Гагик Карапетян - Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах
– Активность активностью, но у будущих медиков есть своя специфика. Например, моя мама сразу отказалась от идеи фикс – выучить сына на врача, видя, что со мной творилось еще у двери кабинета стоматолога в тбилисской поликлинике. Например, от одного вида крови сознание не теряли?
– Я спокойно к этому относился. Медицина меня с первых занятий заинтересовала. Хотя на 1-м курсе она, фигурально выражаясь, пахла отвратительно. Да и шли-то в основном общеобразовательные предметы: анатомия, химия, та же физика… При этом практика в клиниках не напрягала. Скорее, наоборот…
– Получается, втянулись. Да так, что, как оказалось, на всю оставшуюся жизнь!
– Действительно, по-настоящему увлекся. Не случайно ведь окончил институт с хорошими оценками. Родной стала эта среда.
– Какое отделение окончили? Какую специализацию получили?
– До нас специализация происходила на 6-м курсе. Каждый по выбранному профилю проходил нечто вроде ординатуры. Я хотел стать хирургом. И даже определился было по узкому направлению – акушерство и гинекология. Но ближе к концу нашей учебы в стране заострился вопрос с участковыми врачами – их хронически не хватало. Поэтому прежний порядок отменили. Всех запустили по общему профилю. А такой врач – терапевт. Словом, я окончил институт по специальности «лечебное дело».
Следующие три года предстояло отработать по распределению. С этим, отмечу, очень повезло: оставили в Москве. А ведь могли и на дальнее село заслать. Дальше цепь счастливых случайностей продолжилась работой в рядовой районной поликлинике.
– Там состоялось ваше «боевое» крещение после института?
– Да! И что характерно, туда тоже попал случайно. Потому что по окончании института я уехал отдыхать. После чего 1 августа мне было предписано явиться на работу с указанием какой-то поликлиники (уже не вспомню, какой). Я спокойно уехал, подумав: работа – не волк, в лес не убежит, успею. Отдохнул, вернулся в конце августа. Пришел в райздравотдел Первомайского района. Там ко мне отнеслись нормально. Ибо дефицит кадров ощущался острейший. Поэтому без лишних нотаций сказали:
– Ну, ладно, место, куда тебя распределили, уже занято. Хочешь, сам выбирай себе поликлинику и снова приходи сюда. А можем подсказать – есть 50-я на 7-й Парковой улице, поезжай посмотри…
Я и поехал, благо от моего дома недалеко. Новое здание, новая поликлиника, чистенько все. Мне понравилось. Я вернулся в райздравотдел: все, даю добро. И 1 сентября 1956 года вышел на работу.
– Кем вы трудились, каким врачом?
– Участок дали довольно большой. До меня там работала женщина, которая ушла на пенсию. Так что на некоторое время микрорайон лишился доктора. Сначала я испугался – справлюсь ли. На моем участке, на 1-й Парковой, располагалась – кстати, и теперь находится – меховая фабрика. Ее многочисленные сотрудницы, конечно, у меня лечились.
Но глаза боятся, а руки делают. Итак, надел я белый халат. И приступил к работе. Не знаю, но ощущение, что кто-то из «небесной канцелярии» вел меня по жизни. Потому что мне в очередной раз крупно повезло. Со мной трудилась опытнейшая медсестра. Она знала всех больных, которые обращались к нам.
– Можем назвать ее?
– Лена. Она, собственно, сильно выручала меня. Знаете, в каком плане? Могла безошибочно указать, кто симулянт, кто, действительно, приходит за больничным, а кто намерен обмануть доктора. Кроме того, Лена великолепно знала фармакологию. Мне было достаточно назвать препарат, и она уже выписывала рецепт, даже карточки заполняла. То есть это был незаменимый сотрудник. Потом ее от меня забрали. Я очень расстроился. Потрясающая медсестра! С ней самый тяжелый – начальный – период работы прошел у меня удивительно гладко. Практика в поликлинике на должности участкового терапевта дала очень много. Для молодого специалиста – это хорошая школа.
– А когда произошла следующая «счастливая случайность» – вы стали спортивным доктором? Думали ли о подобной специализации в институте?
– А чего думать-то? Не было такой специальности! Была кафедра лечебной физкультуры, но на ее лекции почти никто не ходил…
Хронический недостаток отечественной медицины – мы, по сути, не готовим спортивных врачей. Еще при СССР был лишь в Тарту факультет, выпускавший специалистов нашего профиля. Теперь и этого нет.
Другое дело, что без спорта своего существования я смолоду не мыслил. Недаром после института за моими плечами был 2-й разряд по баскетболу, а также серьезные увлечения боксом и, конечно, футболом, который я изначально любил больше всего. Еще в детстве стал страстным поклонником московского «Торпедо». Особенно восхищала игра Александра Пономарева, Эдуарда Стрельцова, Валентина Иванова, Валерия Воронина… До сих пор они – мои кумиры. Помню, каким счастьем было в первые послевоенные годы попасть на Восточную трибуну «Динамо», чтобы наблюдать за выступлениями любимцев. Я всеми правдами и неправдами стремился раздобыть билеты на матчи автозаводцев.
Теперь, по прошествии десятилетий, понимаю, почему тогда мое особое внимание привлек человек с чемоданчиком, который сразу выбегал на поле, когда кто-то из игроков долго не поднимался на ноги. Догадываюсь, что не случайно меня так жгуче интересовали вопросы: а что у него в чемоданчике? Почему футболист после того, как подбегал врач, вставал и снова вступал в игру? Что говорил ему врач, какое давал лекарство?
Именно тогда запомнился торпедовский доктор – крепко сбитый, среднего роста мужчина с лысой головой. Позже случайно мне стало известно, что в команде его зовут Батя. И я по-хорошему завидовал Бате, его большому опыту и, конечно, тому, что он лечил уважаемых мной мастеров, разговаривал с ними, шутил, ездил по стране. Так что мечта стать спортивным врачом, хоть исподволь, но, видимо, уже тогда жила во мне.
Дальше все решила очередная счастливая случайность. Дом, где проживали сотрудники Спорткомитета СССР, находился на моем участке. Однажды я получил туда вызов. Пришел. Женщина на постельном режиме. Рассказала мне свою историю болезни: страдает гипертонией, случилось то-то и то-то. До меня ее смотрели невропатологи. И поставили диагноз – гипертонический криз. А меня она вызвала, чтобы, во-первых, продлить больничный лист (тогда с этим было строго), а, во-вторых, услышать еще одно мнение, чем дальше ее лечить. Тут следует нескромно разъяснить, что слух обо мне уже облетел по участку: мол, пришел совсем молодой, но толковый врач, к тому же внимательный, заботливый.
Видимо, и до нее добралась молва: ведь могла бы меня и не вызывать, но вызвала. Случай оказался очень непростой. Требовался комплекс лечебных мероприятий. В их числе – внутривенные вливания тех или иных препаратов, которые следовало вводить в стационарных условиях. Нам, врачам, на дому это категорически запрещалось делать. Определенная, сложная в иных условиях стерильность должна была соблюдаться. Но я, чтобы не возить ее в поликлинику – словом, не мучить, – пошел на риск: начал внутривенные вливания делать ей дома. К счастью, мои усилия увенчались успехом. Она стала потихоньку подниматься. Потом осторожно встала на ноги. И в конце концов стала ходить.
Все это время я ее, что называется, вел. Женщина, которую звали Лариса Яковлевна Козлова, оказалась очень симпатичной. К тому же, как позже выяснилось, являлась далеко не последним человеком в руководстве Спорткомитета СССР – возглавляла парторганизацию. Так вот, когда она сама смогла прийти в поликлинику, то обратилась ко мне: «Савелий Евсеевич, закрывайте больничный – я могу работать». Уходя, она вежливо спросила: «Доктор, что мне для вас сделать?» Тут я припомнил, что год назад под крышей главного стадиона страны открылся диспансер по обслуживанию сборных СССР: «Устройте в «Лужники»!» – «Попробую». Дальше начался период, занявший определенное время и отнявший немало сил. Потому что уходил я из поликлиники, можно сказать, с боем…
– Ну, это же, Савелий Евсеевич, понятно: по тогдашнему закону, будучи молодым специалистом, вы не имели права столь быстро покидать место распределения!
– Правильно, не имел. Три года, напомню, должен был отработать. Чтобы уйти досрочно в порядке исключения – требовалось письмо очень мощной инстанции. А тут, как нарочно, занялись реорганизацией: нашу 50-ю поликлинику объединяли с 57-й больницей на 11-й Парковой. Ее главврач, соответственно, стал курировать и поликлинику. А у нас – и свой главврач, который – только я заикнулся об уходе – мне: «Какой спорт? Ты у нас будешь «зав», «глав»…». И все такое!
А ведь еще над нами «стояли» рай– и горздрав! Да и на новое место службы так просто не устроиться. Чтобы работать с любой советской сборной, требовался допуск.
– Какой допуск имеется в виду?
– Ну, не к секретной информации, разумеется. Просто по специфике работы предстояли выезды за границу. А в силу существовавшего тогда порядка каждый кандидат должен был пройти «фильтр» – кадровую проверку и получить разрешение КГБ. В обиходе это называлось «стать выездным».
