Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
Тут же во всём обвинили студию, а потом и систему, при которой подобное оказалось возможным. И хотя Ольбек взял вину на себя (он подал в отставку раньше положенного срока), без сомнения, подобное рано или поздно должно было случиться. Кризис могли вызвать «Волшебник», «Апокалипсис сегодня», «1941-й год», и даже — «Красные». Что касается амбиций или бюджета, Чимино не сделал ничего, что прежде не делали Фридкин, Коппола, Спилберг или Битти. «Врата рая», как и «Бешеный бык», явились типичным продуктом 70-х, результатом обожествления и воцарения в Голливуде режиссёров, способных говорить «нет» С другой стороны, это следствие демонизации личности продюсера. Разгоняя десять лет назад продюсеров из компании «Уорнер бразерс», Кэлли вряд ли думал о последствиях. Вот как характеризует ситуацию продюсер Джерри Хеллман: «Несомненно, что касается творчества, режиссёр — главный человек в команде. Но режиссёр, в большинстве своём, — не продюсер. Посмотрите на перерасход бюджетных средств, картины, производство которых выходит из-под контроля, и ту несусветную чушь, что получается у ребят, вроде Чимино, за душой у которых пара работ, и поймёте, что катастрофой кино обязано именно им. Получилось, что ребёнка выплеснули вместе с водой».
Настало время заработать в Голливуде и системе социального дарвинизма. Потеряв доверие, студия «Юнайтед артистс» была поглощена — «Трансамерика» продала её «МГМ» Кирка Керкоряна за 350 миллионов долларов. В свою очередь и «МГМ» представлялась не более чем игрушкой в руках пиратствующего Керкоряна, и несмотря на кратковременную передышку под началом Йабланса в начале 80-х, перспектив у обеих компаний не предвиделось. «ЮА» стала символом дискредитировавшей себя системы, во главе которой стояла личность режиссёра, а на её руинах воссияла слава «Парамаунт», без сантиментов поменявшей правила игры.
* * *Многие считают, что именно после истории с «Вратами рая» за «новым» Голливудом окончательно опустился занавес. Отчасти, возможно, и так. Например, именно эта картина поставила крест на проекте Олтмена «Одинокая звезда», который практически был готов к запуску, даже места натурных съёмок были определены. На главные роли приглашались Сигурни Уивер и Пауэре Бут. Режиссёр стерпеть подобного поворота не смог: он продал компанию «Лайонз гейт» и объявил о прекращении работы в жанре художественного кино. В начале 70-х он заявлял: «В какой-то момент вдруг возникло ощущение, что они согласны на производство картин, что по душе и самому автору». Времена изменились и Олтмен уже сетует: «Меня не прельщает перспектива ставить фильмы, которые студии вынуждены производить, чтобы поддерживать работу запущенного механизма. А они не хотят снимать то, что интересно мне, потому что не знают, как обеспечить их дистрибуцию». Другими словами, круг замкнулся.
Выходит, что всего лишь один режиссёр, выйдя из-под контроля студии, полностью изменил атмосферу, в которой до этого создавалось кино. Рассказывает Скорсезе: «Врата рая» всех нас здорово подкосили. Я сразу понял, что мы присутствуем при последнем акте, будто на похоронах». Тему продолжает Коппола: «После выпуска картины произошло нечто сродни государственному перевороту, у истоков которого стояла кинокомпания «Парамаунт». Студии не могли спокойно воспринимать то, как сумасшедшими темпами растут издержки производства, а режиссёры полностью контролируют кинопроцесс и делают невероятные деньги. Поэтому они решили вернуть себе контроль над кино».
Замечания Скорсезе и Копполы справедливы. Действительно, в начале 80-х в индустрии произошла контрреволюция, но роль «Врат рая» всё же не определяющая — картина лишь стала кульминацией тех изменений, что были запущены «Крёстным отцом», когда 8 лет назад была трансформирована система ведения бизнеса студиями.
Новое руководство «Парамаунт» — Диллер, Айзнер и Симпсон — под неусыпным контролем Джеффри Катценберга пошло по пути, который, в конце концов, полностью трансформирует киноиндустрию. Диллер с Айзнером, в прошлом руководители телевизионных сетей, привыкли к специфике ТВ постановок и на художественное кино смотрели с тех же позиций: всё внимание уделялось единственной идее, единственному образу, по сути полнометражный фильм загонялся в формат рекламного ролика. «Одно время компанию «Парамаунт» возглавлял Брэндон Тартикофф и я направился к нему, чтобы попытаться продвинуть свою картину, — вспоминает Джон Бурмен. — Разговор он начал с вопроса:
— Что, по-твоему, 30-ти секундный рекламный ролик на телевидении?
— Не думаю, что смогу выразить…
— Тогда и я не смогу решиться на производство картины, иначе как я её продам, — перебил меня чиновник».
Милиус выражается предельно категорично: «Кашу заварили изнутри. Именно Диллер, Айзнер и Катценберг разрушили кинематограф».
Кино стало всё больше напоминать комиксы, а иногда, как в случае с «Суперменом» и «Бэтменом», действительно ставилось по мотивам рисованных картинок. Позднее этот феномен назовут «высокой концепцией». Толкований было много, но наиболее скандальное приписывают Спилбергу: «Если человеку для выражения своего замысла хватает 25-и слов, а может и меньше, не сомневаюсь, что выйдет прекрасный фильм. Мне нравятся задумки, суть которых можно объяснить на пальцах». По мере того, как студии укрепляли свои позиции, центр силы смещался от режиссёров к чиновникам, и теперь они, выходя из тени авторов-художников, сами превращались в знаменитостей. Если в начале 70-х гвоздём номера «Эсквайра» считался материал Кита Карсона о кинорежиссёрах, то через десять лет главная статья Тони Шварца в журнале «Нью-Йорк» посвящалась делам головного офиса студии «Парамаунт».
Руководил процессом Симпсон. «Дон изменил отношение студий к материалу, продюсерами которого они являлись, — рассказывает Крейг Баумгартен, в тот период один из руководителей компании. — В 80-е годы уже студии «вели» картины. Теперь мы не просто соглашались или не соглашались с идеей режиссёра, не предлагали что-то подправить или переделать. Мы сами выдавали планы и наброски, предлагали разработать собственные идеи». Вспоминает продюсер Роб Коэн: «Дон с лёгкостью мог надиктовать страниц 20-30 текста через один интервал, выходил сквозной сценарий от начала до конца, и ни одна сцена не была пропущена».
В конечном счёте, следствием образования в конце 60-х многопрофильных корпораций и притоком в Голливуд денег от проката блокбастеров стал приход в индустрию людей, которые в первую очередь являлись бизнесменами и лишь потом — людьми кино. Такие блестящие профессионалы, как Диллер, Айзнер или Катценберг без труда могли занять достойное место в любой крупной корпорации страны. «Диллер не упускал возможность бросить «Ненавижу кинобизнес, отвратительное занятие», — замечает Йабланс, который, как известно, ненавидел его. Правда, его мнение разделяет и Симпсон: «Диллер никогда особенно не интересовался кино, наверное поэтому сейчас и работает в «Эйч-Эс-Эн», продавая платья. А что касается Катценберга, то Джеффри вовсе никогда не был творческой натурой, он — бизнесмен. Всё, что его волнует, это торговля — товар и его срок хранения».
В результате, студии уже ничем не отличались от обычных крупных корпораций — тот же раздутый штат чиновников, только с вновь пустившей корни прослойкой «творческих руководителей». Времена «Парамаунт», возглавляемой Кэлли и Бартом, давно канули в Лету. Вместе с возвышением студий возродились и продюсеры, вычищенные, было, Кэлли в начале 70-х. Словно сдвинув крышки гробов, расправив плечи, на запах денег вышла новая порода дельцов — не творческие профессионалы, вроде Тони Билла, Джулии и Майкла Филлипс или Джерри Хеллмана, а мегапродюсеры: Джон Петере, Марио Кассар, Энди Вайджна. «Закат кинематографа режиссёров пришёлся на конец 70-х. Общая тенденция развития определяла отход от кино авторского к созданию продукта, параметры которого задаются продюсером», — резюмирует Богданович.
К концу десятилетия резко возросла стоимость кинопостановок, причём не только производственная. Рекордно подорожала реклама фильмов на телевидении и одновременный выход в тысячах кинотеатрах. Например, создание и продажа картины в самом начале 70-х в среднем обходились в 8 миллионов долларов и до 1975 года ни один фильм не стоил больше 15 миллионов. К 1980 году подавляющее число картин обходилось в 20-30 и более миллионов долларов: «Врата рая», «Метеор», «Чёрная дыра», «Попай» (20 миллионов долларов), «Империя наносит ответный удар» (23 млн.), «Кинг Конг» (20 млн.), «Ещё один мост» (20 млн.), «Чародей» (24 млн.), «Простак», «Супермен» (55 млн.), «1941-й год», «Братья Блюз» (30 млн.), «Флэш Гордон» (40 млн.), «Звёздный путь: кино» (45 млн.), «Поднять «Титаник»! (36 млн.), «Красные» (33,5 млн.).
Резкое повышение расходов на маркетинг, рост процентных ставок чуть ли не до 20% и запрещение «налоговых убежищ» привели к тому, что небольшие компании, в 70-е годы активно работавшие на кино, были вынуждены оставить бизнес. Теперь рынок контролировали крупные игроки. Студии всё неохотнее принимались за проекты, не гарантировавшие гигантскую прибыль на вложенные средства. Локомотивами производства стали дистрибьюторы. Крах компаний, во главе которых стояли талантливые люди, только подтверждал справедливость одного замечания. Рассказывает Тэнен: «Все помнят «Компанию режиссёров», все помнят и компанию «Фёрст артистс». Стоит ли говорить про «Калейдоскоп»?.. Соберите вместе четырёх режиссёров и позвольте им в течение года самим решать, какое кино снимать. Затея кончится тем, что они перестреляют друг друга…»
