Игорь Ефремов - Кто убил президента Кеннеди?
Да, действительно, все эти несчастья несложно было предотвратить. Командующий военно-морскими силами в Перл-Харборе должен был приказать, чтобы хотя бы треть личного состава оставалась на боевых постах у зенитных орудий и в кабинах истребителей даже в часы утренней молитвы по воскресеньям. Шеф полиции Карри мог бы распорядиться очистить помещение управления от журналистов на время нахождения там Освальда. Командир морской пехоты в Бейруте имел все основания (особенно после взрыва американского посольства за несколько месяцев, до этого) окружить казармы рвом и разрешить солдатам держать автоматы заряженными и стрелять по подозрительным машинам, не реагирующим на предупреждения.
Но сохранили бы все эти командиры свои посты, если бы они решились на столь «крутые» меры? Весьма сомнительно. Под давлением возмущенного общественного мнения они очень скоро были бы смещены. Они знали, что проявить решительность гораздо опаснее, чем допустить катастрофу. Во всяком случае, и командир морской пехоты в Бейруте, и шеф далласской полиции Карри были оставлены на своих постах несмотря на случившееся.
Если иметь все это в виду, то станет ясно, что Руби не было никакой нужды вступать в заговор с полицейскими. Ему вполне довольно было иметь их приятелями. Он болтался у них на глазах по коридорам управления в пятницу, болтался и в субботу. С чего мы должны думать, что кому-то из них пришло бы в голову остановить его в воскресенье и потребовать объяснений? Он был свой.
При всем вышесказанном, остается один полицейский, в поведении которого цепь подозрительных действий выглядит трудно объяснимой простым желанием покрыть свои оплошности. Сержант Дин, по его словам, вернулся в Даллас в пятницу 22-го ноября, почти одновременно с приездом президента. Он якобы охотился на оленей на юге Техаса. Следователь не спросил его, и он не стал объяснять, зачем он вернулся из увлекательной поездки, когда у него было еще два свободных дня — пятница и суббота.
На службу он пришел в воскресенье в 7 утра. Ему было поручено обеспечить проверку и охрану гаража, и впоследствии он дал довольно сбивчивые показания о двери, ведшей из гаража в соседнее здание. Вскоре после того, как схваченного Руби отправили наверх в камеру предварительного заключения, он тоже поднимается на третий этаж. Зачем? Сержант не мог внятно ответить и на этот вопрос.
Больше того: примерно час спустя, не получив на то никакого специального приказа, он мчится в Паркландскую больницу, куда был отвезен смертельно раненый Освальд. Там он заговаривает с матерью убитого, заходит вместе с ней освидетельствовать тело. Все это проделывается якобы под воздействием необъяснимого порыва.
Письменные доклады Дина о случившемся тоже изобилуют трудно объяснимыми противоречиями. Если собрать воедино все его изворачивания, картина складывается такая: он сказал радио- и тележурналистам сразу после выстрела, что видел Руби спускающимся по северному въезду, а лейтенанту Пирсу около 2.30 — что Руби назвал северный въезд местом своего входа в разговоре с ним, сержантом Дином. От своего заявления журналистам он отрекся, но что было делать с лейтенантом Пирсом, который помнил сказанные ему слова? Дину нужно было любой ценой доказать, что его разговор с Руби о месте входа действительно имел место. Но единственное время, когда это могло произойти — те десять-пятнадцать минут, что он был в камере Руби вместе с агентом Секретной службы Соррелсом. Соррелс с уверенностью заявлял, что при нем вопрос не был задан. Таким образом, становится ясно, что Дин распространял версию северного въезда еще до того, как он физически мог узнать о ней. То есть он знал заранее (от самого Руби, от Тома Ховарда или от кого-то другого), что такая версия будет распространяться. Следовательно, был в заговоре.
Правда, одно обстоятельство заслуживает внимания: во время суда показания Дина были самым мощным оружием обвинения, доказывавшего преднамеренность убийства, и, по мнению многих, привели к смертному приговору. Трудно представить, что он посмел бы так уверенно топить сообщника и не бояться, что тот в отчаянии выдаст его. С другой стороны, именно показания Дина о высказываниях Руби, сделанных до того, как задержанный был предупрежден о возможности использования их на суде против него, послужили защите зацепкой и позволили добиться пересмотра дела, назначенного судом в 1966 году. Похоже, Руби не держал зла на сержанта — из камеры смертника он послал Дину экземпляр Отчета комиссии Уоррена с дарственной надписью.
Есть и такая возможность: участие Дина в заговоре (если таковое имело место) не было известно Руби, сержант был связан с центральными фигурами самостоятельно. Учитывая то, что профессиональные убийцы имеют обычно запасные, подстраховочные варианты, его необъяснимая поездка в больницу вслед за раненым Освальдом приобретает зловещий оттенок. Так же, как и всплывшая позднее информация: в 1958 году Дина видели обедающим с главарем Далласской мафии, Джозефом Сивелло, как раз после того, как тот вернулся со съезда руководителей синдиката в Апалачине.
В мае 1964 года Дин потребовал, чтобы его испытали на детекторе лжи, и провалил испытание. В 1978 году Комитет Стокса «не смог договориться о дате взятия новых показания у сержанта Дина, а ответить, письменно на посланный список вопросов он отказался».
Представляется, однако, маловероятным, что сержант Дин выдал бы своих сообщников, даже если бы Комитету Стокса удалось заставить его встретиться со следователями еще раз. Страх смерти довлел бы над ним четырнадцать лет спустя, как и в 1964-ом году. Только человек, которому нечего терять, мог бы выдать организаторов убийства. И такой человек был. Летом 1964-го он готов был дать показания. Звали его Джек Руби.
Когда 14 марта 1964-го года присяжные вынесли ему смертный приговор, многие в зале суда были изумлены. Знаменитые адвокаты продемонстрировали такую неутомимость и умелость в замазывании очевидных фактов, приглашенные ими психиатрические светила так убедительно завертывали убийство закованного в наручники человека в паутину наукообразных терминов, что зрители ждали приговора лет на пять — не больше. Но 12 жителей Далласа, которых защита и обвинение отбирали, допросив 162 потенциальных присяжных, в течение двух недель, не дали затуманить им мозги и, просовещавшись меньше двух часов, единодушно послали владельца «Карусели» на электрический стул.
Руби был ошеломлен, подавлен, испуган. Хотя ему говорили, что все еще впереди, что начат процесс аппеляции, который займет месяцы, если не годы, он не верил. Порой ему казалось, что его могут вытащить из камеры в любую минуту и повести на казнь. Поэтому, когда 7-го июня Комиссия Уоррена наконец приехала в Даллас, чтобы взять его показания, он готов был говорить.
Но при одном условии: чтобы его увезли сначала из Далласа в Вашингтон.
— Есть ли какая-либо возможность перевести меня в Вашингтон?.. Я прошу перевести меня в Вашингтон и готов пройти любые тесты, какие потребуются. Это очень важно… Джентльмены, если вы не увезете меня в Вашингтон, вы не сможете извлечь из меня того, что я знаю… Моя жизнь в опасности здесь.
Снова и снова он возвращается к этой теме, и снова и снова председатель Комиссии, верховный судья Уоррен, отказывает ему, ссылаясь на несуществующие сложности. Да, он признает, что им дана власть вызывать в Вашингтон любых свидетелей. Однако, вот ведь, Комиссия допросила в Далласе более 200 человек, и все прошло нормально.
— Но ни один из них не был Джеком Руби! — восклицает допрашиваемый
В машине Руби после его ареста была обнаружена газета двухмесячной давности, описывавшая разоблачения синдиката, сделанные знаменитым информатором Джозефом Валачи. Устав сидеть в тюрьме, не получая обещанной поддержки от своих прежних приятелей-сообщников, Валачи согласился давать показания, и ФБР обеспечило ему беспрецедентную защиту. Судьба Валачи явно занимала Руби. Нет никакого сомнения, что летом 1964 года он был готов последовать его примеру и попытаться спасти свою жизнь, выдав сообщников.
Во время допроса в общей сложности шесть раз он обращался к членам Комиссии, умоляя их забрать его в Вашингтон и обещая дать ценные показания. И каждый раз он получал отказ. Судья Уоррен даже намекал ему, что он не хочет слушать:
— Если вам кажется, что вопросы, задаваемые мною, могут в какой-то мере оказаться опасными для вас, я хочу, чтобы вы чувствовали себя вправе немедленно заявить, что интервью окончено.
Возможно, если бы следователи Хуберт и Гриффин присутствовали при этом, они бы вмешались и настояли на выполнении просьбы. Однако судья Уоррен и его главный советник Ранкин предусмотрительно не взяли этих двоих в Даллас. Когда конгрессмен Джеральд Форд пытался расспрашивать Руби о его кубинских делах и связях, председательствующий и его помощник просто обрывали его. Поведение руководителей Комиссии во время допроса Руби однозначно свидетельствовало об одном: они не хотели слышать ничего, что могло бы указать на наличие заговора.
