Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие
Поэтому, может быть, не совсем бескорыстно кое-кто из нас при прохождении тропиков добровольно вызывался в утреннюю, да и в дневную вахту подменять занемогших кочегаров.
Через какое-то время каждый убеждался, что, только привыкнув и овладев приёмами работы, можно выстоять смену в кочегарке.
Дело в том, что на корабле не было принудительной тяги или современных вентиляционных устройств, и адское требовалось терпение, чтобы провести четыре часа у огнедышащей печи, какой становилась в тропиках кочегарка «Терра-Новы», спасал только сильный ветер, когда он задувал в единственную вентиляционную трубу, — а труд при этом каторжный; кидать уголь в топку раз за разом — детская игра по сравнению с работой «понедельником» — увесистым инструментом, которым разбивают шлак и сгребают уголь для придания пламени определённой формы. Котлы были цилиндрические, морские, топки — шести футов в длину, трёх в ширину, задняя стенка немного ниже передней. Пламя должно было иметь форму клина высотою около девяти дюймов сзади и около шести перед входным отверстием. Следовало поддерживать давление между отметками 70 и 80, но для этого надо было потрудиться.
И мы трудились.
Выпадали, однако, и неприятные дни — при неослабной жаре дождь лил как из ведра и всё промокало насквозь и на палубе, и внизу. Зато мы запасались пресной водой. Наполняли все вёдра, матросы раздевались догола и бегали по палубе или же устраивались под световым люком между лабораториями и кают-компанией и в лившейся из люка струе стирали невероятно грязную одежду. Как мы ни старались законопатить все щели, вода протекала на койки. Спать под непрекращающейся капелью было истинной мукой. Эти влажные жаркие дни раздражали больше, чем впоследствии месяцы тоже дождливой, сырой, но более прохладной погоды. Однако к чести экспедиции должен сказать, что и тогда между нами не возникло трений, хотя тесно было как сельдям в бочке.
Опишу типичный день, 12 июля (4°57′ с. ш., 22°4′ з. д.).
После очень жаркой дождливой ночи налетает шквал — как раз когда мы завтракаем, — мы поднимаемся наверх и до 9.30 утра ставим паруса. Затем, примостившись под струйками воды на палубе, до полудня стираем, но тут ветер стихает, хотя дождь не прекращается. Убираем паруса, мокрые, тяжёлые, — весьма неприятное занятие. Но вот оно позади. Принимаемся за грузы, перебрасываем уголь — и так до 7 часов вечера. После ужина с наслаждением ложимся спать.
Пятнадцатого июля (0°40′ с. ш., 21°56′ з. д.) пересекли экватор со всей подобающей случаю торжественностью. В 1.15 пополудни появился Нептун в лице старшины Эванса и повелел остановить судно. Его сопровождала пёстрая свита, церемониальным маршем прошествовавшая на полуют, где их встретил лейтенант Эванс. Его супруга (Браунинг), врач (Пэтон), цирюльник (Читем), два полисмена и четыре медведя — двое из них Аткинсон и Отс — окружили его, а судейский (Аботт) зачитал обращение к капитану, после чего все направились к купели — наполненному водой парусу, подвешенному по правому борту на срезе полуюта.
Первой жертвой пал Нельсон. После того как он ответил на вопросы, врач осмотрел его, заставил принять пилюли и микстуру и передал в руки цирюльника, тот намылил его чёрной пастой из сажи, муки и воды и побрил огромной деревянной бритвой. Затем полисмены потащили несчастного в купель, где уже поджидали медведи. Нельсон исхитрился в последний момент схватить и увлечь за собой цирюльника.
За ним последовали Райт, Лилли, Симпсон, Левик и ещё человек шесть матросов. Под конец схватили норвежца Грана, впервые пересекавшего экватор на английском корабле. Но он перебросил врача, пытавшегося попотчевать его пилюлями, через голову в купель, не дал намылить себя как следует, а от бритья цирюльник, уже побывавший в воде, и сам отказался; кое-как Грана окунули и решили, что лучше с ним не связываться.
Участники процессии выстроились в ряд, и Нептун выдал свидетельства тем, кто прошёл крещение. Вечером праздник завершился импровизированным концертом.
Такие концерты происходили очень часто. Участники экспедиции обожали петь, хотя петь почти никто не умел. В те дни после ужина обычно не вставали сразу из-за стола, а каждый по очереди исполнял какую-нибудь песенку. Если он не знал ни одной, то должен был сочинить стишок. Если и этого не мог, то вносил штраф в винный фонд — мы намеревались истратить его в Кейптауне и оживлённо обсуждали, на что именно.
Иногда вместо пения играли в самые что ни на есть детские игры, одна из них, смешившая всех до слёз, сильно способствовала пополнению винного фонда.
Как это обычно бывает, некоторые песенки становились особенно популярными. Одну из них Кемпбелл, вечный труженик, устанавливавший весь распорядок жизни на корабле, наверное, не забудет вовек. Уж не знаю, кто первым завёл: «Работают все, кроме папаши, несчастного старикашки», но наверняка это помнит Кемпбелл, единственный на борту отец семейства, с намечающейся, по общему убеждению, лысиной на макушке.
Мы начали готовиться к высадке на сушу — настоящему приключению на неизвестном необитаемом острове. Путь судов, шедших из Англии вокруг мыса Доброй Надежды, лежал к берегам Бразилии и проходил невдалеке от таинственного острова Южный Тринидад, расположенного в 680 милях восточнее Бразилии на 20°30′ ю. ш. и 29°30′ з. д.
Остров этот труднодоступен из-за обрывистого скалистого берега и редко утихающей океанской зыби. Охотников посетить его поэтому мало, но и тех быстро выживают береговые крабы.
Между тем для науки он представляет интерес и новыми видами, которые могут быть на нём обнаружены, и необычным поведением диких морских птиц, никогда не видавших людей, а потому непуганых. Ещё до выхода из Англии было решено, что если мы будем проходить достаточно близко от острова, то попытаемся высадиться.
Из прежних его посетителей следует упомянуть астронома Галлея, побывавшего здесь в 1700 году. В 1839 году на этой земле один день на пути в Антарктиду провёл Джемс Росс, который высадился
«в небольшой бухточке, находившейся немного севернее скалы Галлея — Найн-Пин, поскольку в других местах прибой был так силён, что попытка высадиться угрожала бы целости наших шлюпок».
Росс также пишет, что,
«как сообщает Хорсбург, „остров изобилует дикими свиньями и козами, одну козу мы видели. Имея в виду численность полезных живых существ, мы выпустили на берег петуха и двух кур; перемена обстановки, кажется, понравилась им, и я не сомневаюсь, что в столь уединённом месте и хорошем климате они быстро размножатся“. Мы, однако, так и не увидели ни их потомков, ни свиней с козами»[41].
Вряд ли домашние птицы могли уцелеть по соседству с крабами. Но зато на нём в изобилии водятся дикие птицы. Они могут служить пищей потерпевшим кораблекрушение, и с этой же целью правительство устроило здесь продовольственный склад. Другим посетителем острова был Найт, рассказавший впоследствии в книге «Путешествие на „Алерте“», как он искал зарытый здесь, по его убеждению, клад. Заходил сюда в 1901 году и Скотт на «Дисковери».
Тогда был найден новый вид буревестника — вильсонова качурка, названная так в честь нашего «дяди Билла», который был зоологом в обеих экспедициях Скотта.
Итак, к вечеру 25 июля мы убрали паруса и встали на якорь в пяти милях от Южного Тринидада, намереваясь тщательно обследовать этот остров сокровищ. Нам было приказано брать всё, что попадётся под руку, живое или мёртвое, животное, растение или камень.
Назавтра в половине шестого утра мы медленно двинулись к неприступной с вида каменной стене, защищённой голыми скалами, торчащими прямо из воды, на наше счастье сравнительно спокойной. Пока мы в поисках места для высадки шли вдоль берега, солнце стало подниматься за островом, возвышающимся на две тысячи футов, и на фоне розовеющего неба живописно выделялись острые зубцы скал.
Мы бросили якорь к югу от острова, и шлюпка заскользила по воде, разведывая побережье. Уилсон не теряя времени подстрелил несколько птиц для образцов, в том числе двух фрегатов. Матросы же увлеклись рыбной ловлей, благо рыбы было полно. Кроме того, мы стреляли в акул, окруживших корабль и ещё до исхода дня заставивших нас поволноваться.
Шлюпка вернулась, отыскав пригодное для высадки место, и в 8.30 первые партии покинули борт. Место оказалось очень неудобным: на берег, круто обрывавшийся в воду, можно было попасть только по скалистому выступу, который отделился в результате выветривания от утёса справа от нас. К счастью, море было довольно спокойным, и всем удалось высадиться сухими и пронести в целости и сохранности ружья и всё необходимое для сбора коллекций.
О Южном Тринидаде лучше всего рассказал Боуэрс в письме матери, которое я помещаю ниже. Но сначала приведу мои краткие заметки того времени, может быть не лишённые интереса, так как они содержат сведения о другой части острова:
