Михаил Ромм - О себе, о людях, о фильмах
Она пересекает гостиную, провожаемая общими взглядами. Она подходит к лестнице. Она останавливается у лестницы. Стоит, опустив голову.
Еле дыша следят за ней супруги Луазо.
Еле дыша глядят монахини. Они снимаются с места.
Они торопливо идут к Пышке. Они подходят к ней.
Старшая начинает шепотом, на ухо проповедовать ей что-то. Она загибает пальцы. Крестится младшая.
Но Пышка уже решилась. Она быстро пошла наверх. И монахини остались у подножия лестницы.
Повернулись от окна супруги Луазо. Они медленно пошли по лестнице.
Пошел граф.
Пошли Каррэ-Ламадон, бросив разглядывание стен.
Подымаются по лестнице монахини. Подходят к лестнице супруги Луазо.
Стягиваются к лестнице патриоты. Постепенно шаг за шагом. Луазо уже поднялся на первую ступеньку.
Скрываются за верхним поворотом монахини.
Стягиваются к лестнице семь патриотов.
Луазо уже поднялся. Он заглядывает вверх, за поворот. Он жестикулирует. Он знаками показывает вниз: «Тише, мол! Не стучите, мол! Вот, вот, сейчас, сию минуту». Не дыша, стянувшись к лестнице воронкой, стоят семь патриотов.
Луазо делает еще один шаг к лестнице. Он вытягивает шею. И вдруг молниеносно скатывается.
Он вылетает в гостиную и начинает в бешеном восторге отплясывать какой-то экзотический танец диких. Граф поспешно хватает его руку.
Но Луазо не в силах сдерживать восторга, целует графа в бороду. Обхватывает его в бешеной кадрили.
У двери немца стоят обе монахини. Старшая послушала, вздохнула, загнула еще палец: «Еще мол, одна». Младшая перекрестилась.
А в гостиной идет кадриль. Луазо вертит графа. Господин Каррэ-Ламадон, графиня. Бросив графа, Луазо подхватывает супругу.
Проплывают, кружась, перед нами сияющие пары.
Лицо за лицом, сияющие, оживленные, проплывают перед аппаратом.
Мрачное лицо немецкого солдата. Он смотрит, прищуриваясь.
Он стоит в дверях гостиной рядом с трясущимся от смеха хозяином. Он взглядывает на хозяина и, резко повернувшись, выходит.
Он входит в полутемную кухню. У стола сидит горничная. Солдат подходит к ней, останавливается.
Он стоит около нее, и горничная робко, снизу вверх, глядит на него. Он берет ее за руку. Он ведет ее.
Они выходят в темный ночной двор.
Они садятся на край каменного колодца.
Они сидят рядом, посреди ночного двора, тускло освещенного фонарем. Солдат все еще держит девушку за руку.
Они не глядят друг на друга. Девушка придвигается к нему.
Они сидят молча. И вдруг девушка, повернувшись, обнимает немца. Они целуются. Да, да, товарищи! Целуются! Это случается сплошь и рядом. И, поцеловавшись, они продолжают сидеть, тесно прижавшись друг к другу. Немец напряженно думает о чем-то, и, выражая какую-то внутренне глубокую мысль, он неожиданно говорит:
— Война… это плохо…
Он говорит это как вопрос, решенный для него. Они сидят щека к щеке.
Ложатся карты на стол, ярко освещенный лампой.
Графиня весело играет с Каррэ-Ламадоном в лапки.
Плутует Луазо, показывая карты супруге, считающей медяки. Они оживлены, как в тот вечер.
Поет г-жа Каррэ-Ламадон, повернувшись к восхищенно слушающему ее графу:
— Любовь к отчизне движет нами…
Граф предупредительно вытаскивает клавиш.
У камина греются веселые монахини.
И на срубе каменного колодца все так же, тесно прижавшись друг к другу, сидят немецкий солдат и горничная.
Он напряженно думает. Он повторяет еще раз с упрямством крестьянина, понявшего простую, но бесспорную истину:
— Война это очень плохо…
Он напряженно глядит в пространство.
Они сидят, тесно прижавшись друг к другу.
Посреди темного двора неразличимы их неподвижные фигуры.
Пустой коридор. Беспорядок ботинок у дверей.
Нет ботинок у дверей Пышки.
Нет сапог у двери офицера.
Пустой коридор. Беспорядок ботинок.
Часть седьмаяМохнатые голуби клюют просыпанное зерно.
Лошади мотают головами и жуют удила. Кучер поправляет сбрую.
Стоят неподвижной, глазеющей группой девочка, доившая корову, крестьянка, незнакомый немецкий солдат.
Стоят рядом, тихо разговаривая, горничная и наш немецкий солдат. Он в походной форме с ружьем. На крыльце позевывает хозяин гостиницы. Выходит Каррэ-Ламадон. Торопливо идет.
Посреди двора дилижанс, оживленная группа уезжающих патриотов. Все весело переговариваются. Проходит Каррэ-Ламадон.
Луазо радостно пожимает руку Каррэ-Ламадону, говорит:
— Он так любезен, что дал нам конвоира.
Оживленная группа патриотов. Каррэ-Ламадон оборачивается. Луазо показывает ему на…
…немецкого солдата в походной форме, стоящего около крыльца и разговаривающего с горничной. Позади них, на заднем плане крыльца, стоит хозяин. На крыльцо выходит Пышка.
Пышка стоит на крыльце. Она смущенно оглядывается. Хозяин равнодушно поглядывает на нее через плечо и отворачивается. Пышка сходит со ступеньки.
Она смущенно подходит к оживленной группе около дилижанса. Все разом, словно по команде, отворачиваются. Разглядывают небо, землю, дилижанс.
Пышка подходит к группе, в которой супруги Луазо и Корнюдэ. Супруги демонстративно поворачиваются к ней спиной. Корнюдэ, поглядев на них, на Пышку, снова на них — решается и, приняв монументально оскорбленную позу, поворачивается к Пышке спиной. Пышка растерянно поворачивается, идет.
Она робко подходит к группе, в которой графская чета и супруги Каррэ-Ламадон. Граф берет жену под руку и отводит ее подальше. Каррэ-Ламадон тоже берет жену под руку, но она прежде, чем отойти, окидывает Пышку презрительным взглядом. Пышка робко здоровается с ней.
— Здравствуйте.
Г-жа Каррэ-Ламадон отвечает ей дерзким, еле заметным кивком и отходит с мужем. Пышка растерянно глядит ей вслед.
Все повернулись к Пышке спиной. Девять спин в ее поле зрения. Монахини уже залезают в дилижанс. Граф готовится подсадить супругу. Пышка растерянно оглядывается.
Крыльцо. Немецкий солдат, держащий горничную за руку, пристально и серьезно глядит на Пышку. Хозяин равнодушно наблюдает сцену. На крыльцо выходит немецкий офицер. Как всегда, лощеный, как всегда, спокойный. Он дерзким жестом слегка прикасается к краю фуражки и останавливается на крыльце.
Пышка с негодованием отворачивается, делает шаг к дилижансу. Стоит, опустив голову. В дилижанс лезет г-жа Каррэ-Ламадон, подсаживаемая мужем.
Она оборачивается и кидает назад, через плечо, блестящий, томный взгляд, адресуемый офицеру.
Офицер с легким полупоклоном прикладывает руку к фуражке.
В дилижанс уже залезла г-жа Каррэ-Ламадон. Луазо готовится подсадить супругу.
Мрачно наблюдает эту сцену немецкий солдат.
Луазо подсаживает супругу. Корнюдэ делает движение к Пышке. Он явно колеблется, не зная, можно ли предложить ей услуги. Отходит. Решает лезть в одиночку. Пышка стоит, опустив голову.
Немецкий солдат неожиданно встряхивает руку горничной и быстро выходит из кадра.
Он подходит к Пышке, трогает ее за плечо, ведет к дилижансу. (Пышка машинально повинуется ему.) Подводит Пышку к дверце, хочет подсадить. И тогда, словно очнувшись, Пышка резко отталкивает руку немца.
Она гневно смотрит на него. Она, нагнувшись к нему, шипит:
— Бош, пруссак.
И лезет в дилижанс сама. Немец, подумав, растерянно оглядывается.
Смотрит на него горничная, явно опечаленная его отъездом. Смотрит хозяин и офицер.
Немец закидывает лесенку, вскакивает в дилижанс. Дверь захлопывается за ним.
Кучер дернул вожжи, взмахнул кнутом. Тронулись на аппарат лошади.
Дилижанс выезжает из кадра. Двор остается пустым. Расходятся зрители на заднем плане.
Уходит офицер. Уходит горничная. На крыльце остается один хозяин.
Он стоит на крыльце монументальный, огромный. Он зевает. Зевает во всю пасть. Отзевавшись, поворачивается.
Уходит в дом. Пустое крыльцо.
Слева направо, на аппарат проезжает дилижанс.
Справа налево, на аппарат проезжает дилижанс.
Слева направо, от аппарата проезжает дилижанс.
Справа налево, от аппарата проезжает дилижанс.
И вновь внутри дилижанса качаются головы десяти путешественников. Одиннадцатый конвоир. Он сидит на переднем плане, рядом с Пышкой.
Одно за другим проходят перед нами лица пассажиров правой стороны дилижанса. Здесь монахини. Они вновь молятся, перебирая четки, целуя медали и образки. Г-жа Каррэ-Ламадон, оживленно беседующая с графиней, очевидно, на «туалетные» темы, судя по жестам. Она пригибается к мужу и тихонько сообщает ему, презрительно кривя губы:
— Какое счастье, что я не сижу рядом с ней.
И, сказав эту фразу, она застывает в презрительном спокойствии. Муж, вытащивший из кармана колоду засаленных карт, очевидно, украденных в гостинице, взглядывает в угол и кивает головой. Вновь поплыли лица. Граф, поглядывая в угол, сообщил что-то Каррэ-Ламадону. Каррэ-Ламадон взглянул туда же.
