Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
После этого боя у нас почти все батальонные девушки были представлены к наградам. Мне хочется рассказать о Соне Фатеевой, которая была ранена в этом бою. Она уроженка г. Тобольска. Такая высокая, здоровая. Бывало на занятиях, когда в Языковке еще были, придет какой-нибудь командир, она положит руку ему на плечо, он качается, падает. У нас ее очень уважали. Замечательная девушка, такая приветливая. Если увидит, что кто-нибудь унывает, сразу подымет дух.
С пяти часов вечера немец бомбил нашу лощину. Я решила пробраться через линию огня к своим. Пробралась. Там я узнала, что ранена санитарка Мотя Гурина. Немец там обстреливал минометами, а нас самолетами и минами тоже бил. Я добралась почти до последних окопов. Вижу, лежит девушка-санитарка. Подползаю, смотрю – Софья. Голова у нее перевязана. Оказывается, она ранена в голову, слепое ранение в череп. Ее перевязал наш старшина. С передовой линии ее отправили туда. Не знаю, как она пробралась через эту нейтральную полосу.
Я спрашиваю: «Софья, что с тобой?». Она: «Да вот, ранена. Много крови потеряла». Я говорю: «Тебе нужно отправиться в лощину». Она отвечает, – эти ее слова мне запомнились: «Я, – говорит, – знаю, там жизнь, но я туда не пойду». Я не стала приказывать, да и приказывать я не имела права.
Когда у нас вышел из строя командир батальона, командиром батальона стал бывший командир взвода 7‑й роты Посылкин. Мы с 1‑го сентября заняли оборонительные позиции. Оборонительные позиции занимали ночью и, видимо, подошли близко к немецким расположениям. Я была, Решетова Зина, Шуванова Аня и еще две девушки: Рощина и Архатова, охраняли наших командиров. Утром с рассветом мы услышали крики с немецкой стороны: «Хальт!» Выяснилось, что мы с трех сторон были окружены. Был только небольшой проход в нашу лощину, который обстреливался из танка и который занимали немецкие автоматчики. В этом полуокружении нам подмогу не могли никакую подбросить. Нас осталось человек 16, не больше. Находились мы здесь до 18‑го сентября. Два дня не получали ни пищи, ни воды. Раненых было очень много. Выносить их было нельзя. Мы их перевязывали. Во флягах у нас был неприкосновенный запас воды. Мы поили их этой водой, ухаживали за ними, прокопали окопчик. Кольцо постепенно сжималось. 17‑го сентября просили подкрепление, но нам его не дали. Командир полка приказал батальону стоять. Весь батальон стоял и не уходил.
Нам много пришлось поработать с бойцами. Среди бойцов было много таких, которые колебались и не были уверены в том, что мы выстоим. Мы проводили беседы с ними. Пролезешь в окоп и начинаешь им рассказывать о героических подвигах бойцов и командиров. Рассказывали о рядовом бойце Косых, который с пятью комсомольцами отбил атаку 60 немцев. Дело это было у нас в батальоне. Он подпустил немцев на 10 метров и стал их забрасывать гранатами. В это время застрочил пулемет с фланга. Он взял Ефимова, своего бойца, и пополз по-пластунски к тому окопу, откуда раздался выстрел. Подполз, кинул туда несколько гранат и крикнул: «Батальон, за мной!» Шесть человек батальона пошли. Он принес с собою два трофейных пулемета, большое количество винтовок и 30 пленных. Сейчас он отправлен на курсы старших лейтенантов. Награжден орденом «Красной Звезды». Приблизительно на таких примерах мы проводили беседы.
18‑го сентября получили приказ группой, какая есть, пойти в наступление и взять высоту 143,8. Дух наших бойцов был замечательный. В течение двух дней стояли и отражали натиск немцев – это очень подняло их дух. Наших раненых ни одного не было, только в первый день были раненые. 17 сентября нам удалось пробраться с девушками в лощину, взять раненых, вынести и вернуться обратно. Целую ночь мы работали.
18 сентября пошли в наступление. У нас был замечательный командир роты Сигаев. Ему дали приказ занять сопку во что бы то ни стало. Мы двинулись. Немцы с высоты бьют по нас из автоматов. Видно, как они оттуда стреляют. Мы продвигались вечером, продвигались очень медленно, но шли без потерь. Подошли к подножию и остановились у подножия. Подняться нам не было возможности. Окопались и решили ждать подкрепления. Дальше продвинуться противник не давал возможности. Сначала подбирались к нам автоматчики по одному человеку, но нам удобно было их снимать. Тут у нас стреляли все и бойцы и девушки. Мы были вооружены винтовками. Выносишь бойца, несешь винтовку и свою санитарную сумку. Когда трудно приходилось, то свою винтовку оставляешь, а потом опять забираешь. Потом немцы стали подбираться к нам группами. Мы видим, положение трудное, дело может решиться не в нашу пользу. Командир роты пошел на такое дело: дать команду нашей артиллерии (у нас была связь с батареей) – огонь артиллерии на нас. Наша артиллерия должна была обстреливать наше расположение. Эта команда была выполнена. Ночью уже потерь было много. Когда пришло подкрепление, у нас осталось только 10 человек. Ночью пришли подкрепления.
После войны думаю остаться в армии, пойти в военное училище. Я здесь несколько дней, но скучаю о своих, как они там без меня. До армии хотела поступать в университет на историко-филологический факультет. Очень люблю возиться с архивами, заберусь туда и копошусь. Отец живет в Самарове. Он с нами не живет с 1935 года, но мы все его любим и уважаем и мамаша тоже. Он к нам часто приезжает…
Документ № 20
«Эти бойцы были и стрелками, и минометчиками, и пулеметчиками, и бронебойщиками, и наблюдателями, и что самое важное, почти все снайперы»
Из беседы с майором Василием Георгиевичем Белугиным – комиссаром 347‑го стрелкового полка.
Жаркий был день. Противник семнадцать раз пытался атаковать боевые порядки 347‑го полка, а на участке полка были уже единицы. Около 50 бойцов и командиров занимали участок обороны полка. Но это были лучшие из лучших. Эти знали цену не только каждого метра земли, но каждого вершка, каждого сантиметра. Эти бойцы были и стрелками, и минометчиками, и пулеметчиками, и бронебойщиками, и наблюдателями, и что самое важное, почти все снайперы. Мельчайшие изменения в стане противника становились известными буквально на всем участке обороны, и только это спасало положение. Не только крупные перегруппировки боевых порядков противника, не только сосредоточение его войск в каком-нибудь доме, за углом дома, или выдвижение их вперед предупреждалось огнем из всех видов оружия на участке полка, но и отдельные перебежки солдат и офицеров, отдельные сигналы у противника немедленно расшифровывались, принимались [решения] и локализовывались.
Незабываемый день 27‑го октября. Противник начал зверствовать с самого утра. Не прекращая огонь артиллерии, минометов, пулеметов, из автоматов и винтовок, посыпая буквально как горохом минами с самолетов, производя физическую огневую и моральную атаки, он выводил из состояния душевного равновесия самого закаленного в боях. Бойцы говорили, что это ад. А я припоминаю картину ада из «Божественной комедии» Данте. В том аду можно было праздновать любую свадьбу чувствовать себя, по крайней мере, на «удовлетворительно». А вот здесь, когда ежеминутно сваливаются на наши глубокие щели осколки мин, камни, песок, земля, когда гул взрывающихся снарядов и мин, казалось, перерывал уже барабанные перепонки, когда на секунду выставленный из щели черенок лопатки пробивался тут же пулей снайпера, – попробуйте в этих условиях отбить атаку противника.
И вот наступил кульминационный пункт. Все было смешано с землей. Наши огневые точки засыпаны, цели обвалились, КП разбит. Мы вышли из него буквально за две минуты, и в этот момент нам казалось, что обрушившаяся на нас глыба живой силы и техники противника раздавит нас. Но нет. Тишина – это самый строгий приказ. Будь готов. Сейчас, сию минуту. Сейчас немедленно приведи себя в порядок, в боевую готовность и если ты хоть полужив, если у тебя действует хоть одна рука, заставь ее стрелять по противнику. Останови первого, идущего в атаку. Старайся остановить первый. Твой первый выстрел ободрит товарищей.
И тишина без условного приказа начала поднимать бойцов из засыпанных целей, начала готовить их к решающей схватке. У всех одна мысль: решенный вопрос. «Я не пропущу на своем участке врага, мне некуда отступать. Я сказал товарищу Сталину, что на левом берегу Волги для меня нет места. Я подписал письмо товарищу Сталину собственноручно, что не отступлю ни на шаг, и все свои силы и умения отдам на борьбу за Родину». Так думали все, молча готовясь к отражению атаки.
И вот началось. Раздались первые артиллерийские залпы. Откуда? Почему? Даже было как-то странно и не верилось, что этот мощный залп несется с левой стороны, с левого берега Волги. За ним второй, третий залп, и началась канонада.
Генерал-лейтенант Чуйков, командующий 62‑й армией, принял на себя всю тяжесть отражения подготовленной атаки противника. Мудрое решение! Он обрушил огонь всей артиллерии армии в направлении главного удара противника. В течение 40 минут работала тысяча орудий, и в этот период наши бойцы – представители 347‑го стрелкового полка торжествовали. Они вышли из своих щелей, широко раскрыв глаза, улыбаясь широко и ласково. И всем понятно – сегодня за нас работает артиллерия. Не бывало случая в моей истории, я не видел и не слышал никогда в своей жизни такой чудовищной силы артиллерийского огня, которую обрушил командующий армией на противника. Все запылало. Клубы дыма, пепла, пыли, щебня стояли в воздухе, мы праздновали победу сегодняшнего дня, но что сейчас происходит у противника? У него все порвано, все боевые порядки разбиты, управление нарушено, никакой атаки и никакой контратаки он сегодня вести не будет. Посылай за обедом, вари чай. И во время этой артиллерийской канонады бойцы приступили к обеду.
