Роже Авермат - Рубенс
Для каждого человека настает время мудрости. Рубенс приближается к шестидесяти. Но разве это причина, чтобы сдаться и уйти на покой? Конечно, кое в чем он разочаровался. Но как может сдаться тот, у кого молодая жена? И как может считать себя стариком тот, в чьем роскошном доме не умолкают крики новорожденных? В январе 1632 года родилась Клара Иоганна, в июле 1633-го — Франциск… Старшие сыновья Рубенса стали уже взрослыми. Петер Пауль окружен друзьями, книгами, коллекциями. У него есть работа — он по-прежнему неутомим.
Он написал новую серию картонов для ковров — «Жизнь Ахилла». Такого рода заказы могут себе позволить одни лишь венценосцы. Странные это получились картоны! По традиции их пишут темперой — Рубенс написал их маслом по дереву. Должно быть, Рубенс, наложивший печать своего влияния на все жанры, хочет обновить и ковроткацкое искусство. Но он слишком живописец и слишком необуздан в своей живописи, чтобы добиться успеха в жанре, который требует сдержанности в стиле и более аналитичного использования цвета.
Одновременно Рубенс заканчивает большую композицию, которая по богатству колорита может считаться одним из самых лучших его творений. Это триптих, предназначенный для алтаря братства св. Ильдефонсо, основанного эрцгерцогом Альбертом при церкви св. Якова на Куденберге в Брюсселе. В центральной части дева Мария передает св. Ильдефонсо свой покров. На створках изображены эрцгерцог и эрцгерцогиня со своими святыми патронами, на оборотной стороне створок — святое семейство под яблоней. Не многие произведения Рубенса отмечены таким вдохновением, как этот ансамбль из пяти картин, написанных широко и сочно. Видение художника стало более мягким, мазок — более воздушным.
В таком же стиле Рубенс повторяет один из своих любимых сюжетов — «Поклонение волхвов». Ему нравится по своей прихоти варьировать вокруг божественного младенца сказочный облик персонажей, которые, согласно легенде, явились с востока с богатыми дарами, ведомые звездой. Иногда в его картинах сцена эта приобретает более интимный характер, но чаще всего она служит поводом для пышной постановки, потому что именно театральная сторона эпизода больше всего привлекает художника. Он чувствует себя в ударе, когда ему удается поиграть переливами тканей, экзотичностью фигур, роскошью даров, разнообразием животных. Вот почему одним из лучших его произведений остается картина, исполненная для главного алтаря аббатства св. Михаила в Антверпене. Сколько бы он ни варьировал сюжет, ни переставлял акценты, ни разнообразил эффекты — превзойти собственный шедевр ему не удалось…
Он написал себя вдвоем с Еленой в саду своего особняка на Ваппер. В дальнейшем этот сад и архитектура дома послужили декорацией для еще более лирических сцен. На их фоне Рубенс изображал счастливые пары, группы богато одетых мужчин и женщин, обитающих в мире, из которого как бы изгнаны все заботы. Это творения счастливого человека, который щедро делится с другими своим счастьем.
Страсть к политике обуздать нелегко, а человеку с характером победителя вообще нелегко от чего-нибудь отказаться. Но мало-помалу он успокоился и к тому же обнаружил, что существуют радости более надежные, чем политическая игра, которая всегда чревата разочарованиями. Удовлетворенный и счастливый, Рубенс не боится пресыщения — против него у Петера Пауля есть чудодейственный талисман: его волшебные кисти.
XIV
МУДРОСТЬ (1634–1636)
Несмотря на трудные времена, мастерская Рубенса отнюдь не бездействует. Великие мира сего по-прежнему благосклонны к антверпенскому художнику, хотя и не спешат расплачиваться с ним. Он, как всегда, завален всевозможными заказами — начиная от больших полотен, которых требуют венценосцы, и кончая иллюстрациями, которые ему поручает его друг Моретус. У Рубенса много помощников. Имена их могут меняться, но правила для всех одни. Глава мастерской делает беглые наброски — они воспроизводят их на холсте или на дереве в увеличенном масштабе в соответствии с заданными размерами. Точно полководец на поле сражения, Рубенс наблюдает за ходом работ — здесь исправит деталь, тут закончит фигуру. В больших композициях он особенно тщательно исправляет нижнюю часть — ту, что прежде всего рассматривают зрители. Остальное предоставляется помощникам. Разве он может сам поспеть выполнить все, что ему заказывают? Ведь тогда ему пришлось бы забросить все, чем он интересуется, а он жадно следит за книжными новинками, за открытиями в области физики и за последними находками римской археологии.
После разрыва с Ворстерманом, который стал работать на ван Дейка, Рубенс взял к себе в мастерскую Пауля Понтиуса[247]. Этот ученик Ворстермана менее одарен, чем его учитель, но он довольно тонко передает в гравюре все оттенки палитры. А для Рубенса это важнее всего. Он хочет, чтобы гравер точно воспроизводил его живопись. Он нашел наконец именно таких истолкователей, какие ему нужны: это братья Болсверты, уроженцы Голландии. Для старшего, Боэтиуса, характерны мощный штрих и подчеркнутые контуры. Он четко и точно передает формы и эффекты светотени: правда, его техника жестковата, но Рубенсу в какой-то мере удается ее смягчить. Схелдерик, прозванный Схелте, более тонко передает оттенки, непринужденно сочетая силу с изяществом. Он одухотвореннее и мягче Боэтиуса. В частности, он один из лучших интерпретаторов рубенсовского пейзажа. Братья прекрасно дополняют друг друга и больше остальных граверов соответствуют требованиям главы мастерской.
Наряду с виртуозами гравюры на меди у Рубенса работает и мастер гравюры на дереве — Кристоф Егер [248], немец, натурализовавшийся в Антверпене. Гравюры на дереве, как правило рассчитанные на более демократического зрителя, продаются на рынках и ярмарках. Рубенс не может упустить такую возможность поддержать свою славу. Однако его не удовлетворяет кропотливая, но довольно скованная манера местных ксилографов — и этот вид искусства он хочет отметить печатью своей индивидуальности. Под руководством Рубенса Кристоф Егер опрокидывает все принятые представления о гравюре на дереве и придает ей неведомую дотоле сочность фактуры…
Едва только получены первые оттиски гравюр на дереве и на меди, они становятся товаром, который нужно продать. Внутри страны рынков сбыта достаточно, но для торговли за границей необходимо иметь привилегию. Причем иной раз тут не обходится без борьбы с пиратами. Так, во Франции Рубенсу пришлось привлечь к суду гравера, который делал копии с его эстампов. Сын Рубенса, Альберт, стал уже настолько взрослым, что мог поддержать отца в этом деле. Чтобы добиться возобновления привилегии во Франции, художник прибегнул к помощи своего друга Пейреска — из-за натянутых отношений между Францией и Испанией для успешного завершения такого дела необходима была протекция.
Политический горизонт по-прежнему затянут тучами. Чтобы объяснить испанскому двору причины провала переговоров с Голландией, тянувшихся почти год, представители Генеральных штатов направили в Мадрид герцога Арсхота. Это вышло совсем некстати. Еще в 1631 году дворяне составили заговор. Они хотели, «следуя славному примеру предков, сбросить невыносимое бремя испанского гнета». О заговоре донесли инфанте; по ее приказу был заточен в монастырь честолюбивый настоятель собора в Камбре — Франсуа Каронделе, вокруг которого группировались недовольные вельможи, такие, как принц Брабантский и принц д’Эпппуа, герцог Бурнонвиль и граф Эгмонт. Шарль д’Аренберг повлиял на своего брата, герцога Арсхота — самого видного представителя национальной знати, — и тот тоже присоединился к заговорщикам. Однако заговорщики медлили и ничего не предпринимали. Переход на сторону Голландии графа Анри де Берга, получившего солидную мзду, остался единичным эпизодом. Честолюбивые, но нерешительные заговорщики возлагали все надежды на Францию, а Франция хотела, чтобы они начали действовать, — тогда она обещала их поддержать.
Конец всем этим колебаниям положил Жербье, который по-прежнему представлял в Брюсселе английского короля. За 20 тысяч экю он выдал все подробности заговора. По приказу короля маркиз д’Антона немедля бросил в тюрьму руководителей заговора, герцог Арсхот был арестован в Мадриде. Филипп IV сообщил об этом собравшимся в Брюсселе Генеральным штатам и приказал делегатам немедля разъехаться по своим провинциям — они безропотно повиновались. Так печально закончилась мечта нидерландцев о независимости. Снова началась война. Соединенные Провинции заключили оборонительный договор с Францией, и штатгальтер Фредерик Хендрик предложил Франции раздел Испанских Нидерландов!
Между тем во Фландрию наконец прибыл дон Фердинанд — правитель, о котором уже давно оповестили страну. В десять лет ставший архиепископом Толедским, а позднее кардиналом, дон Фердинанд, теперь уже двадцатипятилетний молодой человек и отец троих детей, недавно выступил и на военном поприще. Он внес существенную лепту в победу при Нордлингене, одержанную императорскими войсками над армией лютеран под командованием Бернарда Саксен-Веймарского и шведского генерала Горна. Эта блестящая победа, пришедшая после долгой полосы неудач, поддержала поблекшую славу Испании.
