Александр Нильский - Закулисная хроника
— Так относиться к Грибоедовскому произведению нельзя, — говорю я ему. — Он несет околесную…
— Это вы про кого? — перебил меня Смольков.
— Да вот про этого господина.
— Не беспокойтесь, в спектакле он не будет играть.
— Я вас не понимаю.
— Он так, приставной… Горича будет играть другой артист, Востоков, а он только поставлен для репетиции, чтобы вам веселее было…
— Но, позвольте, это тоже не дело: репетировать будет один, а играть другой.
— Ничего, другой-то у меня больше жалованья получает и без репетиций бывает хорош…
В нижегородской труппе служил на выходных ролях какой-то отчаянный пьяница, однако, скрывавший свою слабость и притворявшийся трезвым.
Однажды проходит он мимо Федора Константиновича, сильно покачиваясь. Тот его останавливает строгим замечанием:
— Пьян?
Актер понял, что скрыть своего состояния нельзя, гордо выпрямился и ответил:
— И горжусь этим!
— Дурак!
— Не сердись, благородный джентльмен.
— Ах, ты безобразник! Хочешь, чтоб я тебя оштрафовал?!
— За что?
— А вот за этого самого джентльмена.
Когда этот анекдот был пересказан покойному драматургу А. Н. Островскому, то он очень много смеялся и даже впоследствии воспользовался им в одной из своих пьес, позаимствовав, впрочем, только первую его половину.
Будучи свободным в один из спектаклей, сижу я в ложе с Смольковым и созерцаю какую-то мелодраму. Один из участвующих был против обыкновения плох. По этому поводу я повел разговор с антрепренером.
— Почему он сегодня не интересен? В прошлый раз он был несравненно лучше…
— Он сегодня хорошо играть не может.
— Почему?
— У него деньги пропали.
Большинство актеров, служивших у Федора Константиновича, пользовались казенной квартирой. Около театра возвышался полуразвалившийся деревянный дом, который разделен был на крохотные квартиры, в одну и две комнаты. Одинокие пользовались комнатой, семейные двумя. В этом доме проживала почти вся труппа; не гнушались казенной квартирой также и такие артисты-гастролеры, как Полтавцев, Милославский и другие.
Отставной артист императорских петербургских театров Прусаков последние годы жизни пребывал в Нижнем Новгороде. Когда Смольков жаловался, что негде достать хороших актеров, я указал ему на талантливого Прусакова, сидевшего не у дел.
— Он невозможен, — ответил Федор Константинович.
— Отчего?
— Зашибает очень.
— Вероятно, от безделья, а если его пристроить к работе, может быть, он остепенится.
— Пробовал я, да ничего не выходит. Поручил было ему роль Муромского в «Свадьбе Кречинского», но вдосталь наплакался… В первом акте всю публику привел он в восторг. Зрители не могли нахвалиться. Во втором он не выходит, все было тихо и хорошо. В третьем же его еле-еле на сцену вывели. Упился так, что вся публика из театра разбежалась… Впрочем, это уж пьеса такая глупая.
— А пьеса-то при чем?
— А при том, что автор ведь знал, что Муромского должен резонер играть. А резонера в каждом акте выпускать нужно, потому что все они пьяницы. Как где их пропустите, там они и напьются.
У Смолькова был какой-то склад вина или просто винный погреб. Поэтому он очень охотно ссужал своих служащих «натурой» и потом их ругал «пьяницами». Жалованье любил задерживать и вообще предпочитал выдачу его мелочами.
Является к нему однажды актер Г-ни и просит денег.
— Нет! — отрезал антрепренер.
— Но я очень нуждаюсь, у меня семья…
— Это все равно.
— Я ведь не авансом прошу, у меня есть заработанные…
— Неужели ты не понимаешь, что у коммерческого человека не может быть свободных капиталов!
— Да ведь мне несколько целковых всего, — при чем тут капиталы?!
— Хочешь водкой брать — бери, а чистоганом расплатиться не могу.
— Помилуйте, на что мне водка?
— Можешь продать.
Наконец, после долгого препирательства, выдает он ему целковый.
— Что же это вы смеяться надо мной вздумали, что ли?
— Нисколько.
— Что я могу сделать на целковый?
— Ежели скромно жить, то можно на него дня четыре быть сытым.
— Это с семьей-то?
— Конечно… Поди по лавкам, хорошенько поторгуйся, может, где и на мецената наскочишь — что-нибудь в подарок даст.
— Так ведь можно и без вашего рубля идти милостыню сбирать…
— Эх, ты! Знать, еще нужды не испытал…
— Ну, служа у вас, трудно ее не испытать!
— Ах, ты, неблагодарный! Я ли стесняю из вас кого: сколько хочешь, бери у меня вина и даже авансом…
Подобные разговоры у Смолькова бывали зауряд. Он пресерьезно считал себя благодетелем и каждого корил тем, что «вином не стесняет», а потом удивлялся всем и находил всех «пропойцами».
Служил у Федора Константиновича комиком Константин Загорский, который, при постановке комедии «Любовь и предрассудок», как удачно загримировался Смольковым в роли заики Пикока, что весь театр помирал со смеха, доглядывая то на оригинал, то на копию. Смольков вместе с другими хохотал, а потом, когда кто-то намекнул ему, что Загорский на сцене передразнил его, он рассердился. Прибежал за кулисы и внушительно закричал на актера:
— Как ты смел мной выходить? Я тебя за это оштрафую и засужу.
— Помилуйте, Федор Константинович, за что же?
— А за то, что нельзя хозяина представлять в комическом виде. Другое дело, если бы ты представил меня молодым, красивым и без порока.
— Но ведь тогда я не был бы на вас похож ни на иоту.
— Ничего не значит. Все-таки мне приятнее видеть себя прекрасным.
Покидая Нижний Новгород, я разговорился с Смольковым о дальнейших театральных делах его.
— Будете, — спрашиваю, — ставить еще «Смерть Иоанна Грозного»?
— Непременно… Сорву еще сборика два наверное…
— А кто у вас будет играть Царя Ивана? найдется ли актер на эту роль?
— Трусов.
— Но ведь она не в его средствах. Он всю жизнь играет амплуа молодых людей…
— Нет, он хорошо стариков играет. Они у него отлично выходят…
Про актера Востокова Федор Константинович выражался так:
— Хороший он актер, очень хороший…
— Да, если бы не так запивал, был бы выдающимся.
— Он и теперь очень выдающийся актер… Прекрасный актер…
— Чем же, помилуйте, теперь-то? Всегда пьян и никогда роли не знает.
— Да я не за сцену его хвалю.
— А за что?
— Насчет денег не спорит. Передашь ли ему, не додашь ли — молчит и никакого скандала.
В действительности И. В. Востоков был очень способною личностью, к несчастью, загубленною пристрастием к вину. Кроме своего сценического дарования, он обладал недурным литературным пером и прекрасно перевел несколько драм, комедий и водевилей, которые в свое время держались в репертуаре и пользовались успехом. Разумеется, эти работы его принадлежат к раннему периоду жизни, ко времени пребывания его на сцене московского Малого театра. Я познакомился с Востоковым в период его полнейшего расслабления, когда все от него сторонились, по причине его невоздержности и того брезгливого чувства, которое он внушал всем и каждому.
