Виктор Гюго - Том 14. Критические статьи, очерки, письма
Мы переживаем сейчас время панических страхов. Клуб, например, пугает, и это совершенно понятно; это слово, которое масса понимает как цифру 93. А для низших классов 93 — это голод, для средних классов — это максимум, для высших классов — это гильотина.
Но мы живем в 1830 году.
* * *Республика, как ее понимают некоторые, есть война тех, у кого нет ни одного су, ни одной идеи, ни одной добродетели против любого, кто является обладателем хотя бы чего-либо из названного.
Республика, как понимаю ее я, та республика, которая еще не созрела, но которая через столетие завоюет Европу, есть общество, управляющее обществом; в защите оно — национальная гвардия; как суд — суд присяжных; как орган местной власти — это коммуна; как правительственный орган — коллегия избирателей. Четыре основы монархии — армия, магистратура, администрация, пэрство — для этой республики лишь четыре стесняющие ее нароста, которые атрофируются и скоро отомрут.
* * *— Моя жизнь была полна шипов.
— Не поэтому ли вас так терзает совесть?
* * *В хартии всегда есть две стороны: это решение народа и века, и это — листок бумаги. Весь секрет хорошего руководства прогрессивным развитием нации состоит в умении отличать решение общества от того, что просто является листком бумаги. Все принципы, освобожденные предшествовавшими революциями, образуют основу, самую сущность хартии; уважайте их. Таковы свобода вероисповеданий, свобода мысли, свобода печати, свобода собраний, свобода торговли, неприкосновенность личности, свобода пропаганды, театра, подмостков, равенство перед законом, возможность применения всех способностей на всех должностях — все эти священные принципы, которые, подобно электрическому скату, поражают королей, осмеливающихся дотронуться до них. Но о листке бумаги, о форме, редакции, букве закона, вопросах возраста, ценза, избирательного права, правах наследования, несменяемости, карательной системе — об этом беспокойтесь меньше всего и производите реформы по мере того, как время и общество движутся вперед. Буква закона не должна окаменевать, если дела прогрессивны. Если эта буква сопротивляется, ее надо сломать.
* * *Порой хартию надо насиловать, тогда у нее будет потомство.
* * *В делах, касающихся государственной власти: всякий раз, как что-либо возникает, не навязываясь насильно, оно существует по праву.
* * *Когда-нибудь в Европе разразится всеобщая война, война царств против отечеств.
* * *Г-н де Талейран сказал с изящной улыбкой Луи-Филиппу, присягая ему: «Гм! Государь, — это в тринадцатый раз».
* * *Г-н де Талейран сказал год тому назад, в то время, когда много говорили о трилогиях в литературе: «Я тоже хочу создать свою трилогию: я создал Наполеона, я создал дом Бурбонов, я закончу домом Орлеанов».
* * *Только бы пьеса, которую нам играет г-н Талейран, в самом деле ограничилась тремя актами!
* * *Революции — великолепные импровизаторши. Иногда только несколько растрепанные.
* * *Ужасен этот плуг революций! Головы катятся по обеим сторонам лемеха, вспахивающего борозду.
* * *Не разрушайте нашу готическую архитектуру. Пощадите церковные витражи — они трехцветные.
* * *Наполеон говорил: «Я не хочу петуха, его съест лисица». И он выбрал орла. Франция вернула петуха. И вот все лисицы возвращаются украдкой одна за другой, прячась один позади другого. П за Т, В за М. Eia, vigila, Galle! [73]
* * *Есть люди, которые считают себя чрезвычайно передовыми, а находятся еще в 1688-м. Между тем мы уже давно миновали 1789-й.
* * *Новое поколение свершило революцию 1830 года, старое намеревается оплодотворить ее. Безумие, бессилие! Революции — двадцать пять лет, парламенту — шестьдесят, — что может родиться от такого сожительства?
* * *Старцы, не запрещайте доступ к себе в Законодательное собрание; откройте лучше дверь и пропустите молодежь. Подумайте о том, что, закрывая ей вход в палату, вы оставляете ее на площади.
* * *У вас есть прекрасная трибуна из мрамора с барельефами г-на Лемо, и вы хотите использовать ее лишь для себя; чудесно. В один прекрасный день новое поколение перевернет бочку вверх дном, и эта новая трибуна мгновенно окажется связанной с улицей, которая раздавила восьмисотлетнюю монархию. Подумайте об этом.
Заметьте, между прочим, что при всей почтенности вашего возраста все, что вы делаете с августа 1830 года, вы делаете поспешно, легкомысленно и безрассудно. Возможно, что молодежь не дала бы так разбушеваться пожару. В прежней монархии было много полезного, что вы поторопились сжечь, а оно могло бы служить хотя бы фашиной, чтобы завалить глубокий ров, отделяющий нас от будущего. Мы, молодые илоты в политике, неоднократно порицали вас из нашего угла, где вы оставили нас коснеть в бездействии, а ведь мы — те, кто мечтал о всеобщем и полном переустройстве. Но и разрушать и строить заново следовало не сразу, нужно было делать это терпеливо и внимательно, щадя интересы, которые прячутся под старыми социальными зданиями и так часто пускают молодые зеленые побеги. В час, когда все рушится, нужно создать временный приют для всех интересов.
Странное дело! Вы так стары, а зрелости у вас нет.
* * *Вот слова Мирабо, над которыми сейчас пора подумать:
«Мы не дикари, прибывшие голыми с берегов Ориноко для того, чтобы создать общество. Мы старая нация и, вероятно, слишком старая для нашей эпохи. У нас — правительство, существовавшее раньше, король, существовавший раньше, предрассудки, существовавшие раньше; необходимо насколько возможно обратить все это на пользу революции и избежать внезапности перехода».
* * *В современном государственном устройстве Европы каждое государство имеет раба, каждое королевство волочит цепи каторжника. Турция имеет Грецию, Россия — Польшу, Швеция — Норвегию, Пруссия — великое герцогство Познань, Австрия — Ломбардию, Сардиния — Пьемонт, Англия — Ирландию, Франция — Корсику, Голландия — Бельгию. Таким образом, рядом с каждым народом-властелином есть народ-раб, рядом с каждой нацией, находящейся в естественном состоянии, — нации вне естественного состояния. Здание построено плохо: наполовину — мрамор, наполовину — штукатурка.
* * * ОктябрьДух божий, подобно солнцу, дает сразу весь свой свет. Ум человека напоминает бледную луну, у которой есть свои видоизменения, прибывание и убывание, своя ясность и свои пятна, свое полнолуние и исчезновение, которая заимствует весь свет от солнечных лучей и тем не менее порой осмеливается пересекать их.
* * *При всем богатстве идей, широком кругозоре, безукоризненной честности сен-симонисты все же ошибаются. Нельзя основывать религию на одной только морали. Нужна вера, нужен культ. Для того, чтобы внедрить культ и веру, нужны таинства. Для того, чтобы заставить поверить в таинства, нужны чудеса. Творите же чудеса. Будьте пророками, будьте богами сначала, если сможете; затем жрецами, если захотите.
* * *Церковь утверждает, разум отрицает. Между да священника и нет человека только бог мог бы вставить свое слово.
* * *Все, что делается сейчас в области государственного устройства, — не что иное, как плавучий мост. Он служит для того, чтобы перейти с одного берега на другой. Но он не имеет упора в бегущей под ним реке идей, которая недавно смыла старый каменный мост Бурбонов.
* * *Умы, подобные Наполеону, являются точкой пересечения всех человеческих способностей. Нужно много веков, чтобы повторился подобный же случай.
* * *Прежде чем иметь республику, нужно добиться, если это возможно, появления общественных интересов.
* * *Я по-прежнему восхищаюсь Ларошжакленом, Лекюром, Кателино, даже Шаретом; но я их больше не люблю. Я все еще восхищаюсь Мирабо и Наполеоном; но я уже не испытываю к ним ненависти.
* * *Чувство благоговения, которое внушает мне Вандея, теперь для меня только восхищение доблестью. Я вандеец уже не сердцем, но только душою.
* * *Дословная копия анонимного письма, полученного в эти дни г-ном Дюпеном
«Господин спаситель, вы, черт бы вас побрал, готовы притеснять нищих! Поменьше болтай, а не то полетишь у меня вверх тормашками. Я оправлялся и с большими умниками, чем ты! До свидания, будь здоров, пока я тебя не убил».
* * *Плохая похвала сказать о человеке: его политические убеждения не изменились в течение сорока лет. Это значит сказать, что у него не было ни жизненного опыта, ни раздумий, ни сокровенных мыслей по поводу событий. Это значит хвалить воду за то, что она стоячая, дерево за то, что оно мертвое; это значит предпочитать устрицу орлу. Напротив, убеждения изменчивы; нет ничего абсолютного в политике, за исключением ее внутренней нравственности. А нравственность есть дело совести, а не убеждений. Таким образом, убеждения человека могут меняться и заслуживать уважения, лишь бы не менялась его совесть. Каким бы ни было движение — прогрессивным или ретроградным, оно всегда по сути своей жизненно, гуманно, социально. Если что постыдно, так это менять свои мнения ради собственной выгоды, — и тогда безразлично, что именно заставляет вас внезапно перейти от белого к трехцветному и vice versa [74] — деньги или карьера.
