Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
«Интеллигентские выходки» физтеховцев были расценены, как акты вопиющего противодействия постановлениям советской власти. И 14 октября 1935 года этот «актуально наболевший» вопрос был рассмотрен на заседании Харьковского обкома КП(б) Украины:
«Слушали: Об Украинском физико-техническом институте.
Отметили: Значительную засорённость УФТИ классово-враждебными и контрреволюционными элементами.
Постановили: В связи с этим считать необходимым провести чистку института, в связи с чем поставить вопрос перед ЦК КП(б)У и Наркомтяжпромом о выделении специальных представителей для участия в проведении очистки института от классово-враждебных элементов.
Секретарь обкома Мусульбас».
И «очистка института» началась.
Коллектив УФТИ, успевший к тому времени разделиться на два лагеря: тех, кто поддерживал Давидовича, и тех, кто считал себя его непримиримым противником, направил жалобу в Москву.
29 ноября 1935 года наркомтяжпром Г.К. Орджоникидзе издал приказ: С.А. Давидовича уволить, а директором Харьковского физтеха вновь назначить А.И. Лейпунского.
Однако вмешательство наркома от репрессий сотрудников УФТИ не уберегло. 28 ноября 1935 года был арестован инженер Моисей Корец. Вслед за ним за решёткой оказались ещё несколько человек.
Лев Ландау, решительно встав на защиту арестованного коллеги, написал письмо наркому внутренних дел Украины Балицкому:
«31.12.35.
Уважаемый тов. Балицкий!..
Вместе с ним [с Корецом — Э.Ф.] мы поставили себе задачу сделать всё, что в наших сила, х, для того чтобы сделать науку в нашей стране первой в мире…
Внутри института Давидовичем была создана атмосфера грязных интриг и грубой травли… Большинство основных сотрудников института считают, что Давидович разваливает институт.
В настоящее время эти возмутительные обвинения отпали со снятием Давидовича и назначением ЦК ВКП(б) на его место Лейпунского.
Научный руководитель теоретического отдела УФТИ Л.Д. Ландау».
Вскоре Кореца освободили. Но обстановка в УФТИ продолжала оставаться напряжённой.
С особой тревогой складывающуюся ситуацию воспринимали немцы-антифашисты, нашедшие приют в Харькове. Самыми заметными фигурами среди них были физики Хоутерманс, Вайсберг и Ланге.
Фридриха Хоутерманса мы упоминали уже не раз. Родился он в 1903 году в Данциге. С 1928 года — доктор философии Гёттингенского университета. С 1933 по 1934-ый работал в Англии. В 1935-ом приглашён в УФТИ, где завоевал к себе всеобщее уважение. Его называли Фридрих Оттович.
Александр Вайсберг родился в 1901 году в Кракове. Получив образование, работал в европейских физических лабораториях. В 1931 году по приглашению Ивана Обреимова приехал в Харьков и стал работать в Физтехе. Коллеги звали его Александром Семёновичем.
Фридрих Ланге родился 16 декабря 1899 года в Берлине. Учился в университетах Фрейбурга и Киля. Завершил образование в Берлинском университете в 1924 году и остался там преподавать. Сразу после прихода к власти нацистов решил эмигрировать в Великобританию. И вдруг — встреча с советским физиком А.И. Лейпунским, направлявшимся на стажировку в Кембридж. Сохранилось письмо Александра Ильича, в котором говорится:
«По поручению т. Орджоникидзе я вёл в Берлине переговоры с доктором Ф. Ланге об его приглашении в наш институт (УФТИ)… С ним должен приехать Кон-Петерс, член германской компартии… Я получил от т. Орджоникидзе согласие. Ланге приедет в Лондон довольно скоро, около 20–25 IV…».
В 1935 году Фриц Ланге и его ассистент Г.Ф. Кон-Петерс прибыли в Харьков и были зачислены научными сотрудниками в Украинский физтех.
Когда начались аресты «подозрительных» иностранцев, Кон-Петерс сразу оказался за решёткой. Ланге удалось избежать этой участи.
Существует легенда, согласно которой однажды доктор Ланге всё-таки попал в руки чекистов. К счастью, у него с собой было удостоверение личности, которое в середине 30-х годов советские власти выдавали тем, кто бежал от фашистов. В документе содержалось обращение ко всем партийным и советским органам оказывать его обладателю всяческое содействие. Под обращением стояла подпись — И. Сталин. Вполне естественно, что товарища Фрица Фрицевича Ланге тотчас же отпустили, но глаз с подозрительного немца всё же старались не спускать.
Середина тридцатых годов
Как известно, после убийства Кирова во главе осиротевшей партийной организации Ленинграда Сталин поставил своего тогдашнего любимца Андрея Александровича Жданова. И новый «хозяин» города на Неве тотчас принялся собирать свою «ждановскую» команду.
В 1935 году в Ленинград приехал 32-летний экономист, окончивший Коммунистический университет имени Якова Свердлова и Экономический институт красной профессуры. В городе на Неве его вскоре заметил Жданов и назначил заместителем председателя исполкома Ленсовета. Пройдёт всего 15 лет, и удачливый экономист проклянёт тот день, когда его нога ступила на ленинградскую землю. Но это случится не скоро. К тому же у него вскоре началась поистине головокружительная карьера, и он стал соратником самого товарища Сталина.
Звали будущего советского вождя Николай Алексеевич Вознесенский.
Тогда же страна узнала ещё одного выдвиженца Сталина, вызванного вождём из Оренбурга и назначенного секретарём ЦК, куратором карательных органов страны Советов. Их возглавлял тогда Генрих Ягода. Его-то и стал контролировать секретарь ЦК Николай Иванович Ежов.
Со своим стремительно входившим в силу земляком быстро подружился другой оренбуржец, Георгий Маленков, ставший к тому времени заведующим отделом руководящих органов ЦК ВКП(б). Это был очень солидный и очень высокий пост — ведь тысячи партийных функционеров самого разного ранга находились в подчинении 33-летнего Маленкова.
А у Лаврентия Берии особых успехов в карьере пока не произошло. Он продолжал возглавлять большевиков Грузии, а с февраля 1934 года стал членом партийного ареопага страны Советов — ЦК ВКП(б). Но в 1935-ом произошло ещё более важное событие: вышла небольшая брошюра, которая называлась «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». В ней говорилось, что партию большевиков создали два человека: Ленин в Петербурге и Сталин в Закавказье. Этот исторический труд был написан грузинскими исследователями. По заказу первого секретаря ЦК Грузии. Однако на титульном листе стояла только одна фамилия — Лаврентий Берия.
Брошюру девять раз переиздавали, а её автору (ещё до войны!) была присуждена Ленинская премия.
Зато многие другие известные всей стране деятели чувствовали себя тогда очень неважно. Вальтер Кривицкий в своей книге рассказал о неожиданной встрече, которая произошла у него в коридорах ОГПУ:
«Осенью 1935 года я увидел на Лубянке одного из самых знаменитых её узников, ближайшего соратника Ленина, первого председателя Коминтерна, который стоял одно время во главе Ленинградского комитета партии и Совета. Когда-то это был дородный мужчина. Теперь по коридору шаркающей походкой шёл измождённый человек с потухшим взглядом. Так последний раз я видел человека, бывшего когда-то Григорием Зиновьевым».
Такой была в ту пору жизнь в Советском Союзе.
За его рубежами тоже было очень неспокойно.
В 1935 году Бенито Муссолини напал на Эфиопию. Лига Наций отреагировала мгновенно, введя против фашистской Италии экономические санкции.
Но в лаборатории Энрико Ферми на все политические акции, которые потрясали Европу, внимания не обращали. Учёные продолжали исследовать казавшийся более привлекательным микромир. Итальянских физиков и в самом деле ждали удивительные открытия. Так, например, они обнаружили, что, если нейтроны замедлять, пропуская через парафин и воду, то ядерные реакции начинают проходить гораздо эффективнее.
Это открытие очень заинтересовало научный мир.
В Ленинградском физтехе тоже встрепенулись. Особенно — Игорь Курчатов. Вот что рассказывал об этом Исай Гуревич:
«Он не мог остаться в стороне, когда на его глазах, начиная с 1931 года, происходила великая революция в ядерной физике — её второе рождение. Вот одни только даты: гипотеза нейтрино — 31-й год, открытие нейтрона Чедвиком и расщепление ядра ускоренными протонами — 32-й, открытие позитронов, первых античастиц — 33-й, и, наконец, открытие супругами Жолио-Кюри искусственной радиоактивности, вызываемой нейтронами, и начало работ Ферми и его Римской школы по взаимодействию нейтронов с ядрами — 34-й. За короткие четыре года произошло такое сгущение времени и сгущение открытий, что родилась та современная физика, которая, как правильно говорят, сделала возможной атомную бомбу, а правильно — истинное познание микромира и атомную энергетику».
