Роман Арбитман - Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать
Имущество, оставшееся от изначальной belles-lettres, таким образом поделено раз и навсегда. Младшей сестре достались легкомысленные вершки, а старшей, конечно, глубокие корешки. То есть, конечно, жанровые прибамбасы беллетристики старшая сестра время от времени использует (а временами и чрезмерно), но с таким показным отвращением к массовой литературе, что даже намек на развлекательность отовсюду улетучивается сам собой. Дескать, не подумайте чего: это вам не низкое развлечение, но высокое служение. Не кока-кола, а капустный сок. Не мармелад, а рыбий жир. Не шампанское, а касторовое масло. Не бутерброд с бужениной, а горькая пилюля. Вы желаете знать, зачем здоровому человеку принимать лекарство? На этот вопрос производители «Большой Литературы» научились отвечать встречным вопросом: помилуйте, да где же вы у нас видели абсолютно здоровых людей? И ведь, главное, не поспоришь: сами же держим в кармане валидольчик…
Невольно вспоминается одна известная в прошлом детская книга. Ее юный персонаж настолько был уверен, что вкусное никогда не может быть полезным, что однажды, случайно хлебнув водки, сделал логичный вывод: эта обжигающая гадость наверняка очень полезна. Слава российским литселекционерам! Среди их достижений — не только скучная беллетристика, о которой говорилось в предыдущей главе. Всего за пару десятков лет выведен еще и дивный сорт «высокой» прозы — и невкусной, и бесполезной одновременно. Не верите? Ладно, читайте второй раздел «Антипутеводителя» — и убеждайтесь сами.
Домик со скелетами
Юрий Буйда. Львы и лилии. М.: Эксмо
Книга «Львы и лилии», как и три предыдущих тома того же автора, вышла в именной серии «Большая литература. Проза Юрия Буйды». Вероятно, разработчики серии имели в виду качество прозы писателя, а не ее формат, поскольку тексты, включенные в новый сборник, компактны: пять, десять, максимум тридцать страниц — и всё, рассказ кончается, словно доска в стихотворении Агнии Барто про бычка.
Как замечал Юрий Буйда в недавнем интервью, роман похож на особняк со множеством комнат, с привидениями и скелетами (здесь «интересно пожить, побояться, порадоваться, выпить водки, закусить и поплакать»), а рассказ — эдакий домик-малютка, типа строительной времянки: гость «не успевает расслабиться, влетел — вылетел». Таким образом, читатель, избравший рассказ, должен обладать сноровкой биатлониста. Быстро влететь, опрокинуть стопку, на ходу закусить и всплакнуть, на бегу шарахнуться от привидения, на лету увернуться от скелета. А затем на той же скорости умчаться прочь — в ближайшее окно.
Подобная философия «бури и натиска» диктует автору сюжеты, восходящие не то к голливудским боевикам класса «Б», не то к нынешней официальной мифологии о «лихих» и «бандитских» 90-х. В каждом втором сюжете «вертолеты били из всех пушек», «снайперы вели беглый огонь», «в ход пошли пулеметы, автоматы, пистолеты, дробовики, стулья, цепи, бейсбольные биты, бутылки, ножи…». А если учесть, что, по словам Буйды, «женщина — главная героиня и главная страдалица русской литературы», то понятно, что в его рассказах дамская судьба незавидна: то гульба, то пальба.
Девушка Рита, у которой одна нога на 15 сантиметров короче другой, отбила у тетки ее любимого бандита Марата, а потом из ревности чуть не застрелила немую сестру Рину («Марс»). Девушка Наденька вышла замуж на бандита Костю, но их кортеж был обстрелян, и герои вместе с машиной упали в реку и утонули («Взлет и падение Кости Крайслера»). Девушка Ваниль столкнула мать с лестницы, потом девушку изнасиловали, после чего она насмерть забила бейсбольной битой и насильника, и несостоявшегося мужа («Ваниль и миндаль»). Девушка Лилечка ударила мать ножницами в глаз, а потом мать покончила с собой, выпрыгнув из окна, а Лилечку дважды изнасиловали («Львы и лилии»). Девушка Ася влюбилась в мотоциклы, сменила шесть мужей, прибилась к террористам, и ее застрелили полицейские: «Пуля снайпера вошла между глаз, вторая пробила ее сердце» («Бешеная собака любви»). Девушка Ариша, воспитанница пахана, влюбилась в красавца-бандита, забеременела и утонула, а потом безутешный пахан сделал из нее мумию, а в конце сгорели все — пахан, красавец и мумия («Папа Пит»). И так далее.
Вновь цитируем интервью с автором: «Интерес к короткой и хорошо рассказанной истории никогда не угаснет, потому что рассказ, как бы это выразить поточнее, психологически ближе человеку, чем роман». О да, со знанием психологии и, главное, с хорошим вкусом у Буйды нет проблем. «Он врывался в женскую судьбу, как захватчик в поверженную крепость», «ее тело было как взрыв», «она вся дрожала, вся вибрировала», «сердце ее вдруг вскипело, кровь ударила в голову, и от внезапно нахлынувших чувств девушка потеряла равновесие». Еще цитаты? Извольте! «Она ему изменяла чуть не каждый день, а он терпел», «старуха его… забила до смерти железной палкой», «когда она впервые вернулась с работы за полночь, пьяная и веселая, он собрался с силами и избил ее палкой», «сестра его Ольга погибла под колесами автомобиля, а когда мать попыталась привлечь виновников наезда к суду, ее избили до полусмерти — теперь она мочилась в постель и разговаривала только со своей тенью», «отец его был алкоголик и кончил жизнь самоубийством незадолго до его рождения; мать была проституткой, вечно пьяная, и умерла от белой горячки, младшая сестра утопилась, старшая бросилась под поезд, брат бросился с вышеградского железнодорожного моста. Дедушка убил свою жену, облил себя керосином и сгорел; другая бабушка шаталась с цыганами и отравилась в тюрьме спичками…»
Ой, извините: последняя цитата — это уже не Буйда. Это Швейк рассказывает про хитреца, который откосил от армии, выдав себя за идиота с дурной наследственностью.
Нет-нет, боже упаси от сопоставлений сюжетов высокой прозы Буйды — лауреата нескольких литпремий — с простодушными байками Швейка! Да и вообще нам лучше избегать аналогий сочинений Буйды с мировой словесностью: автор «Львов и лилий» этого очень не любит. В очередном интервью он уже выругал критиков, которые-де без оснований сравнивают его с Гомером, Шекспиром, Маркесом, Булгаковым, а ведь он — сам по себе. Правда, неясно, что писателя раздражает больше: то, что его сравнивают, или то, что для его сравнения с классиками большой литературы нет повода. Кроме, разумеется, книжной серии «Большая литература», в которой его тоже издают.
Куда уехал жрец
Дмитрий Быков. Остромов, или Ученик чародея: Роман. М.: ПРОЗАиК
В 1958 году в городе Ташкенте вышла книга «Нокаут» Олега Сидельникова. Роман, вполне советский по духу и по стилю, хотя написанный не без живости и некоторого остроумия, едва бы заслуживал сегодняшнего упоминания, кабы не одно но: автор, посвятив свое произведение памяти Ильфа и Петрова (и тем самым сразу обозначив свои намерения), сделал попытку сочинить ремейк знаменитой дилогии. Более того, старенький Остап-управдом лично возникал в одной главе романа — правда, позже выяснялось, что разговор с сыном турецкоподданного главный герой вел во сне.
Сам главный герой романа «Нокаут» был персонажем специфическим. Решив, что в стране победившего социализма авантюристов а-ля Бендер существовать уже не может в принципе, писатель назначил на роль нового литературного воплощения Великого Комбинатора… американского шпиона! Этот самый Фрэнк Стенли путешествовал по СССР в компании завербованных им стиляг, тунеядцев и прочих жалких ничтожных личностей (одна из которых в итоге оказывалась маской капитана КГБ), смаковал замеченные им недостатки (мелкие), но под конец с горечью убеждался, что эту загадочную страну ему не победить. В финале шпион намеревался удрать обратно за кордон и был убит метким советским пограничником…
Популярного Дмитрия Быкова вроде бы даже и сравнивать неловко с Олегом Сидельниковым. Дмитрий Львович несравненно более талантлив, эрудирован, остроумен, амбициозен, нежели полузабытый автор «Нокаута». Даже тот из читателей, кому совсем не близка романистика Быкова, вынужден признать, что в последнем его романе есть немало прекрасных, сильных и ярких эпизодов (чего стоит, например, сцена допроса Пестеревой, сводящей следователя с ума, или жутковатое описание медленного распада на атомы садиста Капитонова). Впечатляет и изначальный авторский замысел: любовно прорастить непредсказуемое чудо из мусора и хлама, показать, сколь прихотливым путем невозможный росток иного может все-таки пробиться сквозь бетон пошлости. По Быкову, есть области, в которых причинно-следственные связи не работают, и однажды может выстрелить даже пластилиновый муляж ружья. В романе гуру-самозванец, фитюлька, ноль без палочки способствует — сам того не желая — процессу кристаллизации по-настоящему гениальной натуры. Даня Галицкий, подлинный подмастерье фальшивого мастера, к финалу обретает знания и умения, о которых его якобы оккультный наставник даже не помышляет…
