Внутренний СССР - Разгерметизация
По существу в политике Германии тех лет нет никаких хитростей и долгосрочных планов деятельности: носорожья прямолинейность в порыве чувств — лови момент, пока Россия не способна эффективно противостоять, а Англия — по достоверным данным — не будет вмешиваться в Балканский вопрос. То обстоятельство, что германская агентура в Англии давно под колпаком у “Интилледженс сервис” и та пичкает её желательной для политики Лондона информацией, выяснилось только после вступления Великобритании в войну, с началом которой разом была арестована почти вся германская агентура…
Созданию такой уверенности в Берлине способствовала и деятельность германского дипломатического корпуса, представители которого ы разных странах мира похоже выдавали в своих сообщениях в Берлин желаемое за действительное. М.Палеолог приводит свою беседу с С.Д.Сазоновым 15/28 июля 1914 г., в которой Сазонов объяснил Палеологу причины нервозности германского посла Пурталеса:
«Пурталес сходит с ума потому, что его личная ответственность задета. Я боюсь, что он способствовал тому, чтобы его правительство пустилось в эту ужасную авантюру, утверждая будто Россия не выдержит удара и будто, если, паче чаяния, она не уступит, — то Франция изменит русскому союзу. Теперь он видит, в какую пропасть он низверг свою страну.
— Вы уверены в этом?
— Почти… Еще вчера Пурталес уверял нидерландского посланника и бельгийского поверенного в делах, что Россия капитулирует и что это будет триумфом для тройственного союза. Я знаю это из самого лучшего источника.» — ист. 98, с. 47.
М.Палеолог серию своих воспоминаний издал на основе дневниковых записей, которые, как сообщает, делал ежедневно по ходу развития событий. Поэтому не исключено, что приводимая им беседа с С.Д.Сазоновым действительно раскрывает неблаговидную роль и слабость кайзеровской дипломатии, что и привело к ошибочным воззрениям политиков в Берлине на якобы открытые для Германии возможности мирной экспансии в направлении Ближнего Востока через Балканы.
Такова предистория возникновения войны в общеевропейской системе государств, которая в большинстве публикаций на тему начала “первой мировой войны”, опускается и потому остается вне осознания её большинством. Последовательность же внешне видимых событий, якобы ставших причиной той войны, и на которой концентрируют внимание историки, была такова:
(григорианского календаря) — убийство наследника престола Австро-Венгрии юным психопатом, назначенным на роль спускового крючка.
После этого следует серия ультиматумов в адрес Сербии со стороны Австро-Венгрии при подстрекательстве из Берлина, поскольку центрально-европейские державы исходили из предположения о возможности для них добиться своих неоколониалистских целей в ходе непродолжительного локального конфликта между ними и Сербией при невмешательстве России, а тем более — Великобритании.
Австро-Венгрия предъявила Сербии последний ультиматум, по истечении 48-часового срока с момента предъявления которого, намеревалась начать боевые действия против Сербии в случае, если Сербией не будут приняты все пункты этого ультиматума, по существу превращавшего Сербию в город-государство под австрийским протекторатом.
Срок предъявления этого ультиматума был избран умышленно так, чтобы затруднить консультации между Россией и союзной ей Францией. Дело в том, что с 20 июля президент Франции Пуанкаре находился с визитом в Петербурге. Вечером 23 июля броненосец “Франция”, на борту которого находился Пуанкаре, покинул Кронштадт. Вена предъявила Белграду согласованный с Берлином ультиматум сразу же по получении сообщения из Петербурга об отплытии Пуанкаре, которому предстояло плавание продолжительностью около четырех суток. В ходе плавания политическая деятельность президента Франции была затруднена как относительной неразвитостью средств дальней радиосвязи, так и чисто военными аспектами, особенно на переходе Балтийским и Северным морем в оперативной зоне безраздельного господства флота Германии.
из консульства в Праге в Петербург поступило сообщение о еще официально не объявленой, но уже начатой мобилизации Австро-Венгрии. Она была официально объявлена 28 июля одновременно с объявлением Австро-Венгрией войны Сербии.
Австро-Венгрия начала военные действия против Сербии. К этому времени в Генеральном штабе России было уже известно о близости к завершению Австро-Венгрией мобилизационных мероприятий на её границе с Россией. Но еще до получения в Петербурге известия о переходе австрийскими войсками сербской границы, Россия 29 июля объявила о мобилизации четырех армейских округов, предназначенных действовать против Австро-Венгрии; при этом против Германии еще никакие военноподготовительные мероприятия не проводились.
Посол Великобритании в России Дж.Бьюкенен в своих воспоминаниях более подробно, чем Сазонов, описывает события дня 29 июля и упоминает о двух визитах германского посла к министру иностранных дел России. Сазонов же только сообщает о факте своих бесед с германским послом графом Пурталесом, не говоря о числе бесед.
29 июля посол Германии в России между часом и двумя по полудни официально уведомил С.Д.Сазонова о том, что, если Россия не прекратит мобилизационные мероприятия против Австрии, то российская мобилизация автоматически вызовет мобилизацию вооруженных сил Германии в соответствии с союзным договором между Австрией и Германией. Вторично граф Пурталес посетил С.Д.Сазонова в семь часов вечера и «сообщил ему телеграмму германского канцлера с заявлением, что дальнейшее развитие военных приготовлений со стороны России вызовет соответствующие меры со стороны Германии, и что это означает войну (выделено нами: — авт.).
Такое заявление было равносильно ультиматуму [101]. Тем временем русское военное министерство получило сведения об обширных военных приготовлениях, тайно производимых Германией, и о всеобщей мобилизации в Австрии. Приходилось пересмотреть ситуацию. В этот вечер царь, уступая давлению со стороны своих военных советников, неохотно подписал приказ о всеобщей мобилизации. спустя несколько часов после этого он получил следующую телеграмму от германского императора:
“Я уверен, что возможно непосредственное соглашение между вашим правительством и Веной, которому старается способствовать мое правительство. Естественно, что военные приготовления России, представляющие угрозу для Австро-Венгрии, только ускорят катастрофу, которой мы оба стараемся избегнуть.”
Император Николай ответил следующим образом:
“Благодарю за примирительную телеграмму, хотя официальное сообщение, представленное вашим посланником в мое министерство иностранных дел, было составлено совсем в другом тоне. Прошу вас объяснить разницу. Было бы правильным передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию. Полагаюсь на вашу мудрость и дружбу.”
Отправив эту телеграмму, царь Николай вызвал к телефону одного за другим военного министра и начальника генерального штаба и отменил всеобщую мобилизацию. Но мобилизация уже началась, и остановка её, как возражали оба генерала, выбьет из колеи всю военную машину. Царь, однако, продолжал настаивать. Но не смотря на его категорический приказ, военные власти продолжали всеобщую мобилизацию без его ведома.
Тем временем немецкий посланник узнал, что происходит, и в два часа ночи «с 29» на 30 июля приехал в министерство иностранных дел. Видя, что война неизбежна он растерялся и попросил Сазонова посоветовать ему, что телеграфировать своему правительству. Сазонов набросал следующую формулу:
“Если Австрия, признавая, что конфликт с Сербией принял характер общеевропейской важности, объявит о своей готовности взять обратно пункты ультиматума, покушающиеся на принципы сербского суверенитета, Россия обязуется остановить всякие военные приготовления.» — ист. 96, с. 131, 132.
известие о мобилизации Германией её вооруженных сил, происхождение которого не вполне понятно, поступило в Петербург по дипломатическим каналам. С.Д.Сазонов пишет о нем следующее:
«Около полудня 30-го июля в Берлине появился отдельный выпуск германского официоза “Lokal Anzeiger’a”, в котором сообщалось о мобилизации германских армий и флота. Телеграмма Свербеева [102] с этим известием была отправлена незашифрованною в Петроград, через несколько минут после появления означенного листка, и получена мною два часа спустя. Вскоре после отправления своей телеграммы Свербеев был вызван к телефону и услышал от фон-Яго опровержение известия о германской мобилизации. Это сообщение он передал мне также по телеграфу, без всякого замедления. Тем не менее, на этот раз телеграмма попала в мои руки со значительным опозданием. История появления известия о германской мобилизации до сих пор не вполне выяснена. Несомненно одно, что оно появилось на другой день после заседания в Потсдаме коронного Совета и, так или иначе, с ним связано. Никто, конечно не удивится, что к этому известию в России отнеслись весьма серьезно и что декрету о мобилизации армии больше поверили, чем его опровержению. Германские источники относятся к ней различно. Официальные или сочувствующие правительству издания не придают ему никакого значения, оппозиционные же считают его соответствующим истине. Во всяком случае само германское правительство допускает, что оно не осталось без влияния на решение России в вопросе об объявлении всеобщей мобилизации 31-го июля. Так Бетман-Гольвег писал князю Лихновскому, что он думает, что русскую мобилизацию можно объяснить ложными слухами, хотя и тотчас опровергнутыми, о германской мобилизации, которые ходили 30-го по городу и которые могли быть преданы в Петроград.
