Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Таким образом, независимо от своего желания, Карл VII был практически вынужден судить герцога Алансонского судом пэров, причем он должен был присутствовать на нем лично, по крайней мере, в решающие моменты процесса. Можно предположить, что король хотел бы получить иной ответ, который позволил бы ему избежать этого торжественного, но в то же время обременительного проявления королевского величия, а также дал бы ему больше свободы в принятии окончательного решения. Он мог ожидать, что, используя все формальности, пэры Франции, в силу личной солидарности, не колеблясь, заявят свои "протесты", в смысле помилования, конечно.

Существует несколько версий, с небольшими расхождениями, относительно "формы и основ суда Парламента", который состоялся в Вандоме 28 августа 1458 года. Любопытно, что наиболее полный и достоверный список присутствовавших, содержащий 131 имя, содержится в отчете, предназначенном для ветерана франко-английских войн, Джона Фастольфа [618]. Надо сказать, что мероприятие приняло международный масштаб. Это число почти совпадает с числом 133 персонажей, изображенных на знаменитой миниатюре Жана Фуке или художника его школы, которая изображена на фронтисписе книги Джованни Боккаччо О несчастиях знаменитых людей (De casibus virorum et feminarum illustrium) в переводе Лоренцо де Премьфорте [619]. Подавляющее большинство этих персонажей были, так или иначе, чиновниками короны и советниками Парламента, поскольку не могло быть и речи о том, чтобы они уклонились от вызова, если это было угодно их государю. Что касается церковных пэров, то на суд явились все шесть (архиепископ Реймса, епископы Лаона, Лангра, Бове, Шалона и Нуайона), но только четыре епископа представляли другие епархии, хотя тогда во Франции их насчитывалось девяносто четыре [620]. Из принцев и великих сеньоров, находившихся рядом с Карлом VII восседавшем "на своем королевском троне" украшенном в флер-де-лис [621], упоминаются, одиннадцатилетний младший сын короля Карл Французски, два герцога (Орлеанский и Бурбонский) и восемь графов (Ангулемский, Мэнский, Э, Ла Марш, Фуа, Вандомский, Лаваль и Дюнуа). Среди этих десяти герцоги Орлеанский, Бурбонский, графы Ангулемский и дю Мэн уже были пэрами, а Карл д'Артуа, граф д'Э, и Гастон IV, граф де Фуа [622], были возведены в достоинство пэров именно по этому случаю. В то время во Франции формально насчитывалось восемнадцать герцогов, включая трех церковных (архиепископ Реймса, епископы Лаона и Лангра), и восемьдесят шесть графов, включая трех церковных (епископы Бове, Нуайона и Шалона), которые были должны "по особому дарованному королем праву присутствовать на коронации в городе Реймс, так и в других местах при необходимости" [623]. Так что собрание знати в 1458 году представляло далеко не полную картину феодальной и епископальной Франции. Например, король Рене, находившийся в то время в Провансе, пэр Франции по своему герцогству Анжуйскому, на заседаниях суда не присутствовал, хотя его должным образом вызвали [624].

Благодаря рассказу Жоржа Шатлена, мы достаточно хорошо осведомлены о реакции на вызов в суд трижды пэра Филиппа Доброго. Сначала он получил повестку от простого советника Парламента, которую, по понятным причинам, проигнорировал. Но в конце концов герцог отправил ответ состоящий из четырех пунктов: 1. Аррасский договор формально освобождал его от обязанности присутствовать в суде; 2. Дата заседания была назначена слишком скоропалительно, не оставляя времени для подготовки; 3. Тем не менее, из чистой вежливости он согласен удовлетворить просьбу короля; 4. Но он прибудет в окружении большой вооруженной свиты и во главе целой армии (как пообещал Черный Принц, когда Карл V в 1368 году вызвал его в суд). И он уже, в качестве меры предосторожности, назначил сбор своих войск на 24 июня, как это сделал Карл VII 1 июня. Что касается, графа де Шароле (будущего Карла Смелого), то он заявил, что готов в любом случае явиться в Парижа, даже если для этого ему придется пересечь все королевство из одного конца в другой. В результате напряжение между двумя государями возросло. Люди задавались вопросом, собирается ли король идти против англичан или против Филиппа Доброго, поскольку герцог приютил у себя беглого Дофина. Однако после после переговоров с гербовым королем Ордена Золотого руна Карл VII смирился и решил, что разумнее обойтись без личного присутствия герцога и достаточно будет представляющей его делегации.

Интересна также случай с Ришмоном, который оставался коннетаблем Франции, но после смерти своего брата Пьера II (22 сентября 1457 года) стал герцогом Бретонским, Артуром III. Через своего секретаря Бертрана Брисонне, Карл VII послал ему в Нант "уведомление" явиться на суд. Герцог проконсультировался со своим Советом и 11 мая 1458 года дал следующий ответ: 1. Он считает, что Бретань не является герцогством-пэрством, поэтому он не обязан подчиняться; 2. Как коннетабль Франции, он должен подчиняться приказам короля относительно командования армией, но сейчас не тот случай; 3. Его герцогство зависело от королевского правосудия в целом и Парижского Парламента в частности только в двух случаях: невозможность осуществления правосудия его судами (отсутствие закона) или отказ в осуществлении правосудия, и опять же это не тот случай [625].

Если верить Шатлену, судебный процесс, который первоначально планировали провести в королевском замке Монтаржи, предназначался не только для "суда пэров" над герцогом, но и для того, чтобы "вершить правосудие над всеми, как великими, так и малыми, и выслушивать все жалобы и претензии своего королевства". Возможно, так оно и было, поскольку, согласно тому же источнику, весной 1458 года король задумал убить двух зайцев одним выстрелом: предать суду и герцога Алансонского, и графа Арманьяка за его частные проступки. Возможно, Карл VII нацелился и на самого Филиппа Доброго, так как, по словам Шатлена, он "хотел напугать герцога Бургундского, который предоставил убежище его непокорному сыну. По этому вопросу, представленному собранию пэров, он надеялся получить правовой совет, и если бы упомянутый герцог Бургундский был признан виновным вместе с герцогом Алансонским, он воспользовался бы своим правом вершить правосудие, чтобы осудить и его". По правде говоря, программа была обширной.

Бургундские послы, Жан де Крой, Симон де Лален, магистр Жан Л'Орфевр, известный как президент Совета Люксембурга, а также гербовый король Ордена Золотого руна (Жан Лефевр), ждали в Париже решения короля. Но ничего не приходило. Один из них писал: "Некоторым казалось, что король все еще колеблется по поводу того, проводить или не проводить суд, а также по поводу места и дня заседания". В то же время стало известно о контактах между Филиппом Добрым и графом Уориком, что могло серьезно обеспокоить Карла VII, поскольку английский граф "больше склонялся к Бургундии, чем к Франции, и придерживался нелестного мнения о королеве [Англии]", Маргарите Анжуйской. Можно представить, как королевский Совет тщательно взвешивает все "за" и "против". Тогда же находившийся на смертном одре епископ Мо, Жан Ле Мёнье (он умер 22 июня 1458 года), который, "был приглашен королем для допроса герцога Алансонского", для успокоения своей совести послал за Жаном Л'Орфевром и поведал ему, что десять или двенадцать слуг герцога были напрасно обвинены в участии в заговоре между ним, Дофином и герцогом Бургундским.