Маргарита Анисимкова - Каменный пояс, 1979
ЯНТАРНОЕ МОРЕ
Отполыхали летние зори…
И разрисованный сказочной кистью,
лес превратился в янтарное море,
носятся чайками желтые листья.
В солнечном море никто не утонет,
в волны сухие зайди по колено,
и, зачерпнув, сколько входит в ладони,
по ветру кинь разноцветную пену.
Явится тут же корабль пред тобою,
радуга вспыхнет и парусом станет.
Вдаль позовет, поведет за собою —
парусник этот тебя не обманет.
Только поверь — сразу чудо свершится:
лес превратится в янтарное море,
чайками будут листья кружиться
Отполыхали летние зори…
ПЕРВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ
Владимир Карпов
ЖУРКА
Рассказ
1951 года рождения. Участник VII Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве. Окончил Ленинградский театральный институт. Первые рассказы — «Трехдневки», «Не хуже людей», «Багаев, большая деньга, далекая фирма и высокое небо», «Вилась веревочка» — опубликованы в журнале «Наш современник». Для прозы молодого автора характерно внимание к сложным нравственным проблемам и коллизиям, утверждение истинной человечности.
Он никому не сделал ничего плохого. Никому. Никогда.
Ребятня прилипала к забору и смотрела в щели на невидаль. Не где-нибудь в зверинце, а там, в огороде, вышагивала длинноногая, чудаковатая птица, рылась клювом в ботве, что-то отыскивала и, задрав голову, сглатывала. Сквозь изгородь просовывались маленькие руки с зерном, хлебным мякишем. Журавль подходил и, щекоча ладони, склевывал, что давали.
Улететь он не мог. Правое его крыло топорщилось, и при взмахе виделось, как оно изломано, согнуто, будто рука в локте.
И когда высоко в небе проплывали величественные и забавные уголки, Журка бежал за ними вдоль огорода, хлопал крыльями и неистово, словно требовал справедливости, курлыкал. Ребятишки всей душой помогали любимцу, поднимались на цыпочки, тянули головы вверх, и казалось, еще чуть-чуть, и Журка взлетит, но этого «чуть» не хватало. Журка добегал до противоположной изгороди и еще долго бил крыльями и кричал вслед улетающей стае.
— Все равно он когда-нибудь улетит, — упрямо выводил какой-нибудь побольше и поделовитее. — Крыло выправится. Кормить надо лучше.
— Конечно! Поправится, наберется сил и улетит, — соглашались наперебой остальные.
Юрку тоже очень хотелось, чтобы его Журка смог летать, взвился бы однажды над огородом и встал во главе одного из уголков. Юрок был бы только рад, хотя, признаться, и жалко… За лето он привык к Журке, сдружился с ним. Играл, кормил его, на ночь запирал в сарай, где из камыша и травы устроил ему гнездо. И с тех пор, как появился у него журавль, все в квартале, даже взрослые, стали к Юрку внимание проявлять; интересуются всегда: ну как там твой Журка?
Юрок даже приосанился, посерьезнел. А как же? На его плечах забота и ответственность. И жизнь на глазах у людей. Они ведь с Журкой почти артистами стали. Да! Только выходит Юрок в огород, как за забором: «Журка, клюнь! Клюнь, Журка!». Юрок неторопливо, с форсом снимает кепку, наклоняется, и Журка — раз! — долбанет его клювом в затылок. Часто Журка бывает чересчур старательным и клюет так, что голова трещит, но Юрок терпит. Зато другим радостно! Сморщась, почешет затылок, потрясет головой прикрякивая и улыбнется: мол, мозги набекрень, а приятно. А ему и правда — приятно! За забором смех, просят еще, головы в щель суют, кричат:
— Журка, меня клюнь!
— Пусть лучше меня!..
Расставаться с другом всегда тяжело. И все-таки, когда бежит Журка за стаей и кричит, Юрку, может, больше других хочется, чтоб он полетел. И крик этот сносить Юрку не по силам. Он закусывает губу и тужится, едва сдерживая слезы, и виноватым себя отчего-то чувствует.
— Давай-ка, брат, домой за уроки, — зовет с крыльца отец, — Поиграл — хватит. Ты теперь школьник, надо заниматься, а Журка подождет.
Он стоит в грубом, толстом свитере, усатый, большой, сильный. Юрок любит отца и гордится им. Он настоящий охотник! У него не двустволка, как у других, а карабин с оптическим прицелом, и полозья широких лыж покрыты тонкой оленьей шкурой. Он подолгу, месяцами, живет в тайге. Он сильный, добрый, спокойный. Лишь однажды видел Юрок, как разозлился он, вспылил.
Юрок играл с сусликом Сосей на улице. Подошел пьяный сосед дядя Шура, «пошутил» — ткнул папиросой суслику в нос, только Сося увернулся, не будь дураком, цапнул шутника за палец. Дядя Шура взбесился, схватил Сосю, ну и… об землю. Юрок заплакал, вышел отец, увидел Сосю, помрачнел — и дядя Шура летел кубарем аж до своих ворот.
Юрок заманивает журавля в сарай, приговаривает:
— Что, брат, неохота идти? Надо. Я теперь школьник, надо заниматься. Если сразу учиться хорошо не начнешь, то так потом и будешь. Только знаешь, брат, эти палочки у меня никак ровно не получаются. Все пляшут…
Когда Юрок зашел в избу, отец провел ладошкой «против шерсти» по его голове и, мягко улыбнувшись, заговорил:
— Что, брат, может отдадим журавля? Тебя, я гляжу, от него за уши не оттащишь. А ты теперь школьник, надо заниматься. А то учиться не начал, а уж силком приходится за уроки садить. Это не дело, брат.
Юрок потупившись молчал.
— Отдавать надо. Зима на носу, где его держать? В сарае он замерзнет… Вот из детсада приходили, просили… У них там есть условия…
— Я сам всегда за уроки буду усаживаться, только давай Журку не отдадим.
— Ну-у, брат… Ты же большой, а там маленькие. Их много, всем на радость Журка будет.
Конечно, если всем, то отказывать неудобно. Но ведь и тут всем. Каждый день столько людей мимо идут и смотрят, а свои с улицы, так просто-напросто заходят и играют с Журкой так же, как и он, Юрка.
— Нет, не отдадим. Тут тоже многим на радость. За ним уход нужен, а они не смогут. Если надо, пусть сюда приходят, смотрят. Тут недалеко. А за уроки я сам буду усаживаться.
— Ух ты, единоличник, — усмехнулся отец и снова потрепал сына по волосам. — Жить негде ему, говорю, — поглядел на упрямый молящий взгляд, сомкнутые губы, добавил: — Ладно, поживем, увидим.
А дня через три…
— Вот он! Во-о-от о-он! Красивый како-о-ой! — услышал Юрок за забором.
Меж штакетин враз появилось несколько десятков носов. К доскам жалась мелюзга лет по пять. Дверь ворот приоткрылась, и во двор заглянула женщина. Фока, черная коротконогая такса, залаял. На крыльце появился отец. Закрыл в будку пса, кликнул Юрка. Юрок понял: прибыл детсад, и это серьезно.
— Ну что? Давай решай, — сказал отец, когда Юрок подошел. — Видишь, сколько их. Пришли просить.
— Ма-а-альчи-и-ик, о-о-отда-а-ай на-а-ам жу-рав-ля-я-я! — затянула какая-то девочка.
И наперебой загалдели остальные:
— Пусть он у нас живет!
— У нас хорошо!
— Мы его кормить сами будем!
Юрок поглядел на Журку. Тот беззаботно, не подозревая ни о чем, рылся в ботве. Они кормить его будут. А что, он, Юрок? Думают они — нет, каково ему без Журки?!
— Он все равно скоро улетит. Я его почти вылечил, — отговаривался Юра.
— Вот и пусть немного у нас поживет. Пока не улетел, — женщина присела, говорила нараспев, — у нас есть кролик, ежик, но всем ребятам хочется журавля. Все уши прожужжали мне про твоего Журку.
— Надо уметь, Юра, и о других думать. Смотри, сколько их! — Малыши зыркали во все глаза. Ждали.
— Откажем мы им сейчас, не отдадим журавля, знаешь сколько будет горя, слез, а отдадим — столько радости.
— Юра, ты же будешь к нам приходить. Тем более, нам все равно твоя помощь потребуется.
— Ма-а-альчик, отда-а-а-ай, — снова запела девочка.
— Ладно, — решает Юрок, — берите. Только вы хорошо следите за ним. Кормит пусть кто-нибудь один, надежный, а то закормить можно. Двигаться станет мало, разжиреет и заболеть может. Без присмотра не оставляйте, на ночь на замок запирайте… — спешно давал Юрок последние советы.
Рядом с детсадом — магазин. Идут люди за покупками, и непременно, хоть на полминуты задержатся, посмотрят на журавля и детей вокруг него. Юрок тоже частенько стоит в толпе у зеленой оградки. Во двор обычно не заходит. Стоит себе, любуется Журкой, поглядывает на ребятишек, на людей рядом. И никто ничего не знает, кто он, какое отношение имеет к этой красивой птице? И хорошо ему отчего-то, светло на сердце. Уйдет и все вспоминает: как смотрели люди, с каким торжеством какой-нибудь шалопай подставлял голову, а потом чесался и морщился точно так же, как раньше он, как воспитанно и гордо вел себя Журка.
Осень стояла сухая и теплая. Однако по утрам выпадал и белил землю иней. Шел Юрок в школу, заметил — парит сильно изо рта. Решил: надо забежать в детсад, подсказать, чтоб о теплом жилье для журавля позаботились (он у них пока жил в сарайчике). После уроков побежал, проскочил сначала к магазину. Там у входа, устоявшись на деревянном крыльце, согнутая пополам, живая, разговорчивая бабка Сатуниха продавала семечки. Юрка она всегда угощала одной-двумя пригоршнями.
