозрачный стеклянный пол по ночам светился цветомузыкой.
Александр Назаренко, родился в 1959 году, однокурсник Владимира Кумарина, сегодня тренерС Кумариным я был однокурсником в ЛИТМО с 76 до 79 года. Нас поселили в общаге на Вяземском переулке. В отличие от нас он поступил после армии. Служил, по-моему, танкистом, сам же шутил, что тракторист из деревни. В нем сразу ощущался лидер. Он понимал, что хочет. А мы себе тогда судьбу видели сплошную — 120 рэ зарплату после вуза. Стипендия у нас была 60 рублей. Кумарин единственный, кто всегда читал газеты, книги. К партийной власти он относился снисходительно, понимая, что все эти их возгласы о родине — вранье.
По субботам у нас в общаге были танцы в клубе «Романтик», а так как училось много болгар, то с музыкой было все в порядке — они привозили рок-винил. В общаге было что-то вроде скрытой дедовщины. Банковали парни с третьего, четвертого курса, и на первых же танцах произошло столкновение Володи с ними. Как всегда, ему предложили выйти, и он вышел с ними один. А через пять минут вернулся и спокойно так продолжил отдыхать. Оказалось, что он двоих так уработал... Он занимался боксом и был талантлив в кулаках. Также он занимался тяжелой атлетикой. Сразу же, разумеется, отодвинул «дедов», и все обратили на него внимание. Сначала шепоток по ЛИТМО пошел, потом еще было в общаге несколько бытовых столкновений, в которых он показал зубы, и все — лидер он.
К тому же в нем была масса энергии. Он любил решать чужие вопросы, ему нравилось, что к нему обращаются, и студенты начали обращаться. Некая идея самоутверждения, что ли. Но он никогда не выпивал. Вообще. Для всех это было удивительно — страна-то синяя вся была. И нам буквально запрещал. Но злости в нем не было. Правда, если кто-то шутил невпопад, то мог так глянуть колюче...
В первом же стройотряде стал командиром. Его комсомольская организация выдвинула, хотя и не очень его любила. Он тут же нашел себя. Сразу понял, что такое советская стройка — от кого зависит зарплата. Поэтому мы за коровник получали деньги серьезные, а коровника-то, по большому счету, не было. А студенты клали кому-то рубероид, чинили телевизоры. А он наверх какую-то долю засылал. Отряд назывался «Парус». А тех, кто не хотел ехать в ССО, такие как я все равно туда загнали, и отряд я сам назвал «Галера».
Со второго курса и на военной кафедре он стал старшиной. К тому же офицер на кафедре был его земляк с поселка Мучкапский, может, Володе и помог поступить.
На втором курсе он заставил меня опять ехать в стройотряд и сделал комиссаром. Он назывался «Радость». Работали мы в Гатчинском районе в деревне Сяськелево. Там он и встретил свою первую жену — Надю и свадьбу играли зимой в 1978 году там же. Надя оказалась, как понял, тем человеком, у которого муж всегда виноват, и долго они не прожили.
Он всегда относился уверенно к жизни. Мы все учим, учим, а он положит под подушку томик физики и говорит: «Ночью само перетечет». Шпаргалки-крокодилы не лепил, говорил: «Все образуется». Мгновенно ориентировался и находил выход на экзаменах.
Как-то преподаватель истории КПСС на экзамене, а это первый курс был, первый семестр, вышел в уборную, он тут же метнулся в аудиторию, перевернул билет, пометил его, выскочил и всем сказал: «Не дай бог, кто-нибудь возьмет его». Серьезно сказал. Потом сдал на пятерку. А препод вновь из туалета идет, похлопал его по плечу и похвалил — молодец. Володя говорит: «Козлина». Я: «Почему?»
— Он же руки просто о мой свитер вытер, а не похвалил меня.
Вот так он всегда неожиданно оценивал жизнь. Ложь от правды отделял мгновенно.
В стройотряде как-то удумал провести конкурс на лучшее блюдо. Мне и Вите говорит: «Ночью махнем за медом. Я знаю, где ульи». Ночью поползли. Витек говорит: «Я с пчелами отношения портить не хочу — я на шухере постою». Мы поползли. Вдруг собака занялась, прожектор врубили, видимо не мы одни такие проворные. Когда затихло, он шипит из травы: «Сползую — собаку завалю». Через минуту показывается вновь его голова, Володя шепчет: «Валим отсюда — собака сложная — возни будет много — палево». А мед он купил все-таки в магазине и выиграл конкурс.
Как-то в ДК «Ленсовета» на Петроградской наткнулись на автоматы — бросаешь монету и пытаешься такими стальными хваталками вытащить интересную тебе вещь. Разумеется, ноль шансов. Володя командует: «Ну-ка прикройте меня телами». Взял и отогнул пластмассовое прозрачное стекло и вытащил все, что ему надо. Говорит: «Они же нас обмануть хотели».
У него первые джинсы появились. Фирмы «Ли» — я точно помню. Он их просто принес, ничего не рассказывал. Вообще, он был не болтлив.
К лету 1979 года он точно уже решил просто дотянуть вуз. В октябре 1979 года на комсомольское собрание пришел кто-то из партийного комитета и стал говорить дословно, что Кумарин катится по наклонной плоскости, что поступают им сигналы о том, что он работает вышибалой, и это не соответствует званию студента. Потом его отчислили и он покинул общежитие.
Стоял он в «Розе Ветров». Я туда порой ходил. Вели они себя с его земляком Милюковым как хозяева. Если тебя пускали, то ты находился под их покровительством. А публику я там увидел тревожную — проститутки, лица преступные. Сразу видно, чем занимаются.
Когда в 1979 году он купил «жигули»-«семерку», для нас это было что-то недостижимое.
Любимой его песней была «Королева красоты»: «Я иду к тебе навстречу...»
Малышев
В противовес прилагательному «тамбовский», которое к концу 80-х укрепилось за Кумариным и его командой, про Александра Малышева многие говорили как про парня из Пскова. Мало кто знает, что родился Малышев в Ленинграде, на Лиговском проспекте. Впрочем, все его родственники, в том числе отец, мать и сестра, действительно из Псковской области. Родители Малышева в графе «происхождение» писали «из крестьян». Расстояние между колхозами, в которых они жили до того, как познакомились, измерялось десятками километров. В год смерти Сталина у Малышевых родилась дочь, но, когда через пять лет у них появился сын Саша, они уже успели переехать в Ленинград. В городе отец Малышева стал правильным суровым советским мастеровым. Тринадцать лет семья жила на углу Лиговского проспекта и Обводного канала, на первом этаже дореволюционного здания. Места эти с 20-х годов славились самой лютой в городе шпаной. В этих декорациях Малышев с малолетства привык драться и отстаивать свои десять копеек, если надо — то до крови.
