Яков Свет - Колумб
Он очень внимательно выслушивал просьбы Адмирала и с прискорбием отвечал: «К сожалению, ничем помочь не могу — на сей счет нет указаний их высочеств…»
Королевская чета поведением своего наместника осталась довольна. Он воздал должное Адмиралу, он оказал Адмиралу достойный прием. И поступил правильно, отвергнув претензии назойливого генуэзца. Казенный провиант и казенные средства удалось сэкономить, одним словом, наместник оправдал доверие…
Прекрасно. Но с Адмиралом в Санто-Доминго прибыло сто с лишним человек, а зафрахтовать удалось лишь один-единственный кораблик. На нем с трудом удалось разместить пятую часть команды экспедиции. Самого Адмирала, его брата Бартоломе, сына Фернандо и двадцать два моряка. 80 человек остались на Эспаньоле, на родину они не вернулись.
12 сентября 1504 года Адмирал покинул постылую гавань Санто-Доминго и вышел в море. Судно, как и следовало ожидать, оказалось дрянным старым корытом, оно чудом держалось на воде, но кое-как его удалось довести до берегов Кастилии.
7 ноября 1504 года остатки четвертой экспедиции возвратились в Испанию. Адмирал сошел на кастильскую землю в гавани Сан-Лукар-де-Баррамеда. Это было его последнее плавание, и продолжалось оно два года пять месяцев и двадцать восемь дней.
АГОНИЯ
8 или 9 ноября 1504 года Адмирал прибыл в Севилью. Он остановился в холодном и пустом доме в квартале Санта-Мария, неподалеку от кафедрального собора. Жестокий приступ «подагры» приковал его к постели, а между тем двор их высочеств пребывал в пятистах милях от андалузской столицы, в городке Медине-дель-Кампо. Туда, в Медину-дель-Кампо, Адмирал хотел попасть как можно скорее, он надеялся, что королева оценит его последние открытия, и тогда сторицей окупятся все его муки и страдания.
К несчастью для Адмирала и к счастью для его биографов, Диего, его первенец, в Севилье отсутствовал. Наследник Адмирала находился в Медине-дель-Кампо, и между отцом и сыном завязалась переписка, причем большая часть писем сохранилась до наших дней.
Ноющая боль в суставах доводила Адмирала до исступления. Особенно днем. Днем он не мог писать, только в ночные часы несчастные пальцы могли удержать перо, и в длинные ночи поздней севильской осени он писал. Писал своему сыну Диего, писал королевской чете, писал старым своим покровителям. А покровители… Восемь их было в 1492 году. С тех пор много воды утекло. Одних уж нет, а те далече… Умер кардинал Мендоса, умер Кинтанилья, умер Гутьерре де Карденас, в немилости Талавера, в опале Санчес и Сантанхель. Зато в чести Деса, генеральный инквизитор Кастилии, и по-прежнему в фаворе Кабрера. Десе Адмирал пишет чуть ли не каждую ночь.
До Севильи доходили тревожные слухи — королева тяжело больна, возможно, дни ее сочтены. А на королеву Адмирал возлагал все свои надежды, королю он никогда не доверял и короля считал виновником многих своих злосчастий.
Полтора года назад, на Ямайке, не чая, как вырваться из западни и утратив надежду на спасение, Адмирал отрекся от мирских благ и объявил, что ему не нужны «почести и прибыли». Но в ноябре 1504 года, возвратившись в Кастилию, он отдался былым «генуэзским» страстям. С точностью до мараведи пытался он определить, насколько обсчитала его казна и какие суммы он мог бы получить, если бы их высочества не нарушили своих былых обязательств.
В первом своем письме к Диего от 21 ноября 1504 года он писал: «Мой дражайший сын, дон Диего. С курьером получил твое письмо. Это хорошо, что ты сейчас там, то есть при дворе, и имеешь возможность помочь делу и вникнуть в него. Сеньор епископ Палении [Диего де Деса] с той поры, когда я прибыл в Кастилию, мне покровительствовал и споспешествовал восстановлению моей чести. И ныне через него надо добиваться, чтобы мне было возмещено за обиды и чтобы их высочества выполнили то, что мне обещали в соглашении и в патенте, мне данном. И я убежден, что, буде они так сделают, мое достояние и мое величие преумножатся в огромнейшей степени. И думается, что причитается мне в золоте куда больше 40 тысяч песо, если только Сатана не помешает исполнению моих желаний, ибо, когда меня силой вырвали из Индий, причиталось мне много больше этих сорока тысяч. И, клянусь тебе, но пусть это будет только между нами, что из того, что мне следовало бы получить, если пожалования их высочеств выполнялись бы, я, что ни год, недополучаю десять миллионов мараведи и никак не могу добиться возмещения… Диего Мендесу поручил я хлопоты о моей поездке ко двору, но очень опасаюсь за нее, ибо стоят холода, а они да моя хворь мне злейшие враги, особенно в дороге» (105, PI, v. II, 232–243).
В других письмах он жалуется, что его немилосердно обсчитывает казна: причитающуюся ему десятую долю доходов она выплачивает не с общей суммы прибылей, а с пятой ее части, да и, кроме того, ему еще следует получить 331/3 процента с торговых сделок, на которые в свое время имели право адмиралы Кастилии, не говоря уже о восьмой доле от торговли с Индиями (30, 20–45).
А между тем в 1502–1504 годах представители Адмирала на Эспаньоле — Алонсо Санчес Карвахаль и Джованни Антонио Коломбо переправили в Кастилию 22 марки золота. Адмиральского золота на сумму 500 тысяч мараведи. Это немалая сумма, она эквивалентна примерно 5 килограммам золота. Но Адмирал требовал от казны 60 тысяч песо — четверть тонны чистого золота. Причем сумма эта должна была лишь возместить обсчеты казны, а в дальнейшем Адмирал рассчитывал ежегодно получать не меньше 10 миллионов мараведи в год. На эти деньги можно было приобрести 100 килограммов золота. Такой доход получали в Кастилии богатейшие магнаты.
И в то же время Адмирал грезил о вызволении Иерусалима и горы Сионской. Картезианский подвижник Гаспар Горисьо выслушивал его страстные филиппики в защиту нового крестового похода. «Книга пророчеств», духовная лоция освободителей «святой земли», занимала Адмирала, он снова вернулся к ней и стремился ее закончить как можно скорее.
Вероятно, в конце ноября 1504 года он отправил королевской чете пространное письмо, в котором излагал свое крестоносное кредо. Оно настолько важно для уяснения путаных побуждений его автора, что заслуживает быть воспроизведенным в главной своей части.
«Христианнейшие и высочайшие государи! Вот причина, по какой я желаю освободить Дом Господний и вернуть его воинствующей Святой Церкви. Высочайшие цари: сызмальства вступил я в море, дабы плавать в нем, и продолжаю сие и поныне. Искусство мореплавания склоняет тех, кто ему предан, к познанию тайн этого мира. И этому я отдаюсь уже сорок лет. Все, что я оплавал доныне, все я исходил. Толковал и беседовал я с учеными людьми, клириками и мирянами, латинянами и греками, иудеями и маврами, и со многими иными особами прочих верований. Желание мое Владыка Наш счел благим и вдохнул в меня дух к познанию… И я весьма преуспел в морском деле, достаточно изучил астрологию, а также геометрию и арифметику. И душой приобщился, и руки приспособил к искусству чертить фигуры земного шара и на них в должных местах наносить города, реки и горы, острова и гавани, и все это располагать в должном месте.
