Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
Прапорщиком я оставался все время и последний мой чин – прапорщик. Должность, которую я занимал после того, как убили командира роты, – командир роты. Осенью 1915 г. в боях на Стыре наши части были окружены, и я с частями попал в плен. Был в плену в Австро-Венгрии до ноября 1918 года. В ноябре, когда я был в лагере, в Венгрии, в местечке Залагержек, началось революционное движение, и всех пленных освободили. Мы вернулись на родину. Где шли пешком, где ехали поездом, было сплошное движение. В ноябре мес. я прибыл к своим родным, которые в это время жили в Коврове Владимирской губернии. Там я нашел мать, жену, сына и родных.
По прибытии на родину я поступил на гражданскую работу. Некоторое время служил в отделе труда статистиком, а потом перешел в земельный отдел на должность сельскохозяйственного техника. На гражданской работе был недолго. В июне 1919 г. был призван в Красную армию и с тех пор все время служил в Красной армии. Начал службу с командира взвода, а теперь командую дивизией. Служил без перерыва, все время на строевых должностях: комвзвода, комроты, комбатальона, помкомандира полка, помначальника училища, начальник училища, теперь командир дивизии. В 1931 г. я был принят в кандидаты партии, а потом в члены партии. Моя семья состоит из жены, двух сыновей и дочки. Младший сын тоже лейтенант. Все время находится на Дальнем Востоке. Два брата моих на фронте. Я никогда не судился, партвзысканий у меня нет.
Наша дивизия начала оформляться с первых чисел марта 1942 г. Я был к тому времени начальником училища. При училище оформлялись все дивизии, которые выезжали из Омска. Эта дивизия была пятой по счету, которая оформилась там, и я, как начальник училища, получил приказ, о ее формировании, а через некоторое время, с первых чисел марта, получил приказ командовать дивизией. Формирование дивизии проходило главным образом за счет сибиряков. Были случайные люди, которые жили на территории Сибири, но никаких пополнений из других районов мы не получали: были эвакуированные из центра и часть казахов, около тысячи чел. казахов. Формировались мы март, апрель, май. В мае успели выйти в лагерь. Оттуда уехали в первых числах июня месяца в Саратовскую область. Некоторое время мы стояли в Карамышевке, вблизи ст. Татищево, и там заканчивали свою боевую подготовку.
Там нас посещали представители из округа и НКО. Были командиры из группы маршала Советского Союза тов. Ворошилова. В июле к нам приехал тов. Ворошилов, пробыл у нас двое суток. Проводили совместное учение со 120‑й дивизией.
Тов. Ворошилов остался доволен нашей дивизией, провел совещание с командным составом, дал указание, на какие недостатки надо обратить внимание. Потом собрал отдельно командиров дивизии с начальниками штабов полков, познакомился с ними поближе, сидел с ними часа два в одном из классов школы, побеседовал, а потом уехал. Через некоторое время мы были отправлены на фронт.
«Я побежал в штаб армии по берегу со своими штабными командирами, получил задачу выйти и подготовить рубеж к обороне в районе электростанции, немного правее завода “Баррикады”. Пока мы переправляли народ, пока я ходил в штаб армии, уже рассвело, и нам пришлось выходить в район под воздействием немецкой бомбежки. Получилось нехорошо. Часть наших людей пошла по набережной, в том числе я со своими командирами, Стафеевым, Смирновым, своим адъютантом, начальником 1‑го отдела, а часть пошла в обход. Большую трудность представляло нам добраться благополучно до места. Пришлось идти километра три. Противник нас обнаружил. Та узкая полоска земли вдоль берега, которая оставалась у нас к моменту нашего прихода в Сталинград, вся проглядывалась противником с высот, которые он занимал. Правда, мы шли расчлененными порядками, но противник нас заметил и начал бомбить, не давая возможности проходить. Там было здание музейного типа, где засели немецкие автоматчики и непрерывно били из различных минометов. Пока мы дошли до места, потеряли два-три десятка людей.
Я целый день был занят занятием рубежа и рекогносцировкой. Со мной переходил саперный батальон, батальон связи, пулеметный батальон, 351‑й полк. Два моих полка оставались еще на правом берегу.
351‑й полк занял район обороны в направлении между заводом “Баррикады” и тракторным заводом, несколько выше, к электростанции, на скате высоты, где стояла электростанция. К вечеру я получил задачу выйти с 351‑м полком, занять исходный рубеж и совместно с левофланговой дивизией перейти в наступление, чтобы занять завод “Силикат” недалеко от Аэропортовского сада.
На следующую ночь перебрался и 339‑й полк и вышел на то место, где стоял 351‑й полк, юго-восточнее завода «Баррикады», а 351‑й полк ушел несколько вперед. Позже, в ту же ночь, вышел 347‑й полк и занял рубеж левее, юго-западнее завода “Баррикады”. Он имел задачу также наступать вместе с левофланговой дивизией. В районе Аэропортовского сада мы остались одни. Там мы все время и воевали. Участок был протяженностью километра в полтора. Полоска земли до Волги метров 700–800. У наших соседей: 39 и 19 дивизий земли до Волги оставалось еще меньше.
В разные дни, выполняя одну основную задачу – удержать каждый метр, мы все время имели разные указания в смысле перегруппировки: то выйти вперед, то назад, то подойти к соседям справа или слева. Мне приходилось иметь в своем подчинении отдельные бригады и части соседей, командовать ими в зависимости от того, как складывались обстоятельства. Рубеж все время оставался один и тот же: правый берег реки Волги, несколько западнее завода «Баррикады».
351‑й полк занял рубеж завода «Силикат». Наши полки были по 300–350 человек. Противник сосредоточил против них артиллерийский огонь, бомбил с самолетов, и они там сражались до последнего. Погиб комиссар Фролов. Маркелов – начальник штаба – остался за командира полка еще на Котлубани. Маркелов, как будто, жив. Я имею запрос о нем из отдела кадров, и у меня есть письмо, по которому можно считать, что он остался жив.
Я лично сам выводил 351‑й полк на исходный рубеж ночью, когда мы еще плохо ориентировались на местности. Правда, нам дали в штабе армии проводников от дивизии, которая там стояла. Сначала мы успешно продвигались вперед и заняли силикатный завод целиком. Подошли уже к западным его стенам. Потом остановились после сильного огня противника, который перешел в наступление. Целый день мы были под ураганным огнем противника, у нас потери были еще с утра и полк был утомленный с марша. Много было в полку раненых. Последний человек, который прибежал ко мне на КП в магазине «Гастроном», был начальник связи. Прибежал перепуганный и доложил, что в полку все погибли. Я дал ему одного своего командира и направил назад к Маркелову с поручением. Он так и не вернулся. Потом это место занял 339‑й полк, и тут все время шли бои и днем и ночью с превосходящими силами противника.
…Все мы сохраняли полное спокойствие, и в самые тяжелые моменты, когда нам казалось, что уже нет выхода, мы брали все свои автоматы и были наготове действовать до конца. Ни у кого и в мыслях не было идти. Если смотрели на Волгу, то в ожидании оттуда пополнений и боеприпасов. Каждый сознавал чувство долга. Большое значение имело и то, что командующий армией был рядом с нами.
…Бойцы часто ходили по берегу не укрываясь, а девушки всегда шутили. Кругом минометный огонь, а они сидят и отдыхают – тяжело нести раненых. Не любили тех, кто побаивался.
Фрицы зарывались в землю с пулеметами и их трудно было оттуда выбивать, а ночью они пытались просочиться к нам.
Утром числа 20–22 от меня отправился на переправу мой заместитель по тылу подполковник Шкудов с ординарцем. Они шли по берегу и с ними шли еще случайно два человека. Когда они были на полпути, они увидели у самого берега Волги фрицев. Их было несколько человек. Они вступили с ними в бой. Им удалось уничтожить эту группу немцев. Притащили с собой ручной пулемет и патроны. Если бы они вчетвером не ликвидировали эту группу немцев, те закрепились бы на берегу, и потом для их уничтожения пришлось бы послать целый взвод.
В одном из таких боев мы потеряли своего начальника трофейной команды.
Об отдельных эпизодах лучше могут рассказать непосредственные участники…
Были моменты, когда засыпало наш КП. Однажды засыпало так, что мы ничего не видели и не слышали и не понимали что происходит. Но и здесь все соблюдали спокойствие и люди геройски держались, никто не показывал виду, что перепугался.
После того как переставали стрелять, люди выходили из землянок и блиндажей, спрашивали кто жив, кто ранен, кого убили, кто засыпан. Тут же начинали работать санитарки.
Санитарок у нас все любили. Одного врача не любили за ее нервность, но она была очень старательная и преданная и все время сидела на поле боя и делала перевязки. Потом написала мне письмо о своих впечатлениях о митинге и параде в Сталинграде, где она осталась после нашего ухода.
