Николай Караченцов - Корабль плывет
Еще до его гибели я записал клип, на который Владимир Ровенский дал нам деньги.
По тому же сценарию добывались деньги на фильм «Романс о поэте» («Дорога к Пушкину»).
Банкир Ровенский, еще живой, в полном порядке, всегда веселый, всегда в хорошем настроении. У банка оборот сумасшедший. Я сейчас не помню цифры, но какую-то минимальную сумму ему назвал, сказав: «Это не для того, чтобы заработать, а только снять кино». Сказал откровенно, потому что он друг. Хотя в любом случае я по-другому бы не смог. Он в ответ: «Несерьезные деньги для банка». Взял у меня пластинку. На следующее утро позвонил: «Коля, это грандиозно, мне нравится, я завтра собираю совет директоров, поставлю диск прямо во время совещания, чтобы все послушали». Послушали и решили нас финансировать. Мы сделали фильм, но он не получился. Такое случается, притом что был снят роскошный материал. Путаница, по моему мнению, началась в монтаже. Фильм показывали на канале «Культура» шестого июня 1999 года, в юбилейный день рождения Пушкина.
Приехал я в Киев к Володе Быстрякову записывать песню. Приехал на одну работу, а попал на другую. Быстряков говорит: «Коль, у меня хреновое настроение». Он на редкость дотошный композитор, ему очень важно, еще сочиняя, понять, как его песня будет выглядеть при исполнении.
И от певцов он требует именно того, что напридумал, причем очень жестко. Известный певец записал его новую песню. Володя: «Завалил все дело». Поклонницы певца твердят: «Гениально!» Быстряков: «Не то». Певец в ответ: «Людям нравится!» Быстряков: «Короче, Коля, то, что он записал, — чушь полная. Попробуй ты». Я только начал, он сразу: «Коль, в десятку!» И мы, не сходя с места, записали новую песню «Леди Гамильтон». Я же приезжал к нему совершенно по другому поводу. Вернувшись в Москву, зашел в гости к Суриковой… Дальше известно.
Уже не было Володи Ровенского, деньги на клип дал его партнер Александр Андреевич Самошин, Сурикова сняла даже не клип, а маленький фильм. Она устраивала кинопробы, искала мальчика, чтобы он был похож на меня. Нашла ребенка, который уже снимался в кино, очень способный мальчик. Ему, бедному, даже «рисовали» такие же родинки, как у меня. Снялась в клипе Оля Кабо, хотя я был против, потому что в песне
…И была соседка Клава
Двадцати веселых лет,
Тетки ахали — шалава,
Мужики смотрели вслед.
На правах подсобной силы
Мог я в гости заглянуть,
Если Клавдия просила
Застегнуть чего-нибудь…
То есть на экране должна вертеться оторва, а Оля — романтическая героиня. Алла Ильинична сделала кинопробу и для Кабо. Показывает ее мне, я сдаюсь: все точно. То ли парик Оле подобрали, то ли ей перекрасили волосы, к тому же сделали ее конопатой, и она попала в роль.
Так родился клип «Леди Гамильтон», но поскольку я — не эстрадная звезда, то клип не крутят с утра до ночи, как это обычно у них происходит. Его показывают, если идет передача о музыке в кино, о Суриковой или еще о чем-то, близком к этим темам. Зато теперь, когда я прихожу к Алле Ильиничне в гости, по традиции: три минуты молчания — мы слушаем наш клип.
То, что даже для клипа Сурикова предполагаемым исполнителям устраивала кинопробы, лишний раз подчеркивает, что она — абсолютно профессиональный кинорежиссер. Рискну лишний раз обидеть женщин, сказав о ее мужской хватке, но Сурикова — очаровательная женщина, а хватка ее — режиссерская. Прекрасно знает кинопроизводство, все его службы. Не случайно с ней всегда работает сильная команда: режиссерская, операторская, монтажная, костюмерная. Несколько фильмов Сурикова сняла с оператором Гришей Беленьким, и я с ним крепко сдружился. Кстати, Гриша снимал клип «Леди Гамильтон», снимал он и посвященный Пушкину «Романс о поэте».
* * *Наша актерская школа в отличие от западной — это школа сопереживания и перевоплощения. Искусство быть разным в каждой роли — сегодня одним, завтра — другим. Смоктуновский мог сыграть одновременно Гамлета и Деточкина — раскрыть совершенно противоположные характеры. Или Коля, воплотивший на сцене драматический образ Резанова, блеснул в фильме «Ловушка для одинокого мужчины» в роли потрясающе смешного и обаятельного злодея. Я считаю, что искусство перевоплощения — гениальное изобретение русской школы. И когда я вижу, как работает на сцене русский актер и американский, то сравнение оказывается всегда не в пользу последнего. Он не может сделать того же, что наш актер, достичь такой исполнительской высоты и глубины. Или его надо просто завести, довести до вопля, до отчаяния, напоить, наорать на него, ударить его по щекам — только так можно достичь результата. Русскому актеру всего этого не надо. Он открывает какой-то внутренний ларчик, по образному сравнению Станиславского, и начинает плакать, открывает другой — и начинает хохотать. В актере русском все это заложено, развито, он может быть разным в каждой новой роли. И он счастлив от своей безграничности, от того, что сегодня может быть одним, а завтра другим, сегодня сыграть комедийную роль, а завтра — трагедийную. Или вообще что-то шальное, непонятное.
Когда Коле предложили остаться в Америке и сниматься в Голливуде, он сказал: «Зачем мне это надо?! У меня есть свой зритель. Я сторонник нашей школы. Так как вы играете, я играть не стану. А так как я играю, вам вряд ли будет интересно!»
Наверное, поэтому судьба талантливых русских актеров на Западе складывается неудачно. Вот Савелий Крамаров — разве он снялся там в какой-то потрясающей комедийной роли? А здесь все его роли растащили на цитаты. Американским же режиссерам от него требовалось только его колоритное смешное лицо. Карьера не сложилась — Крамаров мелькнул там в нескольких эпизодах и исчез. Он хотел вернуться назад в Россию, где ему предлагали интересные роли, но не судьба — заболел и умер. Олег Видов здесь был кумиром, любимцем наших женщин. Его тоже приглашали в Голливуде только на эпизоды. Я помню его в «Красной жаре», где он сыграл русского офицера милиции — бледная тень Шварценеггера. В роли — всего два слова.
Партнеры
Во время съемок «Старшего сына» мы, младшее поколение, с молодым задором могли спорить на съемках до посинения, до хрипоты, до ругани. И чтобы прервать такую «демократическую» обстановку, Евгений Павлович без разговоров начинал нам показывать, как надо сыграть ту или иную сцену, то, о чем мы умозрительно дискутировали.
Евгений Павлович — пример для жизни актерской, человеческой уникальный. Второго такого сразу и вспомнить не могу. Спустя несколько лет я с Евгением Павловичем начал концертную деятельность. С нами работал Р. Фурманов, ненормальный антрепренер, если не сказать сумасшедший, безумно влюбленный в актеров и в свое дело. Первая совместная поездка планировалась в Керчь, а у меня еще не было никакого концертного репертуара. Песни какие-то знал, стихи, вот и весь творческий багаж. Мы добирались до Керчи от Симферополя на машине, я всю дорогу бренчал на гитаре, показывая аккорды аккомпаниатору Олегу Анисимову, он сидел рядом и записывал на нотном стане гармонию, чтобы профессионально сопровождать мое самодеятельное творчество. Я вышел на сцену еще и со стихами, которые толком выучить не успел, и попросил Олега: «Бери тексты, садись с ними за рояль. Если забуду, шепотом, но громко подсказывай». Конечно, забываю, но делаю вид, что мне мешают, в зале кто-то ходит, за кулисами что-то стучит. Кошмар! Но потихонечку с помощью Олега как-то все прочел. Со временем собрался и репертуар, дело пошло, стал давать сольные концерты.