Стинг - Разбитая музыка
Луна как большая сырная голова висит над Манхэттеном. Я сижу на заднем сиденье огромного длинного лимузина, который Майлз, Энди и Стюарт послали за мной в аэропорт. Это самый большой автомобиль, какой мне когда-либо доводилось видеть. Сначала мне кажется, что все это шутка, но когда мы пересекаем Ист-Ривер, которая мерцает в лунном свете под металлической конструкцией моста, напоминающего скелет, а смутные очертания легендарных небоскребов появляются впереди, я начинаю подозревать, что действительно попал в Америку. Мое первое посещение Нью-Йорка станет началом продолжающегося и по сей день романа с этим городом, который опьяняет меня как никакой другой. Это город необузданной фантазии, головокружительных, невероятных мечтаний, легендарной прямоты и грубости, а также кипучей общественной жизни. Я влюблен с первого взгляда. Лимузин объезжает наполненные водой выбоины на дороге, а решетки канализационных люков извергают столбы белого пара, которые поднимаются из какого-то таинственного и опасного прометеевского подземного мира, скрывающегося прямо под улицами города. Даже облупленный облик Бауэри[19] кажется мне волнующим.
Снаружи CBGB, знаменитый нью-йоркский клуб, из которого вышли группы Velvet Underground, Television и Talking Heads, выглядит как дешевый ярмарочный балаган. Сегодня вечер пятницы, и какие-то бездельники, праздно шатающиеся около входа, кажутся совершенно равнодушными и усиленно прихорашиваются, когда лимузин останавливается у двери клуба. Я подхожу к дверям и называю себя, держа в руке футляр с гитарой. Мрачного вида девушка с явным избытком макияжа на лице, сгорбившаяся, словно под грузом всех несчастий мира, вводит меня в сумрак клуба. Помещение длинное и узкое, заполненное примерно на треть. Здесь присутствует горстка сотрудников звукозаписывающей компании, хотя один из заместителей директора отдела распространения предупредил Майлза, что это пустая трата времени и мы все равно не получим ни от кого никакого содействия. Майлз холодно ответил ему, что никакое содействие нам и не требуется. Таким образом, аудитория состоит исключительно из коренного населения клуба и нескольких сотрудников фирмы звукозаписи, заинтригованных нашей дерзостью и независимостью. Мы сами оплатили себе дорогу, отдав авиакомпании Sir Freddy Laker по шестьдесят фунтов с носа за пересечение Атлантики. Остальные члены группы находятся в городе уже день или два и просто опьянели от восторга. Но если они захмелели от впечатлений, то я близок к состоянию левитации, измученный и осоловевший от разницы во времени и головокружительной новизны города. Этим вечером я дам какой-то потусторонний концерт, вопя и завывая, как привидение. Я буду парить над сценой, освободившись от земного притяжения, а остальные будут играть с такой неистовой одержимостью, что ни один человек в клубе не сможет упрекнуть нас в том, что мы приехали сюда зря. Концерт продлится два часа, и между отделениями мне придется разыскивать себе пропитание, чтобы немного поддержать силы. Рядом с клубом я обнаруживаю круглосуточную закусочную, почти пустую, если не считать нескольких случайных ночных посетителей. Быстро просмотрев меню, я подсчитываю, что моих денег хватит на то, чтобы купить салат и кофе. Когда приносят порцию салата, я просто не верю своим глазам — настолько она большая. Я на всякий случай, уточняю, не сделал ли я заказ на целую семью — ведь я не хочу попасть в глупое положение — но нет: это обычная американская порция, салат «от шефа». За чашкой кофе, очень горячего и бодрящего, я наблюдаю улицу за окном с напряженным вниманием человека, который смотрит мюзикл на широком экране. Каждое желтое такси кажется таким же сказочным, как песня Коула Портера, очертания небоскребов на фоне неба читаются где-то невероятно высоко, подобно тому, как партия кларнета в «Голубой рапсодии» Гершвина венчает архитектуру этого произведения, я думаю о метро, которое грохочет под землей от Манхэттена до Бруклина и Кони-Айленда, и оно наводит меня на мысль о Дюке Эллингтоне.
Официантка возвращается и пытается наполнить мою кофейную чашку. Я краснею от стыда и говорю ей, что у меня нет денег на вторую чашку кофе. Она смотрит на меня с любопытством.
— Парень, я не знаю, откуда ты, но здесь, в Америке, вторая чашка всегда бесплатно.
— Господь, благослови Америку, — шепчу я едва слышно, в то время как свежий кофе согревает мои внутренности и наполняет меня благодарностью и тысячей песен. — Это чертовски потрясающий город.
Утро понедельника застанет нас в северной части штата в городе Пухкипси, где мы даем концерт в старом варьете. Мы выходим на сцену и видим в зале только шестерых зрителей. Очевидно, что все они смущены этой ситуацией не меньше нас. Они сидят отдельно, рассредоточившись по разным частям похожего на пещеру помещения. Не желая чересчур долго ломать голову над загадкой такой бешеной популярности, я приглашаю всех присутствующих поближе к сцене, и они послушно тянутся с задних рядов, чтобы занять шесть кресел перед самой рампой. Я спрашиваю имя каждого из присутствующих и церемонно представляю их друг другу, а потом членам группы. И когда лед, наконец, сломан, мы даем один из самых бешеных и блестящих концертов за всю историю наших выступлений. Возбужденные абсурдностью ситуации, вдохновляемые зрителями, попавшими в не менее абсурдное положение, мы играем на бис, песню за песней, с сумасшедшей и странной в сложившихся обстоятельствах страстью. По окончании концерта вся наша аудитория явится к нам за кулисы. Окажется, что трое из присутствующих — диджеи, и завтра состоится дерзкий дебют «Roxanne» на местных радиостанциях. В течение нескольких следующих месяцев мы сыграем в каждом занюханном клубе между Монреалем и Майями, а на западном побережье — от Ванкувера до Сан-Диего. Мы будем играть с одинаковой страстью для любой аудитории, будь то шесть или шестьсот человек. Бессонными ночами мы проедем тысячи миль и будем бесчисленное число раз разгружать и загружать наше оборудование. Мы будем отвоевывать свою территорию, выступление за выступлением, город за городом, и, хотя многие промоутеры и владельцы клубов не окупят своих первоначальных вложений, все они пригласят нас приехать снова и будут сторицей вознаграждены за свою веру в нас. Главное наследие нашей группы — это, конечно, песни, но основой нашего легендарного успеха станет и тот факт, что мы были готовы играть везде, ехать на любое расстояние, спать всюду, лишь бы было где приклонить голову, выкладываться на сто процентов, и при этом никогда не жаловались. Мы были бедными родственниками, которые превратились в настоящих воинов, и уже ничто не могло нас остановить.
