Вера Лукницкая - Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)
Все высыпали из шалашей. Стали колотить в гонг. Потом подняли крик. Залаяли собаки, заржали лошади. Изюбр вновь протрубил из леса. Тигр ушел.
- И вы так и не увидели его?
- Нет, мой друг. Мы потом даже вздремнули остаток ночи. С рассветом пробудились фазаны, закаркали вороны, застрекотали сороки. Тайга стряхивала с себя сон от верхушек до корней. И мне казалось, что она просыпается от немоты, в которую поверг нас всех страх.
Поутру мы всюду искали след тигра. Медведь, изюбр и коза оставляют больше следов - сломанных веток, примятых листьев. Тигр же скользит меж ветвей, а не продирается сквозь них. Потому его трудно обнаружить.
В одном из сел увидели тигровую ловушку. Это ужасное сооружение. Внутри огромной железной клети визжала привязанная собака. Если бы тигр вскочил в ловушку, он задел бы спусковой рычаг - дверца бы захлопнулась. Ловушка резко выделялась на фоне изумрудной травы и темно-вишневых гроздьев дикого винограда. Неподалеку от нее Тунли наконец заметил следы полосатого хищника.
Вторая тигровая ночь застала меня в гостях у моего любимого спутника в таежных дебрях - старого охотника Тунли. Там таких охотников называют манзами. Тигр утащил его любимую собаку, и Тунли поклялся отомстить. Он пригласил меня в свое жилище - фанзу. Я согласился. В следующую ночь мы устроили засаду.
- Кто такой Тунли? - спросил Миша.
- Тунли - ну, как тебе объяснить... сын леса. Он тот, кто знает каждую тропу, читает каждый след, как мы мудрую книгу. Он знает деревья, травы, землю, приметы явлений природы. С Тунли не страшен ни один враг. Никакой зверь не подкрадется, чтоб его не услышал Тунли. У него хитрость лисы, глаз сокола, слух зайца, чутье собаки, ловкость тигра. Человек и зверь соединились в Тунли. Но зверь не заглушил человека. Сердце Тунли отзывчиво к нуждам каждого: русского, корейца, ребенка, старика. Он бережет дерево и жалеет замерзшего зверька. Тайга ему мать, жена, путники ему дети. Пройдет Тунли по тем же тропам, где десятки людей искали заветный корень женьшень и не нашли ничего, и обязательно отыщет два или даже три ценных корешка. И золотой песок часто находил, и соболей бил лучших, и панты - самое большое в тайге сокровище - добывал.
Тунли никогда не бегает от опасности. Он осторожен, хитер, но бесстрашен. Идет навстречу хищнику, уповая на свой рок. Считает, что неизбежное наступит в свой час. Я многому научился у него. Может быть, и этому.
Тунли и два его приятеля заботились в тайге обо мне, как о малом ребенке. Они стерегли меня, кормили, согревали. В минуту испытаний я видел рядом улыбающееся лицо старого охотника, и это всегда ободряло. "Зачем я им, - думал я, - зачем я старому Тунли? Что получили они от меня хорошего?" Мне было так горько, когда наши казаки уверяли что лесные бродяги непременно меня зарежут в тайге. А я вернулся не только невредимым, но и ос преданным другом. Тогда они сказали, что это случайность, что "Бог спас". Тунли знал об этом. Как я ни уговаривал его остаться в станице, он ушел. А вещь именно с такими людьми, как Тунли, и постигаешь, что все люди - братья.
Но придет время, и все люди поймут умом, как Тунли понял сердцем, что все живое на земле не чужое нам. Наступит совсем другая жизнь. Расцветет вся планета, и не только, как цейлонские и персидские сады, цветами-растениями, не только бережным отношением к природе, ко всему живому на земле, но и отношением человека к человеку. Словом, добром.
- Разве Тунли один такой человек? - спросил Миша.
- Нет, конечно, Добрых людей повсюду немало. И среди арабов, и персов, и русских, и японцев, и финнов, и итальянцев.
- А про вторую ночь тоже расскажете?
- Слушайте. Тунли устроил засаду. Мне досталось место недалеко от приманки, в густой траве, на самой тигровой тропе. Когда ночные тени легли на землю, меня охватил самый настоящий ужас. Мысли путались. Я вообразил глупость, будто Тунли и его товарищи обманули меня и выставили как жертву голодному зверю, и сами попрятались на вершинах деревьев. Потом я усомнился в своем ружье. Если оно откажет - смерть неминуема. Я чуть не сорвался со своего поста. Позже мне было очень и очень стыдно. Я заметил стройную фигуру старика, замершего со своим ружьем у толстого ствола. Он стоял недвижимо и казался деревом. Тунли был здесь. Тунли был готов меня спасать. Горькое раскаяние овладело мной. Я хотел сказать Тунли что-нибудь хорошее, доброе. Но он вдруг помахал рукой и опять замер. Замер и я. Три часа провели мы все в страшном напряжении. В такие минуты жизнь достигает в нас какого-то предела. В такие минуты человек может пойти навстречу самой грозной опасности. Тайга была погружена в глубокий сон. Несчастный козленок, привязанный на тигровой тропе, устал плакать. Зверя не было.
В ночной тишине был слышен шорох падающего листа. Я невольно шагнул в сторону Тунли. Вдруг все вокруг меня загрохотало. "Гром", - подумал я. Но раздался второй раскат, еще более оглушительный и страшный. Я не успел осознать, что это, как задрожали и как-то обмякли мои колени, кровь хлынула в голову, леденящий холод пробежал где-то меж лопаток...
Это ревел тигр. Он приближался. Отчаянно закричал козленок. С ужасом ожидал я увидеть среди листвы два горящих глаза.
Рев тигра среди глухой чащи - это, наверное, самый потрясающий звук, который исходит из груди живого существа. Он только вначале напоминает громовые раскаты, но скоро переходит в рокот, клокотание, потом слышится ворчанье, фырканье, глухой стон. Он рычит, задыхаясь, захлебываясь. Далеко по всей тайге несутся эти ужасающие, клокочущие звуки могучего зверя. Эхо многократно повторяет их. Все живое трепещет, слыша голос царя тайги. И снова, и снова пространство разрывают неистовые громовые раскаты.
Мне показалось, что на несколько секунд я потерял сознание. Два спутника Тунли, забыв ружья, бросились на деревья. Тунли стоял недвижно. Через минуту охотники спустились вниз и заняли свои места. Я за это время успел пережить все оттенки страха - от полного отупения до отчаянной решимости защищаться.
Но тигр, видно, почуял опасность и ушел в свои дебри. Тунли поклялся, что найдет хищника. Мы вернулись в его фанзу.
День за днем мы бродили по тайге. Ах, какое это было чудное время! Мы жили в шалашах, сложенных из ветвей, питались тем, что добывали в лесу. Я никогда не отдыхал лучше и душой, и телом. Давно запропал след тигра. Мы зашли далеко.
- Тигр бежит перед нами, - проговорил Тунли, показывая мне приметы только что прошедшего зверя.
Заслышав рев зверя, я вздрагивал, сердце начинало колотиться. Тунли, замечавший все на моем лице, посмеивался, пока не отучил меня хвататься за ружье раньше его самого.
Долго шли по следу. Нас настигла неспокойная ночь. Началась буря. Тайга глухо шумела, лил дождь. Над головой в сумасшедшем ритме носились тучи. Костер залило водою, мы сбились в кучку и дрожали от холода. Разговор не клеился. Тунли пытался вскипятить чай перед нашим шалашом, но огонь не горел. Маленькие пучки сухой бересты мы хранили под полами промокшей одежды на случай нападения тигра. Вдруг собаки насторожились, потом съежились и, охваченные каким-то предсмертным ужасом, поползли к шалашу под нашу защиту. Заржали кони и опять, как и в первый раз, порвав постромки, бросились к нам.
- Огня! Скорее! - прошептал Тунли. - Тигр идет прямо на нас.
Мы разожгли небольшой костерок внутри шалаша. Огонь немного успокоил и нас, и животных. Шалаш был защищен сзади огромным корневищем поваленного дерева. В другие стороны мы направили четыре наших ружья.
Дождь начал стихать. Костерок, раздуваемый ветром, запылал ярче. Тайга притихала. Временами огонек нашего костра совсем замирал, и сразу же нас обступали мрак, холод и грозящая отовсюду смерть. Тогда Тунли начинал упорно трудиться, и огонь опять вспыхивал. Мы все-таки одолели влагу. Смола, дымная хвоя, валежник все больше и больше разгорались. Наконец запылал настоящий большой костер, и мы почувствовали себя в безопасности.
Послышался далекий хруст.
- Тигр уходит, - сказал Тунли.
Я, признаться, на этот раз был доволен. Может быть, я устал в третий раз переживать одни и те же ощущения. Представлять во тьме страшную пасть зверя и два горящих глаза... Мысленно испытывать его прыжок, которого страшится даже слон. Как ни успокаивал я себя, что со мной три опытных охотника, чувство страха было сильнее.
Тунли проворчал:
- Проклятый зверь опять ушел от меня. Но я найду его, хоть мне пришлось бы ходить за ним длинные годы.
Елисеев замолк. Дети не видели камина, ковра, кресла, они перенеслись в ночь, к костру, в одинокий мокрый шалаш посредине дикой, глухой тайги.
Раздался негромкий смех. Все трое обернулись. В дверях стояла Фаина Михайловна, а рядом с ней высокий голубоглазый светловолосый человек. Он-то и смеялся.
- Какой стыд! Ай-ай! Пугать детей своими охотничьими бреднями. Не верьте ему, дети. Это большой злодей: он убил много тигров, львов и слонов. Вся тайга "от финских хладных скал до стен недвижного Китая" боится его как огня. Тигры бегут от него, как котята от мальчишек, слоны прячутся в норы, словно мыши. А страхи он выдумывает, чтобы печатать свои сочинения и копить деньги на новое путешествие в какую-нибудь Африку. - Он засмеялся и, пристукивая в такт ногой, то ли продекламировал, то ли пропел:
