Внутренний СССР - Разгерметизация
А это были не слухи, а определенное сообщение отдельного выпуска официозного органа.» — ист. 95, с. 240, 241.
Около 2 часов дня 30-го июля начальник Генерального штаба генерал Янушкевич по телефону обратился к С.Д.Сазонову с просьбой о встрече для личной беседы. В её ходе он уведомил С.Д.Сазонова о том, что германская мобилизация уже проводится и «подвинулась вперед гораздо дальше, чем это предполагалось, и что в виду той быстроты, с которой она, вообще, могла быть произведена (сноска в тексте: По выражению Мольтке германская армия находилась в состоянии постоянной мобилизации), Россия могла оказаться в положении величайшей опасности, если бы мы провели нашу собственную мобилизацию не единовременно, а разбили её на части. Генерал прибавил, что мы могли проиграть войну, ставшую уже неизбежной, раньше чем успели бы вынуть шашку из ножен.» — ист. 95, с. 242.
Далее С.Д.Сазонов приводит слова начальника генерального штаба Янушкевича о том, что военным «до сих пор не удалось получить от Его Величества разрешение издать указ об общей мобилизации и что им стоило величайших усилий добиться согласия Государя мобилизовать четыре военных округа против Австро-Венгрии, даже после объявления ею войны Сербии и бомбардировки Белграда, несмотря на то, что сам Государь заявил Кайзеру, что мобилизация у нас не ведет еще неизбежно к открытию военных действий.» При этом С.Д.Сазонов особо подчеркивает:
«Ту же разницу между мобилизацией и войной проводили у нас на всех ступенях военной администрации и это было хорошо известно всем иностранным военным представителям в Петрограде (курсив наш: — авт.).» — ист. 95, с. 243.
После этого С.Д.Сазонов по телефону испросил аудиенцию у царя и выехал в Петергоф. В начале четвертого часа по полудни 30 июля Сазонов начал свой доклад царю об обстановке и своей беседе с военными и к 16 часам его завершил. После обмена мнениями царь согласился на проведение всеобщей мобилизации:
«Вы правы. Нам ничего другого не остается делать, как ждать нападения. Передайте начальнику генерального штаба мое приказание о мобилизации [103].» — ист. 95, с. 249.
Дж.Бьюкенен также пишет об этой аудиенции более детально:
С.Д.Сазонова «застал царя глубоко взволнованным телеграммой, только что полученной от германского императора. Она гласила; “Моему посланнику дана инструкция обратить внимание вашего правительства на опасности и серьезные последствия мобилизации. Я говорил то же самое в последней телеграмме. Австрия мобилизовалась только против Сербии и только частично. Если Россия мобилизуется против Австро-Венгрии, роль посредника, которую вы так любезно на меня возложили, и которую я принял только по вашему желанию, делается сомнительной, если не совершенно невозможной. Вся тяжесть решения теперь лежит на ваших плечах. Вы несете ответственность за войну и мир.”» — ист. 96, с. 132.
С.Д.Сазонов не приводит текста этой телеграммы, но сообщает в связи с обсуждением её на этой аудиенции:
«Эта телеграмма не успела еще дойти до меня и я ознакомился с нею только в кабинете Государя. Я видел по выражению его лица, насколько он был оскорблен её тоном и содержанием. Одни угрозы и ни слова в ответ на предложение передачи австросербского спора в Гаагский трибунал. Это спасительное предложение, если бы не счастливая случайность, о которой я упомянул, осталось бы, посейчас никому неизвестно [104]. Дав мне время внимательно перечитать злополучную телеграмму, Государь сказал мне взволнованным голосом: “Он требует от меня невозможного. Он забыл или не хочет признать, что австрийская мобилизация была начата раньше русской и теперь требует прекращения нашей, не упоминая ни словом об австрийской. Вы знаете, что я уже раз задержал указ о мобилизации и затем согласился лишь на частичную. Если бы я теперь выразил согласие на требования Германии, мы стояли бы безоружными против мобилизованной Австро-Венгерской армии. Это безумие.» — ист. 95, с. 247.
В ответ была послана телеграмма следующего содержания:
«Я посылаю „имеется в виду в Берлин“ сегодня ночью Татищева [105] с инструкциями. Принимаемые теперь военные меры были решены пять дней тому назад для защиты против Австрии. Я надеюсь от всего сердца, что эти меры никоим образом не повлияют на ваше положение посредника, которое я ценю очень высоко. Необходимо сильное давление на Австрию, чтобы могло произойти соглашение.» — ист. 96, с. 133.
Как видно из ранее цитированных германских документов, именно это и не входило в планы кайзера Вильгельма II, но телеграмма интересна тем, что показывает насколько в Петербурге не понимали существа глобальной и европейской в целом системы отношений и взаимных притязаний государств.
Сразу же по завершении аудиенции С.Д.Сазонов из Петергофа позвонил Янушкевичу и сообщил повеление государя. Янушкевич ответил, что «у него сломался телефон». Смысл этой фразы в том, что он отдает приказ о всеобщей мобилизации, которая не может быть прервана до её завершения.
Известие об объявлении Россией всеобщей мобилизации, вызвало шок в Берлине, поскольку мобилизация приграничных к Германии военных округов была воспринята немцами, рассуждающими , как первый шаг России в начатии ею войны против Германии. В Берлине не могли представить себе всеобщей мобилизации без намерения привести войска в действие против сопредельных мобилизованным военным округам государств.
в Берлине, как сообщает С.Д.Сазонов, ранее чем поступили сведения об объявлении Россией всеобщей мобилизации, было объявлено (Kriegsgefahrzustand). Вряд ли в связи с этим, а в порядке обычного телеграфного обмена последовала телеграмма Николая II Вильгельму II:
«По техническим причинам я не могу остановить свои военные приготовления. Но до тех пор, пока переговоры с Австрией не прерваны, мои войска воздержатся от всякого выступления. Даю вам честное слово.» — ист. 96, с. 133.
Кайзер Вильгельм ответил:
«Я сделал всё, что мог, в своих усилиях сохранить мир. Не я буду нести ответственность за то ужасное несчастье, которое грозит теперь всему цивилизованному миру. От вас зависит отвратить его. Моя дружба к вам и к вашей стране, которую мой дед завещал мне на своем смертном одре, всегда для меня священна. Я был верен России, когда несчастье поразило её, особенно во время последней войны. В настоящий момент вы еще можете спасти европейский мир, остановив ваши военные приготовления.» — ист. 96, с. 133.
По существу это не ответ на разъяснения своей политики Николаем II, а ультиматум в форме намека, который, если не будет принят, то означает войну.
В полночь с 31 июля на 1 августа германский посол посетил С.Д.Сазонова. С.Д.Сазонов пишет:
«… германский посол вручил мне ультиматум, в котором Германия требовала от нас, в двенадцати часовой срок, демобилизации призванных против Австрии и Германии запасных чинов. Это требование, технически невыполнимое, к тому же носило характер акта грубого насилия, так как в замен роспуска наших войск, нам не обещали однородной меры со стороны наших противников. Австрия в ту пору уже завершила свою мобилизацию, а Германия приступила к ней в этот самый день объявлением у себя “положения опасности войны”, а, если верить главе временного Баварского правительства, Курту Эйснеру, вскоре затем убитому, — то и тремя днями раньше. Как будто этого всего было недостаточно, германский ультиматум предъявлял нам еще требования каких то объяснений по поводу принятых нами военных мер.
Ни по существу, ни по форме эти требования не были, само собою разумеется, допустимы. Военные приготовления наших западных соседей представляли для нас величайшую опасность, от которой нас могло оградить только немедленное прекращение ими всяких мобилизационных мер. Не приходится говорить о том, что демобилизация, в эту минуту, внесла бы полное и непоправимое расстройство во всю нашу военную организацию, которою наши противники, оставаясь мобилизованными, не замедлили бы воспользоваться, чтобы беспрепятственно осуществить свои замыслы.
Передавая мне ультиматум своего правительства германский посол обнаружил большую возбужденность и настойчиво повторял свое требование демобилизации. мне удалось сохранить мое спокойствие и я мог разъяснить ему, без раздражения, причины, по которым русское правительство не могло пойти на встречу желаниям Германии.» — ист. 95, с. 257, 258.
Германия и Австро-Венгрия таким образом угрожали Сербии, а не России, в отношении которой они проводили политику шантажа и запугивания угрозой военного столкновения, дабы исключить вмешательство России на стороне Сербии в наведение ими германского порядка на Балканах.
Россия проявила неуступчивость к шантажу, но не смотря на то, что Россия ещё не объявила войны ни Австро-Венгрии, ни подстрекавшей её Германии, в Берлине не смогли придумать ничего иного, как объявить России войну, хотя многие и понимали, что это — предопределенно проигранная война: Франция — союзник России, имеет к Германии территориальные претензии (Эльзас, Лотарингия, отторгнуты от Франции во франко-прусской войне 1871 г.), а в затяжной войне на два фронта шансов одержать победу у Германии весьма мало. Кроме того, своим объявлением войны Германия предоставила Италии и Румынии формальный повод не оказывать ей военную поддержку, которую те обязаны были оказать Германии в случае нападения на неё Франции и России соотвественно (ист. 100, с. 294). Отказаться от своих претензий к Сербии у лидеров центрально-европейских держав не хватило ни ума, ни воли, поскольку была надежда реализовать мизерный шанс победы в “блиц-криге” над франко-русскими союзниками поочередно.
