Валерий Михайлов - Хроника великого джута
Комиссар здравоохранения Туркреспублики С. Ходжаев докладывал в октябре 1918 года:
«Из имеющихся в моем распоряжении сведений видно, что голодает почти поголовно киргизское население, имеется сравнительно небольшое число голодающих и в среде оседлого населения…
Киргизы, в особенности дальних от городов волостей, летом текущего года не могли засеять землю, не имея для этого зерновых семян, а те киргизы, которые занимались исключительно скотоводством, проели свой скот… В степных волостях редкая киргизская семья может обойтись без продовольственной помощи до лета будущего года».[71]
Бедствие разрасталось. В конце 1918 года голодало уже около миллиона человек. Нужны были деньги для преодоления катастрофы – «хотя бы 40 миллионов», как говорил Рыскулов на заседании ЦИК Туркреспублики 13 декабря 1918 года.
30 декабря 1918 года ТурЦИК отдал приказ всем совдепам о проведении мероприятий по борьбе с голодом. Мор, вызванный преимущественно общественными катаклизмами, почему-то назван в нем «стихийным бедствием». ТурЦИК призывал напрячь все силы республики, чтобы справиться с голодом…
В благодатных краях такого еще не бывало, и «общественность» не представляла себе размеров беды. В этом смысле показательна полемика Т. Рыскулова с неким Г. Агаревским в ташкентской «Нашей газете», происходившая в конце 1918 года. Этот спор ярче других документов рисует тогдашние времена и нравы.
В статье, опубликованной в № 265 и названной «К киргизской интеллигенции», Г. Агаревский писал:
«Из истории экономической науки известно, что все так называемые пастушеские, кочевые народы были бедны и беспечны, да иначе и не могло быть: при частых передвижениях многою не увезешь, а если правильна пословица «два переезда – один пожар», – то таких переездов с места на место, при которых так много портится, ломается, бросается, в жизни кочевника бесчисленное множество, – поэтому нет возможности кочевнику накопить материальные блага; – а известно, что у народа, не имеющего экономической мощи, нет и духовных ценностей, нет возможности создать науки и искусства. Кочевник никогда не выдержит конкуренции с оседлым, и почти с уверенностью можно сказать – будет у него в-экономической зависимости, экономическом рабстве: а ведь вам известно, что экономическая зависимость ведет к политической. Недавно в газетах было отмечено, что киргиз в Сыр-Дарьинской области больше, чем всех других народностей вместе взятых: – а у кого почти все богатства? – несомненно у оседлых.
Кочевники обладают особыми взглядами, которые никак не может разделить оседлый; жизнь человеческая здесь дешево ценится, – и если родственники убийцы уплатят убытки семье убитого, – дело этим кончается. Похищение скота, умыкание девушек считается молодечеством. Конечно, что приобретено таким путем, мало ценится и легко расходуется, разоряя потерпевшего, не обогащает приобретателя. Конечно, все будет идти у кочевника при его простых требованиях сносно, пока нет экономических и политических потрясений, когда земли, пастбищ много, везде простор, много свету, солнца, тепла, мало зим, эпидемий и проч. Прошлый год и нынешний показывают, во что может обойтись кочевнику его любовь к бродяжничеству и его беспечность: люди мрут от голода и болезней, скот – единственное богатство кочевника, подыхает от бескормицы.
Я и задаю вопрос: чем занималась до сих пор киргизская интеллигенция? Писанием прошений, входящих и исходящих? Почему не звала народ свой к оседлой жизни и, по крайней мере, рациональному скотоводству? Ссылаться на царский режим вы не можете, ибо закон прямо поощрял кочевников к оседлой жизни; ведь достаточно было хоть что-нибудь посадить, засеять или соорудить в любом участке земли, никем не занятом, и этот участок по закону и желанию кочевника закреплялся за ним. Когда среди кочевников происходили споры, оседать или кочевать, когда требовалось разумное слово, где было большинство из вас? По канцеляриям? В качестве ходатаев? Наконец, где вы были в прошлом году, когда с очевидностью выяснились последствия кочевки и беспечности? Гремели ли вы хоть в газетах? Написали ли вы хоть один призы© к обществу, правительству о помощи? И только теперь вы беретесь за дело, и то, по-видимому, в самых узких пределах непосредственной помощи голодающим путем открытия столовых, закупки хлеба и проч. …Вам, конечно, лучше известна жизнь кочевника, чем мне, но позвольте вас опросить, почему же ТурЦИК предоставил вам средства и утвердил организацию, вы сидите и ничего не делаете? Если вы задумали поставить дело широко, то почему же вы не созываете специалистов по сельскому хозяйству, экономистов, практиков и теоретиков и не вырабатываете вместе с ними плана работ по земледелию?
Пора, товарищи, энергично взяться за дело.
Ваш простой патриархальный народ заслуживает большего внимания, чем уделялось ему до сих пор.
Из отчета в газетах я узнал, что Рыскулов, помимо помощи от казны, предполагает обратиться непосредственно к обществу за поддержкой. От всего сердца, идя навстречу такому призыву, я от скудных средств своих жертвую на великое дело непосредственной помощи измученному народу 500 рублей и думаю, что общество откликнется на Ваш, т. Рыскулов, призыв и даст Вам эту помощь, кто деньгами, кто силами».[72]
Через несколько дней, в № 276 той же газеты, Тур ар Рыскулов отвечал Г. Агаревокому:
«К ВОПРОСУ О ГОЛОДЕ»
…Много не распространяясь, в ответах по существу прежде всего скажу, что пр. Агаревский опоздал с этим письмом. Обращение это надо было сделать два года тому назад, когда только-только намечались отдаленные признаки голода в степи, а не тогда, когда это стихийное бедствие приняло самые широкие размеры.
Если автор письма считает себя вправе обвинять киргизскую интеллигенцию и указывает на прошлые ее ошибки, на то, что она своевременно «не гремела» в газетах и не призывала общество и правительство к помощи, то, прежде чем дать ответ, я бы спросил: а где были Вы, гр. Агаревский, и вся ваша «высшая интеллигенция»? Почему вы тогда не гремели в газетах и не упомянули, по крайней мере хоть раз, о надвигающемся бедствии? Вы были свидетелями ужасов голода в прошлом году, но вы брезгливо отстранялись от голодных, боясь заразиться.
Правда, были отдельные случаи проявления сочувствия, но эта кажущаяся «филантропия» вместо спасения голодных скорее свела их в могилу…
Обвинять киргизскую интеллигенцию нет основания потому лишь, что она была слишком ничтожна количеством, чтобы повлиять на многомиллионную массу, где этих интеллигентов называли «полумусульманами» и вовсе не доверяли. Правда, отношение это в корне изменилось, но в то же время можно было дать толчок туземцам не словами, а чем-то другим. Нет основания обвинять киргизскую интеллигенцию также в том, что она, забыв народные нужды, «занималась по канцеляриям в виде ходатаев». Разве вы (русская интеллигенция) в Туркестане не занимались тем же? Почему вы не постарались за полстолетие поднять умственный уровень туземцев? Ваша была святая обязанность обратить внимание на ту нищету и угнетение, которые царствовали среди мусульманского мира, а не распевать «поэзию Востока», где ее не было.
В письме гр. Агаревского иногда высказывается полнейшее непонимание некоторых явлений в быте кочевников; например, он, оправдывая старое правительство и удивляясь, почему киргизы не перешли в оседлость, пишет: «ссылаться на царский режим вы не можете, ибо закон прямо поощрял к оседлости жизни». Разве гр. Агаревскому не известно, как этот закон давал полную возможность разным волостным старшинам и баям угнетать киргизскую бедноту и поощрял баев, которым вовсе нежелательно было «сесть на землю», бросить свой кумыс и горный «джайляу». А если бы тот же старый режим защитил бы бедноту от баев, наделил бы ее хорошей землей, отняв у богатых, забравших всю землю, и снабдил бы орудиями, то давно бы мы видели киргиз оседлыми.
Другое характерное место в письме, где автор спрашивает: «Почему же, когда ТурЦИК предоставил средства и утвердил организацию, вы сидите и ничего не делаете?»
Так говорят сейчас все те, которые мало думали о голоде и которые благодаря непониманию всей трудности этого дела думают: создали органы помощи голодающим – и уже голоду нет. А я бы сказал: не забывайтесь, не брезгуйте голодающими, не смотрите на них как на последние человеческие отбросы, тогда, может быть, справимся с голодом. Молить теперь имущих не приходится, они сами должны и обязаны пойти навстречу.
Не предаваясь дальнейшей критике, как лицо, стоящее во главе дела борьбы с голодом, в заключение все же не могу не приветствовать гр. Агаревшого за высказанное им сочувствие делу помощи голодающим и пожертвование 500 рублей, и обращение к туземной интеллигенции, хотя и запоздалое, но «лучше поздно, чем никогда», и надеюсь, все, в ком есть чувство человечности, последуют его примеру. В особенности это должна сделать имущая часть населения Туркестана, отказавшись, наконец, от преступного безразличного отношения к гибнущей бедноте».[73]
