Вероника Боде - Доктор Гоа
– Потом, когда все кончилось, я забыла об этом. Слишком тяжело было помнить. Я рано вышла замуж. Муж очень красиво за мной ухаживал, был внимателен и заботлив. Я боялась проявлений мужской сексуальности, но он и тут обращался со мной очень бережно, и нам было хорошо вместе. Мы прожили несколько лет. Постепенно я стала от него отдаляться. Я даже не могу объяснить, что произошло, но мне стало с ним трудно, он стал чужим. И мы расстались.
А потом в мою жизнь ворвались люди, которые… Это моя лучшая подруга, практически сестра. Она вышла замуж, и вскоре у нее начались проблемы с мужем. И она пригласила меня третьей к ним в постель. Я сразу сказала, что для меня все это серьезно, что я не могу легко относиться к сексу. Она возражала: ничего, мол, все будет нормально, все свои, тебе это пойдет на пользу и так далее. В конце концов уговорила меня.
Подруга работала вахтово, отсутствовала по две недели и нас с ним все это время оставляла вдвоем. Я даже не могу передать, что это было… Я просто никогда не представляла себе, что могу быть такой, какой была с ним: и в постели, и в разговорах… И он… Он тоже говорил, что ни с кем так не раскрывался, как со мной, ни с кем не был так счастлив. Когда мы были вместе, все у него шло хорошо – и в работе тоже. Как только появлялась она, все начинало буксовать.
А потом подруга забеременела. И я ушла. Она очень хотела ребенка, он – тоже. А я люблю их обоих, хочу, чтобы у них все было хорошо.
Я пошла в церковь. Меня научили, что нужно сделать – там небольшой обряд со свечами, – чтобы эти люди ушли из моей жизни. Я ехала туда и плакала – было страшно и больно остаться без него, – но все-таки сделала это. С тех пор мы не виделись.
Это все случилось не так давно – минувшей осенью. Теперь вот я здесь. Сначала я обратилась к Ире за консультацией, мы некоторое время работали, а потом она пригласила меня на семинар в Гоа.
В части, посвященной комментариям, мы не обсуждали мой сексуальный опыт. Нет. Я плакала, обнимала Сашу, говорила, что все у нее будет хорошо, раз уж она приехала сюда и пришла на этот семинар. Она сквозь слезы отвечала: «Я знаю».
Потом обсуждение шло уже в группе – все делились впечатлениями. И я сказала: услышав Сашину историю, я поняла, какая ерунда все мои проблемы. У меня-то, оказывается, все просто замечательно.
Вот что такое исследование.
Маратик
Он всегда приходил на урок чуть раньше времени. Случалось, что и минут на двадцать раньше. И всегда, подходя к моему крыльцу, издали кричал: «Ку-ку-у-у-у!» Это звонкое «ку-ку» порой отрывало меня от тарелки с салатом или даже вытаскивало из душа. В таких случаях я просила Маратика подождать на крыльце.
С его мамой мы вместе занимались йогой у Наты на крыше. После занятий часто болтали все вместе, валяясь на ковриках. Как-то одна из наших йогинь, красивая молодая женщина, пожаловалась, что никак не может найти английского репетитора для двенадцатилетнего сына. Я предложила свои услуги, внутренне замирая от ужаса: работать с детьми мне еще не приходилось.
Мы тут же пошли знакомиться с Маратиком. В нашей деревне все близко, буквально два шага. Семья снимала большую красивую квартиру в тихом переулке: ту самую, на которую я сама точила зубы год назад, но для меня она оказалась слишком дорогой.
Навстречу вышел худенький подросток в шортах, с ярко-белыми длинными волосами. Глаза большие, светлые, пронзительные и немного насмешливые. Когда меня представили, он прищурился:
– Преподаватель… И многих вы уже обучили английскому?
– Да кое-кого обучила… – уклончиво ответила я.
Мы еще поболтали. Я сразу поняла, что Маратик – умный и чуткий мальчик. Он очень мне понравился. Как потом выяснилось, я ему – тоже.
И стали мы заниматься. На первый же урок Маратик принес карты.
– Тетя Вероника, давайте в карты поиграем, а? – сказал он чуть ли не с порога.
– Марат, ты что? Мы ж языком с тобой заниматься должны.
– Ну, пожалуйста! Ну, я вас очень прошу…
Я подумала и говорю:
– Ну ладно. Только десять минут и в перерыве. И при одном условии: разговаривать мы при этом все равно будем по-английски.
Маратик обрадовался, и мы сели заниматься. Учебники у него были хорошие, равно как, судя по всему, и частная загородная гимназия, в которой он учился. Да и знаний у мальчика хватало, и словарного запаса. Губило его только одно: чудовищная рассеянность и невнимание. Отвечая, он совершенно не думал, времена и артикли употреблял как бог на душу положит, звуки произносил небрежно. Стоило его остановить и заставить сосредоточиться, как все налаживалось. Но это было не так-то просто. Вот с этим нам и предстояло работать.
На каждом занятии я втолковывала Маратику, что такое осознанность. Это когда ты очень четко понимаешь, кто ты, где ты, зачем здесь находишься, что именно делаешь и почему. И помнишь об этом каждую секунду. Если ты что-то делаешь, пусть даже и хорошо, но всего этого не осознаешь, то грош цена такому деланию. Этому меня научили преподаватели йоги.
Ну, и Маратик, конечно, тоже постоянно рассказывал мне что-нибудь интересное.
– А я занимаюсь капоэйрой! – радостно говорил он. – Хотите, покажу?
– В перерыве, – строго говорила я, а сама умилялась: ну до чего же непосредственный!
И в перерыве Маратик исполнял для меня свой боевой акробатический танец, вертелся и подпрыгивал, лупил ногами по свежепокрашенным хозяйским стенам, да так, что я каждый раз аж вздрагивала: не дай бог, краска слезет или вообще трещинами стена пойдет…
– Тетя Вероника… – с порога спросил Маратик на втором уроке. – А не могли бы вы сейчас отпустить меня домой?
– Как это – домой? – обалдела я. – А заниматься?
– Но ведь вы же добрый человек…
– Ну да, не злой. Только доброта тут ни при чем. Как ты думаешь, а что мама на это скажет? И кого мы с тобой в конечном счете обманем? Сами себя? Или твою маму, которая мне деньги платит?
Пришлось Маратику с тяжким вздохом садиться за мой пластиковый стол, купленный за тысячу рупий в ближайшем хозяйственном магазине.
По дороге на третий по счету урок Маратик упал, ссадил коленку. Пришлось тащить перекись водорода, пластырь и йод, дуть на ссадину, промывать и заклеивать.
В Гоа часто случаются перебои с электричеством, так что свет в моей квартирке периодически гас, иной раз надолго. Тогда я зажигала огромную ароматическую свечу, подарок друзей на Новый год, и мы продолжали заниматься при ее свете. Однажды я капнула на руку расплавленным парафином. Маратик очень меня жалел. Он просто чуть не плакал.
– Ой, тетя Вероника, вам больно? Бедная…
Я растерялась. Мой сын никогда не проявлял такого сочувствия. Разве что мама в детстве. Но мама – это мама…
– Нет, что ты, Маратик, не больно, это ж совсем чуть-чуть, – поспешила я успокоить ребенка. А на глаза тем временем тоже навернулись слезы.
А вот заниматься Маратику было скучно. Он все время качался на стуле, вертел в руках что ни попадя, блуждал глазами по потолку, а мыслями – бог знает где. И как же при этом втолковать ему что-нибудь из английской грамматики, чтобы он запомнил? Запоминаются-то важные, значимые вещи. В общем, приходилось изощряться.
– Хочешь, Маратик, песенку английскую послушаем? – спросила я однажды.
– Нет! – очень быстро ответил мальчик. Такова, впрочем, была его первая реакция на любое подобное предложение.
А через пять минут, прилипнув к крохотному экрану моего походного лэптопа, где падал со стены яйцеобразный Шалтай-Болтай и били крепкими копытами английские кони с пышными челками, Маратик увлеченно распевал вместе со мной:
Humpty Dumpty sat on a wall,
Humpty Dumpty had a great fall.
(Шалтай-Болтай
Сидел на стене.
Шалтай-Болтай
Свалился во сне.)
С тех пор вечера я проводила в Интернете, выискивая все новые и новые стишки, песенки и мультики. Мы читали, например, «Вот дом, который построил Джек». Попутно выяснялось, что советские переводчики, оказывается, зверски адаптировали и искажали английские тексты. Вот, например, русский перевод Маршака:
А это – ленивый и толстый пастух,
который бранится с коровницей строгою,
которая доит корову безрогую…
Каково же было наше с Маратиком удивление, когда вместо строгой коровницы мы в английском тексте обнаружили грустную старую деву, а вместо ленивого и толстого пастуха – бродягу-оборванца, который эту деву ни с того ни с сего вдруг поцеловал, а потом еще на ней и женился!
– Ой! – сказал Маратик, переводя стих. – Что он с ней сделал? Поцелова-а-ал?!
– А что тут такого? Бывает…
В общем, я гордилась собой: мне удалось-таки заинтересовать мальчика английским. Пусть в игровой форме, но удалось. Да и для меня этот опыт оказался бесценным. Я поняла, что уж раз с ребенком справилась, то взрослых-то обучу в два счета: с ними проще, у них есть мотивация к изучению языка.
