Василий Авенариус - И твой восторг уразумел... Книги для всех Василия Авенариуса
Обзор книги Василий Авенариус - И твой восторг уразумел... Книги для всех Василия Авенариуса
Не всякого полюбит счастье,
Не все родились для венцов.
Блажен, кто знает сладострастье
Высоких мыслей и стихов!
Кто наслаждение прекрасным
В прекрасный получил удел
И твой восторг уразумел
Восторгом пламенным и ясным.
ПушкинЧитающей публике это имя — Авенариус — впервые открылось в 1885 году, вызвав восторги и изумление: писатель только что издал свою дилогию о Пушкине. А до этого, как теперь говорят, "звездного часа" он, весьма преуспевающий чиновник, вот уже двадцать лет все только ученически пытался покорить гордую музу поэзии. Пушкин же сразу сделал малоизвестного беллетриста и славным, и почитаемым. Им впервые заинтересовались всерьез. И тут выяснилось, что Авенаруис — это не только так сразу полюбившийся всем его «Пушкин», но это еще и увлекательные повести и романы о самых загадочных временах российской истории, это и романизированные жизнеописания многих-многих великих людей, это и стихи, былины, сказки… Одним словом, это изумительные книги для семейного, домашнего чтения, одинаково полезные и интересные для любознательных — от гимназиста до академика Это книги для всех, всех, всех отныне, с пушкинской дилогии, на титуле каждой из книг Василия Петровича Авенариуса, многократно и большими тиражами переиздававшихся в конце XIX — начале XX века, стала печататься ремарка, очень много в ту пору значившая: "Одобрено Ученым Комитетом Министерства народного просвещения и рекомендовано Учебным комитетом ведомства императрицы Марии для всех библиотек учебных заведений, а равно для наград". Это был доверительный знак, свидетельствовавший не только о популярности и достаточно высоком художественном уровне рекомендуемых юношеству книг, но еще и о том, что, как тогда писали, "они излучают свет истинного знания".
Давайте и мы откроем для себя нового замечательного писателя, при этом тепло позавидуем нашим пращурам в том, что у них были такие Учители жизни. Давайте прочитаем его книги и попытаемся понять, чем они прельщали, чем так магнетически завораживали и чем даже сегодня интересны и нужны людям конца двадцатого столетия.
"Мои родители, — вспоминал писатель, — как и многие из предков, происходили из лютеранских пасторских семей и были очень начитанны в иностранных литературах. Отец, также пастор, был известный в свое время проповедник, преподавал в учебных заведениях и, в качестве действительного члена Императорского географического общества, все свое свободное время посвящал разработке географических материалов. Мать, воспитывая своих многочисленных (пятнадцать! — Т. П.) детей, в то же время руководила и церковной школой отца".
Прервем эту сухую, но важную справку, чтобы сказать тут главное: Василий Петрович родился 28 сентября 1839 года в знаменитом — и не удержимся от восклицания: пушкинском! — Царском Селе. Именно здесь, в Александровском лицее его отец Петр Александрович был законоучителем. В огромной и дружной семье помимо Василия еще трое его братьев прославили среди россиян фамилию Авенариусов. Рано умерший Александр был одаренным публицистом и переводчиком в журнале Н. А. Некрасова «Современник»; Николай — учитель и автор трудов по педагогике и археологии; Михаил — известный физик-теоретик, член-корреспондент Академии наук, профессор Киевского университета и директор обсерватории.
Лучшие годы своего детства будущий писатель провел по соседству с Царкосельским лицеем, где все ему напоминало о великом поэте России — его кумире. Читать Василий выучился рано. В огромной библиотеке своего бездетного дяди, в доме которого он прожил семь лет, мальчик жадно набросился сперва на романы Фенимора Купера и Вальтера Скотта, Диккенса и Теккерея, Э. Бульвера-Литтона и Александра Дюма — то есть он вовсе не был исключением и читал то же самое, что читали в его годы все и что читаем до сих пор и мы сами. Пушкин же, а вслед за ним Гоголь, Лермонтов, Фет, Майков, Щербина пришли к нему позже — уже тогда, когда десятилетнего отрока после домашнего и гувернерского пестования отдали образовывать далее — сперва в отцовскую церковную школу, а затем — в пятую петербургскую гимназию, которую он окончил в 1857 году. В этом же году Василий Авенариус сдал успешно экзамены на естественное отделение математического факультета Петербургского университета. (Такой выбор, важный, как мы увидим, для всего его будущего пути, дался ему, очевидно, непросто: он был скорее всего подсказан чадолюбивым семейством.)
Впечатлительный юноша, ставший студентом-химиком, в эту пору аккуратно, любовно, с вензелями и виньетками заполняет тетрадь за тетрадью, но вовсе не формулами превращения веществ, а… стихами! Царское — повторим: пушкинское! — Село, "обитель муз и вдохновенья", сотворило свое тайное и благородное действо: заворожило еще одну романтическую душу магией слов, завлекло ее на писательскую многотрудную стезю.
Еще два года университетских штудий оставались у Авенариуса впереди, когда любители поэзии получили его первую книгу стихотворений. Она вышла в Санкт-Петербурге тремя выпусками в 1859–1860 годах и — увы — никакого шума в литературе не произвела, зато учинила настоящую бурю в умонастроении и поведении самого автора, обычно сдержанного и неспешного в решениях и поступках. Карьера ученого-химика? О, нет, она не состоялась. И тут не помогло даже то, что попал Василий Авенариус в число самых одаренных выпускников университета, направленных на годичную стажировку за границу. Здесь он со свойственным ему усердием изучал… новейшие способы сахароварения, так и не пригодившиеся ему больше никогда в дальнейшей жизни. И читал Гёте.
В 1862 году возвратившийся из Германии кандидат естественных наук Авенариус получает назначение на службу, и начинается у него, как и у большинства российских литераторов, двойная жизнь. С одной стороны — он ревностный служака в одном из департаментов Министерства внутренних дел: здесь прошли первые восемнадцать лет его чиновничьих усердствований. Но параллельно и несколько независимо от этого шла вторая его жизнь, наполненная потаенным, мало кем понимаемым творческим вдохновенным горением, сладостными муками слова. И вот попробуй тут пойми, какая из них главнее. Первая его кормила, обеспечивала житейскими благами, одаривала знаками общественного признания — орденами, званиями (он дослужился до генеральского чина тайного советника). А жизнь другая — что она? Всего-то тешила честолюбивую душу да острила ум. Но именно она и была для него самой что ни на есть главной, она внесла навсегда его скромное имя в историю российской литературы.
После романтически пылкого, но быстротечного увлечения стихами (кто их не писывал в молодости!) Авенариус берется за прозу. "Появившиеся в 1862 г. "Отцы и дети" Тургенева (в то время моего любимого писателя), — читаем в автобиографических записках, — дали мне мысль описать, в повествовательной же форме, студентов-натуралистов, непохожих вовсе на студента-медика Базарова, а таких, какими были мои товарищи и я сам. Осенью 1864 г. моя первая повесть "Современная идиллия" была окончена, перебелена и без ведома кого-либо из родных снесена в редакцию "Отечественных записок". Редакторами-издателями этого журнала были тогда Краевский и Дудышкин; но отделом "изящной словесности" ведал единолично Дудышкин. Когда я с бьющимся сердцем решился, наконец, зайти к нему за ответом, то узнал от него, что повесть ему моя понравилась и будет напечатана… Хотя в повести было более десяти печатных листов, но сколько-нибудь значительным исправлениям или сокращениям в редакции она не подверглась. Объясняется это, может быть, тем, что, набив себе уже руку писанием "казенных бумаг", требующих особой точности и сжатости изложения, я сам исключил из повести все несущественное и скучное… Гонорара за эту мою первую повесть я никакого не получил".
И потекли в томлении долгие дни и месяцы ожидания выхода в свет журнала. "Серьезная болезнь, — вспоминает Авенариус, — заставила меня, по совету Боткина, до вскрытия Невы уехать в Южную Италию. Когда я вернулся опять в Петербург, повесть моя оказалась уже напечатанной (в июньской и июльской книжках "Отечественных записок" за 1865 г.)". И тотчас вызвала, добавим мы, почти ажиотажный интерес у читателей и критиков. Избранная тема и общественный резонанс, ею возбужденный, увлекли автора-дебютанта настолько, что он пишет повесть-продолжение «Поветрие», завершившую дилогию, которая получила точное, символичное название "Бродящие силы" (1867). Через тридцать с лишним лет А. М. Скабичевский в своей "Истории новейшей литературы" (1899) об этих повестях Авенариуса скажет "как о произведших в свое время некоторую сенсацию".
"Мои родственники, — признается Авенариус, — первые годы придавали значение только моей государственной службе, относясь к моим литературным занятиям как к развлечению, баловству. Из постороних лиц всего сочувственнее отнеслись к моей "Современной идиллии" двое: критик "Отечественных записок" Зарин (отец двух современных беллетристов) и мой сослуживец по Министерству внутренних дел, писатель Мордовцев".
