Григорий Островский - Захарий Зограф
Мелькнула было надежда, что энергичный купец из Таганрога самоковчанин Караспасев сумеет преодолеть сопротивление митрополита Матея и равнодушие местных чорбаджиев, добьется открытия в Самокове школы наподобие габровского училища, но и та угасла. В письмах Захария все чаще прорываются раздраженные интонации; горечь окрашивает его последние исповедальные письма Неофиту Рильскому.
Так и шло время, все чаще сменяя короткие просветы надежд на затяжные полосы разочарований и пессимизма. Но однажды весенним днем 1851 года вернувшийся с Афона резчик по дереву и ювелир Атанас Телодурос принес в Самоков письмо.
В письме эпитропа Великой лавры св. Атанасия Кирилла Мельхиседека было сказано: «…решили с божьей волей расписать… католикон (соборный храм. — Г. О.) известковой штукатуркой (фресками. — Г. О.), но подумали поэтому обратиться к живописцам не случайным, а к самым опытным мастерам, которые не только известны, но и познали красоту ремесла. Как таковых избрали вас троих, дабы с единодушием и единомыслием приступили к росписи храма, которая может продлиться три года за исключением зимы, во время которой работа прекращается. Весь материал для иконописания и стенописи, краски, цвета, роспись будут за счет монастыря, а от вас требуется карандаш (калем — каменный карандаш для стен. — Г. О.) и искусство».
Далее шла речь об условиях оплаты.
Предложение было адресовано самоковчанам Димитру Христову и Йовану Иконописцу, Димитру Молерову из Банско. Почему обошли Захария Зографа, пользовавшегося наибольшей славой и признанием, и почему все же на Афон пошел именно он, а не брат и другие приглашенные, остается только гадать. Может, руководители греческой обители прослышали о репутации Захария, борца за самостоятельную болгарскую церковь? Может, брат Димитр, Йован и Димитр Молеров, признав неоспоримое первенство Захария, отказались в его пользу от престижного и выгодного заказа?
Как бы то ни было, но Захарий собрался в дорогу. Приглашение на Святую гору польстило честолюбивому зографу: Афон — земной удел богоматери, вторая после гроба господня святыня христианского мира; хождение туда почти приравнивалось к паломничеству в Иерусалим. Да и засиделся он в провинциальном Самокове без большого дела… У Карастоянова Захарий раздобыл изданное им в 1846 году «Краткое описание святых двадцати монастырей для паломников, которые идут на Святую гору, и для тех, кто желает знать о чудесах в святогорских монастырях».
Не все могли позволить себе столь дальнее путешествие, но для каждого православного паломничество на Святую гору было заветной мечтой. Есть некоторые основания полагать, что Захарий Зограф и раньше бывал на Афоне. В его приходно-расходной книге находим собственноручную запись: «1843 до Святой горы и Стамбула на харчи 825 грошей». И больше никаких следов такого памятного путешествия — ни в письмах к Неофиту Рильскому, нигде! Относится ли эта запись к паломничеству самого Захария или же имеет иной смысл, точно не известно, но вероятность его исключить, видимо, нельзя.
Для болгарских художников Афон имел особое значение. После падения Византии здесь поддерживался очаг византийской культуры и искусства, с XV столетия это был и центр болгарского искусства, а во второй половине XVIII — начале XIX века многие идеи национального Возрождения возникали в среде афонских просветителей и зографов, распространяясь оттуда на болгарские земли. Афонская школа живописи XVIII века — один из важнейших истоков искусства болгарского Возрождения. Монументальные росписи и иконы афонского письма служили образцом для подражания; сюда устремлялись и многие зографы — учиться или работать. На Афоне, видимо, бывал и отец Захария Христо Димитров; там учились самоковчанин Йован Иконописец, банские зографы Димитр и Симеон Молеровы, многие другие. В монастырях хранились древние рукописные сочинения писателей и философов болгарского средневековья, хроники и летописи, русские, сербские, греческие, латинские и иные старопечатные книги; в одной из келий Хилендарского монастыря рождались строки бессмертной «Истории славяно-болгарской» отца Паисия.
Апрельским утром Захарий двинулся в путь. Дорога была дальняя — через всю Болгарию к Солуну, а там уже недалеко и вдающийся в Эгейское море трехпалый Халкедонский полуостров, один из выступов которого и есть Святая гора. Ночлег и отдых художник находил в болгарских селах; он с любопытством походил по Солуну, прислушиваясь к многоголосью уличной толпы — греки, турки, валахи, сербы, евреи, цыгане, итальянцы, венгры, левантийцы, арабы… Городом и окрестностями правил твердой рукой Васиф-паша; власть его не распространялась на Афон — он лишь собирал со святых отцов харач — поголовный налог, да за колокольный звон полагалась дань в пользу матери султана. Еще жива была намять о восстании 1821 года: более четырех тысяч поддержавших греческих патриотов афонских иноков тогда нашли смерть в устроенной башибузуками Лобут-паши резне; потом десять лет гарнизон чинил на Афоне грабежи и насилия.
Чем ближе к Святой горе, тем многолюднее. Сотни и сотни разноплеменных и разноязычных богомольцев, паломников, монахов, сборщиков пожертвований, любознательных путешественников, торговцев иконами, образками, лубочными гравюрами, крестами, четками и другим святым товаром стекались сюда со всех концов православного мира. Немало было калек и убогих, надеявшихся на чудесное исцеление от недугов, прокаженных, устремлявшихся в убежище при грузинском Иверском монастыре, еще больше нищих, юродивых, блаженных, отчаявшихся неудачников.
Вот уже городок Эриссо — ворота на Афон, еще несколько часов езды — и таможня, за которой простиралась Святая гора на восемьдесят верст в длину и двадцать в ширину. Логи и овраги, сухая, каменистая земля, пирамидальные кипарисы на склонах гор, каштаны, оливы, лавр, кое-где виноградники, сады, огороды… В горах собирают растущие на отвесных скалах маленькие розы с медовым ароматом; бывает, что и срываются с высоты, но ведь паломники хорошо платят за эти «цветы богородицы». Существам женского пола доступ на Афон заказан: не только женщинам любого сана и возраста, но и кошкам, собакам, коровам, свиньям, овцам, курам и гусыням, так что на дорогах можно увидеть только волов и мулов, в горах дикого зверя, а в небе орлов и стрижей…
Посредине полуострова — городок Карей с фундаментом древнейшего на Афоне храма Успения богородицы, возведенного в 335 году. Отсюда протат — соборное верховное судилище — руководит всей жизнью на Святой горе; в его ведении монастыри, эллинское богословское училище, дома полицейских и таможенных чиновников. По субботам базары, многолюдные, но не шумные, как обычно: тихо и чинно продают и покупают образки, ладанки, иконы, гравюры, кресты, молитвенники, псалтыри, евангелия; на рождество, пасху и успение — большие ярмарки. Здесь же, в Карее, и главные иконописные мастерские. Впоследствии Захарий не раз побывает в этих мастерских с подвешенными к потолку двуногими стативами (мольбертами), познакомится и сойдется со многими афонскими иконописцами — прославленным Геннадием Зографом, русским Поликарпом, греками Прокопосом и Михаилом Ташидисом, искусными мастерами Никифором и Германом, с их учениками Герасимом, Антимом и Гавриилом, Атанасом из Афин, болгарином Матеем и другими.
Из Карея видна вершина Святой горы. В незапамятные времена здесь стоял храм Аполлона, а божеству служил прорицатель Афос (отсюда и название Афона). На самой вершине возвышалась золотая статуя Аполлона. Когда же после казни Иисуса, гласит легенда, сюда пришла богоматерь, идол застонал, рухнул и канул в морской пучине; язычники были обращены в истинную веру, а на Святой горе соорудили несколько храмов. Подниматься сюда нелегко — часа три по крутым каменистым склонам, но зато в ясные вечера при заходе солнца можно увидеть острова Лемнос, Тасос, Имброс, Самофракию, а дальше в одной стороне гору Олимп, в другой Константинополь…
Вокруг куда ни глянь — обветшавшие от времени башни монастырей, обнесенных высокими стенами с железными воротами, — греческих, болгарских, русских, сербских, валашских, молдавских, грузинских… Только больших храмов не менее тридцати, десять при скитах, двадцать на кладбищах, да еще около двухсот часовен. Монастыри Иверский, Пантократора, Каракаллу, Ставрониката, апостола Павла, Вартопед — один из самых больших, богатых и почитаемых, Зографский, Хилендарский… Неподалеку от Карея, на берегу моря — Руссика, русский монастырь св. великомученика Пантелеймона, основанный во времена князя Владимира и сына его Ярослава. Еще в конце XVIII века здесь было полторы тысячи монахов, три церкви и двадцать часовен, привлекавшие толпы паломников множеством святынь, нетленных мощей угодников и чудотворных икон. В добрые старые времена русских, болгар, сербов было куда больше — только болгарских обителей, по свидетельству Паисия, не менее десяти, а сейчас греки потеснили сербов в Вартопеде, болгар в Зографе и даже русских в Руссике: славянам нынче отводилась подчиненная роль, и надменные ставленники константинопольского патриарха взирали на них свысока.
