Николай Шпанов - Куда не залетал орел
Там, к норд-осту, на одиноко дрейфующей льдине остались пять карт из колоды счастья Олафа Лундборга. По крайней мере, две из этих пяти карт должны быть у него в кармане сегодня же!..
Лундборг горд и упоен своей силой. Мощный рев «Юпитера» вселяет в него уверенность в своих силах. Дирижабль «Италия» сломал себе шею под своим собственным лозунгом, вышитым золотыми буквами на зелено-красном флажке: «Куда не залетал орел». Но он, Олаф Лундборг, уже доказал один раз, что шведские летуны действительно могут пробираться туда, куда не залетал орел, и вырывать у грозной Арктики ее жертвы.
Сегодня, 25 июня, рассекая холодный воздух, мчится фоккер Лундборга навстречу высоко стоящему над горизонтом солнцу. Ослепительные лучи пронизывают толстый слой клубящихся как пар облаков. И розовые облака огромными волнами бегут навстречу самолету, окруженные короной ослепительного золотого сияния. Отраженные ледяными полями лучи полярного солнца так ярки, что нет никакой возможности смотреть без темных предохранительных очков ни на лежащие внизу льды, ни на клубящиеся над ними облака.
Мотор монотонно гудит. Холодный ветер свистит вокруг защитного козырька пилотского сиденья фоккера. Подходит к концу второй час полета.
Облака все более густыми волнами накатываются с севера. Наконец эти волны делаются настолько плотными, что лучи солнца становятся все менее ослепительными, а затем совсем исчезают. С их исчезновением все кругом погружается в скучную белесую муть, режущую глаза своей незапятнанной белизной. Все это уже значительно меньше нравится Лундборгу. Накатились облака, а за ними ничего не стоит притти и туману. А туман в этих краях — это густое молоко, в котором нечего и мечтать о какой бы то ни было посадке на льдину Вильери.
Неужели придется возвращаться ни с чем?.. Нет, не может быть! Вон в белесой дымке уже виднеются темные точки палатки и флагов, разбросанных по льдине для того, чтобы сделать ее заметнее сверху. Моментами эти черные точки затягиваются туманной пеленой. Потом снова появляются.
Наконец ледяное поле со вкрапленными в него крошечными точками палатки, флагов, людей мелькает мимо вихрем проносящегося над ним самолета. Лундборг не может сквозь набегающие волны тумана отчетливо разобрать место посадки. Сделав над льдиной несколько кругов, он совсем было собрался садиться, как вдруг глаза резнуло темное пятно большой проталины, и он снова дал полный газ мотору, свечой вырывая машину вверх. Мотор подозрительно закашлял, но все же вытянул…
* * *На льдине давно услышали гул самолета и заметили приближавшуюся черную, точку. Временами эта точка совсем исчезала в тумане, затем снова появлялась. Наконец сделались видны три черных короны на крыльях, и хвосте — значит, это швед. Вероятнее всего, это летчик Лундборг, который должен вернуться, отвезя Умберто Нобиле, за механиком Чечиони.
Самолет уже проносится над льдиной, высматривая подходящее место для посадки. Однако, не найдя его, снова уходит вверх.
Это повторяется трижды. Самолет все не садится. Каждый раз он, почти коснувшись лыжами льдины, снова взмывает с оглушительным ревом мотора.
Тем временем механик Натале Чечиони, седой старик огромного роста, не выдержал томительного ожидания. Со стоном выбрался он из палатки и, волоча за собою толстое бревно обвязанной лубками ноги, пополз на-четвереньках по льду к тому месту, где должен сесть самолет. Длинные седые волосы развевались по ветру. Он тихо стонал от боли и нетерпеливой радости.
Вот машина Лундборга уже почти коснулась неровной поверхности льдины, и из груди Чечиони вырвался радостный крик. Но внезапно этот крик перешел в стон смертельно раненого зверя: самолет коснулся лыжами льда, пробежал несколько метров и перевернулся на спину, высоко подняв хвост с ярко нарисованными тремя коронами. Резко оборвались рев мотора и свист растяжек. Затрещали стойки, машина, неуверенно качнувшись, застыла с задранным хвостом.
Чечиони издал протяжный стон и упал без чувств…
* * *Лундборг решил садиться, несмотря на то, что сквозь туман ему не совсем ясно видна была поверхность льдины и он трижды промазывал мимо обозначенного флагами места посадки. Мотор сильно стрелял и переставал тянуть. В четвертый раз он подошел к самому льду и выключил мотор, выравнивая машину. Когда ее подбросило на лыжах, коснувшихся льда, Лундборг неожиданно увидал, что сел не с того края площадки; для пробега у него оставалось всего несколько метров, дальше шли полынья и высокие нагромождения торосов, со всех сторон ограждавших льдину Вильери.
Мысли вихрем понеслись в голове. Гораздо скорее, чем это можно сказать, словами, в едва заметную долю секунды, ему стало ясно, что единственное спасение заключается в том, чтобы тут же перевернуть аппарат, прежде чем он успел докатиться до края льдины. Инстинктивным движением Лундборг сильно дал от себя рукоятку и крепко ударился головой о передний край кабинки.
Через полминуты он уже висел вниз головой на предохранительном поясе. Перед глазами был снег; Лундборг отстегнул пояс и с трудом выбрался из-под машины. Одного взгляда на самолет было достаточно, чтобы понять, что на этой машине из колоды счастья Олафу не вынуть больше ни одной карты: стойки поломаны, пропеллер разбит в щепки, высоко в воздухе беспомощно качаются помятые лыжи.
И, словно в насмешку, сквозь прорыв в тумане глянул клочок ярко-голубого неба, озаренного ослепительными лучами полярного солнца. Лундборг глубокомысленно произнес:
— Орел не залетает сюда, чтобы не ломать себе крылья. Летать сюда могут, пожалуй, только такие дураки, как я…
От палатки к Лундборгу, проваливаясь в глубокий снег сугробов и темную воду проталин, бежали люди.
* * *Прошло несколько дней томительной жизни на льдине. Свирепствовавшая над Полярным морем снежная буря лишала всякой надежды, на то, что из Кингсбея прилетят товарищи и снимут Лундборга с проклятой льдины.
День за днем, как только немного утихал ветер и переставал валить снег, Олаф Лундборг начинал нервно расхаживать по южному краю льдины, нетерпеливо вглядываясь в мутный горизонт. Но там не было ничего, кроме ослепительного сияния льдов и набегавшего густыми волнами тумана… Угнетало безделье, а дни стали невыносимо длинными. Расхаживая вдоль края льдины, Лундборг стал все чаще вытаскивать из кармана бутылку с коньяком, одну из многих, привезенных им для группы Вильери, и делать большой глоток из ее горлышка.
Однако мрачное настроение Лундборга скоро изменилось: он даже посоветовал использовать свой самолет для оборудования палатки и пола в ней из крыла фоккера. Только когда крыло было отвинчено, Лундборг на минуту задумался и смахнул невольную слезу…
Прошли неделя и три дня, и солнце, победив туманы, ярко засияло с безоблачного неба. В наушниках радиста пропищало известие о том, что сегодня, 5 июля, шведский пилот Шиборг сделает попытку на маленьком спортивном самолетике совершить посадку на льдине, чтобы снять с нее Лундборга.
Была полночь с 5 на 6 июля, когда в ослепительных лучах солнца на юго-западе появилась крошечная черная точка. Через несколько минут стало отчетливо слышно комариное жужжание шестидесятисильного «Цирруса»[2], а еще через десять минут, сделав несколько скачков на неровной льдине, крошечный самолетик «Моль» остановился почти у самой палатки, где столько томительных дней провел бедняга Лундборг. Из-за козырька кабинки радостно махал рукой Шиборг. Лундборг подбежал к аппарату и закричал в самое ухо пилоту:
— Шиборг, дружище, ты возьмешь с собою не меня, а больного механика Чечиони…
— Нет, Лундборг, ничего не выйдет; Торнборг приказал во что бы то ни стало доставить тебя. Он хочет заставить тебя совершить еще несколько полётов к группе сюда же. Ты нам нужен.
— Хорошо, только при том условии, что я как можно скорей вернусь сюда…
Лундборг быстро простился с теми, с кем провел полторы пренеприятных недели на далекой дрейфующей льдине в Полярном море. Маленький мотор зажужжал, взметнув из-под хвоста самолета колкую струю снега. Как стрекоза, прыгнула «Моль» через несколько ледяных кочек и плавно ушла в воздух, блестя крыльями в ослепительном сиянии полночного солнца.
Навстречу «Моли» густою ватной волной катились облака, окрашенные в розовый цвет лучами солнца.
Точно такие же облака, какие накрыли Лундборга полторы недели назад перед неудачной посадкой на льдину Вильери. Но теперь они уже были ему не страшны. Лундборг не выдержал радостного напора бодрости. Через козырек второго сиденья он пощекотал рукавицей широкий затылок Шиборга и весело запел свою любимую школьную песню. Слова песни тонули в пронзительном жужжанье мотора и свисте самолетных растяжек. Встречный воздух заталкивал слова обратно в горло Лундборгу. Но он все же вытянул руку к ватной гряде нежно розовевших облаков и крикнул что было сил:
