Николай Караченцов - Корабль плывет
Он работал каждую минуту…
А еще бывало после спектакля мы с ним шли в Дом кино на просмотр, часов в 11–12 вечера, на какой-нибудь фильм известного зарубежного режиссера. Например, Феллини, Скорсезе, Трюффо или братьев Тавиани. Потом обсуждали то, что увидели. Это было сотворчество. У нас был нюх на самое выдающееся кино, которое не показывали в обычных советских кинотеатрах. Оно вызывало у нас массу ассоциаций с окружающей жизнью.
Володя читал самую лучшую литературу. Он рассказывал о своих впечатлениях, о своей жизни, о своих переживаниях, разочарованиях. То есть он был все время с нами — с Колей и со мной — жил. И мы всегда об этом вспоминаем, потому что он — личность большого творческого диапазона. Он такой же мощный по энергетике, как и Коля. Я помню его Спартака, который меня потряс, это незабываемо. Понимая, что Коля должен создать нечто весомое, он все время питал его творчески, как бы целебной живой водой орошал.
Однажды Володя пригласил нас к себе на дачу. Мы там ночевали, видели, как его жена, Катя Максимова, собирается утром на репетицию, ест тертую морковку со сметаной. Он делает ей на завтрак кофе… Но мы видели ее и тогда, когда у нее было плохо с позвоночником, когда она не могла сидеть, когда ее лечили иголками, еще чем-то. Помню, как она стояла в автобусе, поскольку могла только стоять или лежать, сидеть она не могла, ходить она тоже не могла. Но она это преодолела и вновь стала танцевать, творить. И для нас эта дружба — многое. На Колино 60-летие все щелыковцы были. Но самый большой для нас подарок был, когда пришли Володя с Катей и ее мамой Татьяной Густавовной. И потом, когда уже была огромная пьянка-гулянка человек на четыреста в «Праге», Володя подошел ко мне и говорит: «А я, Люда, повторяю, чтоб ты не забыла: картина «Русская церковь» — это подарок от нас с Катей, я нарисовал. Не забудьте!»
Теперь эта картина висит у нас дома на самом почетном месте. И я смотрю на нее и думаю, что каждая встреча с Володей и Катей — огромное счастье. Мы действительно их любим безумно. Он подарил нам «Юнону»… Он нам ее подарил, он ее напитал, он ее создал.
Еще хотелось бы рассказать о Диме Брянцеве. До нашего знакомства с ним, мы уже много знали о его творчестве. Дима был знаменитым балетмейстером. Мы смотрели его «Галатею», где прекрасно танцевали Катя Максимова и Мариус Лиепа, и поражались: как такое чудо вообще можно было поставить? Манера этого балетмейстера была просто необыкновенной.
Как-то мы оказались вместе с Димой в санатории «Актер» и подружились. Его и Колю объединяла общая черта — какая-то детскость, умение все воспринимать непосредственно, впитывать все новое. И еще они сошлись во взглядах на творчество, часами беседовали о нем. Коля отлично разбирается в балете, он, можно сказать, вырос в Большом театре, где работала его мама. Поэтому он смог тонко оценить талант Димы, понять его творческую уникальность. И когда Брянцев стал главным балетмейстером Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, мы ходили смотреть его постановки, обсуждали их. Коля досконально разбирал все его балеты. Дима тоже интересовался творчеством Коли, приходил на все его спектакли.
Когда в Ленинград приехал Бежар, мы ходили на все его балеты. Впечатление было фантастическое, и мы радовались тому, что Дима так много перенял от великого француза.
И уникальность Диминого таланта, которую ценил Коля, как раз в том, что он — истинно русский балетмейстер, впитавший в себя все лучшее из творчества и Петипа, и Бежара, и Баланчина. В то же время он выработал свой собственный неподражаемый стиль. На его постановках я хохотала и плакала. Он поставил великий балет «Оптимистическая трагедия». О трагедии женщины, вовлеченной в круговерть революции. Это — женщина-солдат, ничего страшнее быть не может. Дима гениально показал, что женщина и война — вещи несовместные. В финале языком танца, пластики, с поразительной силой показано, как революция ломает ее, женщину, и она гибнет. Ее убили не белогвардейцы. Ее убило то, что она изменила своему предназначению, — быть женщиной — и стала воином. На просмотре этого балета нам с Колей трудно было удержаться от слез.
Или вот спектакль «Травиата», который поставил Дима. Это — одна из его последних работ. Боже, сколько выдумки! Или балет «Укрощение строптивой». Весь зал хохочет, хохочет до слез. Сочетание комедийности и трагедийности — вот, что было замечательно в его творчестве. А его балет «Суламифь», основанный на библейском сюжете? Какая глубина! Такое мог воплотить на сцене только истинно верующий человек.
И опять-таки особая благодарность Диме за то, что он поставил танец для Коли и Инны Михайловны в спектакле «Sorry». Причем поставил совершенно бескорыстно: «Я рад подарить вам все, что могу!»
Как и все композиторы и поэты, с которыми работал Коля, Дима вошел в наш дом, стал близким для нас человеком. Я привыкла, придя домой и, включив автоответчик, слышать его голос «Ну, где вы? Я соскучился! Почему вы не звоните? Пиндосы!» (Это было его любимое выражение). Коля стал крестным Диминого сына Ванечки, который очень похож на отца. Дай Бог ему и его маме Катерине здоровья!
И огромной потерей для нас было то, что почти три года назад Дима пропал… В июле 2004 года он поехал в Прагу и таинственно исчез. Его искали, но безрезультатно. Коля был просто в шоке, он ходил мрачнее тучи. Ведь все его друзья — часть его души, а не только его соавторы. И мне кажется, что с Димой их объединяла общность характеров, неуемность в жизни, огненный темперамент. Помню, когда мы все вместе отдыхали — это был не просто активный отдых. Это было преодоление себя. То мы отправлялись на рыбалку, то катались на водных лыжах, то поднимались бегом в горы, то шли в поход на байдарках… После такого отдыха все тело гудело.
А сейчас я не знаю — жив Дима или нет. Но я все же надеюсь, что жив. Мы его по-прежнему очень любим и по-прежнему ждем. Делом Димы занимались и ФСБ, и Интерпол. Мы обращались к экстрасенсам — кто-то из них утверждает, что он еще жив. Что сделал пластическую операцию и живет где-то в Америке. Что ему угрожали, и он скрылся… Перед поездкой в Прагу Дима затеял в своем театре ремонт. Это огромные деньги, и может это как-то связано с его исчезновением. Я не знаю. Нам просто кажется очень странным, что в течение почти трех лет не могут найти человека.
И вот стоит в Москве театр, который он создал практически заново. А Димы там нет… И становится невыносимо грустно. Но мы с Колей все равно очень-очень его ждем.
Заметки ретрограда
За последние десять лет мы похоронили плеяду великих актеров.
