Юрий Скоп - Избранное
— А я… именно нехорошее и имела в виду. Ты меня не понял… Прозрение в темноте… вот о чем я подумала, — Ирина Николаевна громко чиркнула спичкой.
А в парке было уже хорошо… Солнце рябило, сочась сквозь опухшие почками ветви, шумно чивикали воробьи и сталисто посвечивали на просевших до самой земли дорожках мелкие лужи. Косо улегся на горном предплечье городской парк, далеко видный почти из любой точки Полярска мертво стоящим пока еще «чертовым колесом» и такой же необжитой парашютной вышкой.
Ксения Павловна шла пустынными, утренними аллеями парка. Настроение у нее было слегка приподнятое, несмотря на какой-то пустой и нелепый разговор с Михеевым за завтраком. Ксения Павловна мысленно прослушивала его, помня почему-то все до мелочи, до звука…
…Вот Михеев поставил чашку — звук… Потом сказал:
— Мы улетаем в четыре. Ты не забыла?
Ксения Павловна усмехнулась:
— Нет, не забыла.
— А куда, если не секрет, собралась?
— Погулять… С Полярском проститься…
— Ты что, не намерена назад возвращаться? — Это еще пока без раздражения. Миролюбиво.
— Кто его знает.
— Так. Может быть, меня возьмешь за компанию?
— Нет. Хочу побыть одна.
— А я тут, значит, хоть помирай? — Это с ехидцей.
— Не помрешь.
— Ну а вдруг?
— Тогда и произойдет реакция на «вдруг»…
— Интересно, ты хотя бы слезинку уронишь, а? — Снова с ехидцей.
— Две.
— Сто процентов перевыполнения… — Начало раздражения.
— Прекрати. Надоело!
— Что тебе надоело?
— Пустота. Мы с тобой играем сейчас в пинг-понг. На первенство базара…
— Похоже. Очень даже похоже… Мне ведь она, пустота-то эта, тоже не в радость… — Явное раздражение.
— Тогда скажи, чем я могла бы быть полезной тебе?
— Терпением.
— Я пока и терплю, Иван Андреевич… Все! И не ходи много. Тебе это вредно!.. — Хлопок дверью… звяк цепочки… Гулкие шаги Ксении Павловны по лестнице… И встреча внизу, глаза в глаза, с Варварой Дмитриевной Кряквиной… Ксения Павловна кивнула ей… скорее от неожиданности, чем от желания. В последнее время они вообще старались не замечать друг друга. Зря она, конечно, кивнула. Зря… А впрочем, наплевать! Плевала она на нее и на всех тоже!.. Уже сегодня она будет в Москве… А там!..
Ксения Павловна вздохнула всей грудью и, подставив лицо солнцу, закрыла глаза. Господи, хорошо-то как!.. Что в конце-то концов еще надо?.. Хватит копаться в себе — осуждать, защищать… Она же еще живет, реагирует на весну — это прекрасно!.. Ксения Павловна вспомнила, как откровенно завидовали ей девчата из комбинатовской техбиблиотеки… Вчера вечером Ксения Павловна, обмывая свой отъезд в очередной отпуск без содержания, выставила несколько бутылок шампанского… Все получилось очень здорово: Ксения Павловна была одета в модный брючный костюм из тончайшего черного панбархата… Его привез из Мурманска Шаганский, перекупив за солидные деньги у моряков из морагентства… Ксения Павловна много смеялась, рассказывала анекдоты и даже пела… чем, кажется, окончательно добила персонал техбиблиотеки… Ей опять говорили про ее красоту и таланты… Советовали насчет кино… «Уж Доронину-то вы точно затмили бы!..» И так далее и так далее… Солнце приятно теплило кожу, ветер слегка шевелил у щеки свежевымытые французским шампунем волосы, во всем существе Ксении Павловны сейчас что-то зазывно и сладостно затомилось, и она, счастливая, открыла глаза…
Из глубины аллеи навстречу ей двигалась удивительно странная фигура… Священник… Он шел быстро и как бы клубился в черном своем облачении… «Николай?..» — испуганно и в то же время с радостью подумала Ксения Павловна. «Неужели вернулся?..» Она прикусила губу, напряженно приглядываясь… Нет, это был не Николай, а настоящий священник, и когда он приблизился к Ксении Павловне, сосредоточенный, беззвучно шевелящий что-то губами, не видящий ничего перед собой, она, неожиданно для себя, не успев осознать даже, что делает… заступила ему дорогу и протянула руку… Священник остановился, зорко и цепко взглянул на нее пронзительно-умными, голубыми глазами и, наклонившись, так что она увидала лысеющую его макушку, взял ее руку и мягко, бесплотно поцеловал… Все это случилось так неожиданно и мгновенно, что Ксения Павловна окаменела… А священник тут же прошел мимо нее, в развевающейся рясе, и она, посмотрев ему вслед, вдруг тоже прибавила шаг, будто только сейчас сообразив, что же она хотела сегодня сделать…
Сразу же за парком Ксения Павловна села в автобус, почти пустой в этот послепиковый час… И вскоре сошла на конечной остановке возле рудника, чьи строения близко прижались к горам. Огляделась… Не спеша направилась через рудничный двор ко входу в бытовой цех.
Зинка Шапкина, перемыв стаканы, сидела между баллонами с газом и читала какую-то затрепанную толстую книгу. Читала взахлеб, с тем естественным вниманием простого, во все верящего читателя, который, когда его что-то уж очень волнует, и смеется искренне, и всплакнуть может натурально…
Кто-то постукал несильно в ее закрытое задвижкой окошечко-амбразуру. Зинка недовольно сморщилась.
— Ну?.. — Закрыла книгу. — Щас, щас…
Перед ней стояла Ксения Павловна.
— Вы?
— Я. Здравствуйте, Зина. Вот зашла к вам проститься, сегодня мы с мужем улетаем в Москву…
— А-а. Здравствуйте. Заходите. Вон оттуда… Я открою… Садитесь… Хотите воды?
Ксения Павловна, осматриваясь, покачала головой. Села и взяла книгу.
— «Воскресение»?
— Да-а, — как-то вяло ответила Зинка. — Сегодня в автобусе нашла. Видно, кто-то забыл… Стала читать со скуки, а там здорово… Вы читали?
Ксения Павловна улыбнулась. Машинально перелистнула страницы и вдруг остановилась на каком-то месте… Прочитала его и задумчиво спросила:
— Это ты уже подчеркнула?
— Что? — вытянула шею Зинка.
— А вот… — Ксения Павловна прочитала вслух. Медленно, с точной акцентировкой по смыслу: — «…но под давлением жизненных условий, он, правдивый человек, допустил маленькую ложь, состоящую в том, что сказал себе, что для того, чтобы утверждать то, что неразумное — неразумно, надо прежде изучить это неразумное… То была маленькая ложь, но она-то завела его в ту большую ложь, в которой он завяз теперь…»
— Нет, — сказала Зинка, дослушав. — Это уже так и было…
— Тебе все понятно? — серьезно спросила у нее Ксения Павловна.
Зинка качнула головой нерешительно:
— Про то, что врать-то нельзя?
— В общем, правильно. Об этом… — Она усмехнулась. — Только есть ли такие, которые не врут?..
— Есть. А что? — Зинка прищурилась.
— Ну конечно, конечно… — мгновенно сориентировалась Ксения Павловна, почувствовав что-то неладное в Зинкиной интонации. — Давай не будем философствовать… Нам, бабам, это вредно. Ты-то как тут? О-о… новый аппарат?..
— Да… Это автомат, а вы… — Зинка хотела спросить: «Разбираетесь в них, что ли?..»
— Нет, нет… Я таких и не видывала раньше. Ну-ка, покажи, как он работает.
Зинка показала.
— Удобно… — сказала Ксения Павловна.
— Еще бы… Как сыпанет смена… — Зинка взглянула на часы. — Вот сейчас… Увидите. Как кони на водопой прискачут… Токо успевай ловить стаканы…
— Успеваешь?
— Я-то? Хм… — Вот тут уж Зинка явно не скрывала своего превосходства. — Увидите.
В коридоре бабахнула дверь. Еще! Еще… Загрохотали шаги. Покатился, приближаясь к сатураторной, голосовой вал.
— Смена. Теперь только поворачивайся… — Зинка машинально прихорошилась. — Вы вон туда, за баллоны, спрячьтесь, чтобы не приставали. А то начнут ля-ля-ля, ля-ля-ля…
А Ксения Павловна вдруг сбросила с себя пальто и нетерпеливо потребовала:
— Дай мне халат.
— Это зачем еще?
— Ну, давай! Я тебя очень прошу…
— Но… — Зинка, недоумевая, оттопырила губы.
— Сскорее, ты! — крикнула на нее Ксения Павловна.
В окошко сатураторной уже тарабанили.
— Эй! Вода-а! Кончай ночевать!..
Ксения Павловна решительно сдернула с растерявшейся Зинки халат. Накинула на себя. Он был ей чуть-чуть маловат и не застегивался. Подправила волосы, закидывая их на одну сторону, шепнула Зинке:
— Прячься! Быстро! — и, поднимая задвижку, весело фыркнула в чумазые лица: — Не гремите, не гремите! Тут глухих нет!
— Салют! — всунулась голова в каске. — Это кто такая? Как зовут?
— Зовутка! — с ходу отбрила любознательного Ксения Павловна и подала стакан. — Не захлебнись.
Дальше пошли комментарии беспрерывно:
— Эх бы-ы…
— Адресами не махнемся?
— Грязный больно, — шлепнула кого-то по руке тряпкой Ксения Павловна.
— Дак ить вместе в баньку-то сходим. Ха!
— Черного кобеля не отмоешь, понял? — резала Ксения Павловна.